Для коронованных супругов установили два больших кресла, вокруг которых стояла стража, пускавшая по очереди всех соискателей счастья. Представлял