– Выпей за своих спасителей. Вообще я собирался заняться награждениями несколько позже, но церемония уже и так была скомкана, поэтому я, не откладывая, приступил к раздаче слонов. – Господина барона и генерала фон Гершова за верную службу и многие славные виктории жалую орденом Святого апостола Андрея Первозванного и произвожу в чин окольничего. Известие о награждении вызвало гром приветственных криков, главным образом, конечно, от немцев, но и остальные не отставали. Я же про себя подумал, что настал довольно удобный момент для инкорпорирования своих мекленбургских подданных в русскую элиту и наоборот. – Бессменного моего телохранителя и воеводу ертаульного полка Корнилия Михальского жалую в генералы и думные дворяне. На эту милость реакция оказалась более сдержанной. Все же бывшего лисовчика многие не то чтобы побаивались, но уж точно не любили. – Стольника и кавалера Федора Семеновича Панина за набег на Синоп и умелое командование кораблями велю числить первым российским адмиралом, сиречь морским воеводой. Также его заботам поручаю весь наш флот в Понте Эвксинском и подвластные нашей короне крепости по его берегам. – Гляди, какой цацей стал! – пихнул приятеля в бок Татаринов. – В помощь ему, – не обращая внимания на выкрики, продолжал я, – будет вернейший и старейший из моих слуг шкипер Ян Петерсон, которого произвожу в капитан-командоры и жалую чин московского дворянина. – Опять немчуру жалуют, – не унимался Мишка. – Воеводе Бобрищеву-Пушкину за радение к службе жалую чин стольника и двести четвертей к земельному окладу. – Того и гляди в бояре выйдет, – снова подал голос неугомонный донец. – Есаула Татаринова, – повысил я голос, заставив возмутителя спокойствия замереть от неожиданности, – жалую в полковники казачьих войск! – Это где ж мой полк? – изумился награжденный. – А где похочешь, – еле заметно улыбнулся я. – Сможешь набрать – будет у тебя полк, нет – так и останешься полковником без ничего. Раскрасневшийся от выпитого казак задумался. Собственно говоря, я его сейчас немного подставил. С войсковым атаманом Мартемьяновым они в контрах, и если бы ни война, есаулом ему не бывать. Для казаков с их выборными должностями это, конечно, не трагедия. Ушел бы Мишка в тень до поры до времени, а там видно будет. Но теперь, когда он стал царским полковником… – Стрелецкого полуполковника Фролова жалую полным полковником и чином стольника, – продолжил я. – Полку его быть в граде Азове, а самому Фролову там воеводой. Дальше шли награждения более мелких начальных людей, сотников, командиров пушкарей и прочих. В основном деньгами и небольшими прирезками к казенной даче. Дача сейчас не загородный домик для приятного времяпрепровождения, а поместье, данное служивому человеку, чтобы он не думал о хлебе насущном. Есть еще списки рядовых ратников, отличившихся в боях, но их обнародуют завтра непосредственные начальники. На радостях от победы и рана болеть совсем перестала. А может, пока на коне скакал, те самые мелкие занозы и вышли вон. Не знаю. Засыпал я в эту ночь с Юлдуз под боком и с чувством глубокого удовлетворения. Утром отправил в поход конное войско ойратов и корволант Михальского с приданной ему конной батареей единорогов, а сам вернулся к насущным делам. Глядя на собравшихся соратников, осыпанных накануне моими щедрыми милостями, принялся раздавать приказы. – Значит, так, господин окольничий, – обратился я к Каролю, – забота тебе будет войско отобрать для похода, и заодно сразу же подумай, кого за себя здесь оставишь. Учти, командовать будешь сам, я только рядом постою, свечку подержу. – Будет исполнено, мой кайзер. – А куда ж ты денешься, – ободряюще улыбнулся я Лелику, после чего обернулся к Панину с Петерсоном. – Теперь вы, господа старшие морские начальники. Слыхали, поди, что к Ахтиарской бухте пойдем и десант там высадим? Стало быть, не мешкая готовьте корабли. Сроку вам два дня. Управитесь? – Да, – в один голос ответили мне переглянувшиеся моряки. – Вот и славно. В таком случае более не задерживаю, друзья мои, разве что желаете со мной кофе выпить с печенюшками? Конечно, отказа от царского предложения не последовало. Только я собрался распорядиться, чтобы подали все необходимое, как вперед выступил обычно молчаливый норвежец, вынув из поясной сумки какие-то бумаги. – Ваше величество, позвольте предложить вашему вниманию, – немного сконфуженно начал он. Из всех моих сторонников Ян Петерсон был одним из самых давних и уж совершенно точно самым скромным. Никогда ничего не просил, всегда довольствовался тем, что у него было, проявляя при этом редкую преданность во время неудач, и постоянно трудился. Нельзя сказать, чтобы я совсем уж обходил его наградами, все-таки он успел стать московским дворянином, а теперь вот и капитан-командором, и обзавестись небольшим поместьем, но все же заслуги его позволяли надеяться на значительно большее. – Что там у тебя? – благодушно поинтересовался я, думая, что это челобитная. – Если это в моих силах, можешь считать… – Это проект перевооружения галеаса, – пояснил норвежец, раскладывая на столе чертеж. – В смысле? – не понял я. – Видите ли, государь, – вздохнул Ян, – поразмыслив над прошедшими сражениями и походами, я пришел к выводу, что нам нужны другие корабли. – Здравствуйте-пожалуйста, – хмыкнул я. – Это еще почему? – Галеасы хороши в Средиземном море, особенно у побережья Греции, где береговая линия изрезана множеством маленьких заливов, островков и рифов. Но мы ведь туда не собираемся, не так ли? – Во всяком случае, пока, – дипломатично заметил я. – Тогда нам не нужны весла, – без долгих экивоков рубанул воздух ладонью Петерсон. Вот смотрите, если переоборудовать гребную палубу для размещения дополнительной артиллерии, это усилит нашу огневую мощь и увеличит остойчивость. – Предлагаешь спустить «грифоны» ниже? – Нет. Нужны новые пушки, более тяжелые и дальнобойные. Мы прорубим для них новые порты, а те, что стали ненужными, заделаем. – Но тогда «Святая Елена» станет тяжелой и тихоходной, разве нет? – Совершенно необязательно. Нужно увеличить не только пушечное вооружение, но и парусное. Сделать шире реи, добавить стеньги, избавиться от латинских парусов и поставить вместо них прямые, в таком случае скорость даже вырастет. – Ни черта в этом не понимаю, – признался я, оглушенный всеми этими бом-брам-стеньгами и триселями. – Вам и не нужно, – с морской прямотой отрезал норвежец. – Доверьтесь мне, и я все сделаю. – А ведь это можно проделать и с теми корытами, что притащил из Синопа Панин… – в задумчивости произнес я. – Вполне вероятно, – пожал плечами Петерсон. – То есть ты не уверен? – Ваше величество, я не кораблестроитель. Но «Святую Елену» успел изучить вдоль и поперек еще во время строительства и могу ручаться за это судно. Но вот про трофейных «турок» я этого сказать не могу. – Полагаешь, они худо построены? – Не то чтобы худо. Просто ни в Голландии, ни в Испании, ни даже в Англии так уже не строят. Чаще ставят шпангоуты, иначе крепят к ним набор и обшивку. – Хорошо, я тебя понял. Подготовь подробный проект, составь роспись потребных материалов и количество мастеров. Начнем, пожалуй, с трофеев. Сейчас они все равно небоеспособны, а так, глядишь, толк и выйдет. – Позвольте не согласиться с вами, ваше величество, – упрямо наклонил голову Петерсон. – Нам нужно как можно быстрее, лучше всего в эту зиму переоборудовать именно флагман. На нем есть команда, она успела научиться своему делу. Затем можно будет заняться и турецкими мавнами. – А ты что скажешь, Федя? – Я, государь, в морском деле все равно что новик, – дипломатично ответил новоиспеченный адмирал. – Однако со своей стороны полагаю, что предложение господина Петерсона вельми разумно! – Глянь, как заговорил, – усмехнулся я. – Сразу видно, не ошибся я в тебе. Хорошо, вот закончим войну с татарами и приступим. А теперь ступайте, у меня еще дела есть. С удобством разместившись на обложенном подушками диване в густо увитой виноградной лозой зеленой беседке в небольшом садике, разбитом под стенами дворца паши, я принялся отщипывать спелые ягоды винограда от грозди. – Бурцов, вели позвать хана сюда. У меня к нему разговор имеется. И Рожков пусть явится, будет переводить. Вскоре охрана привела приунывшего крымского владетеля. – Как здоровьишко, почтенный Джанибек-Гирей? – поинтересовался я у изрядно выпившего на вчерашнем пиру пленника. – Славное утро, не находишь? Солнышко, ветерок, птички поют. – Не так я представлял нашу встречу, Иван Федорович, – печально отозвался властитель Крыма, после чего добавил со вздохом: – Кысмет. – Кысмет – это судьба по-нашему, – пояснил служивший нам переводчиком Рожков. – На все воля Всевышнего, – пожал я плечами. – Сегодня я на коне, а завтра кто знает? – Что-то не слышал я о неудачах Мекленбургского шайтана. Не обижайся, царь, но именно так тебя зовут по обоим берегам Черного моря. – Громкое имя всем хорошо. Подобно знамени, оно внушает страх врагам и воодушевляет друзей. К первым я безжалостен, ко вторым щедр и милостив. Скажи мне, брат Джанибек, как дальше жить будем, хочешь стать моим другом? – Сокол не может быть другом своей добычи, – туманно отозвался хан, так что было непонятно, кого он называет добычей. – Все в твоих руках, хан. Сегодня ты и народ твой – злейшие враги царства моего. И потому, если не договоримся, твердо намерен я за обиды прежние вам сторицей воздать! Изведу людоловов под корень! Веришь, что могу? – С тебя станется. – Хочешь того или будем договариваться? – Что ты предлагаешь, русский царь?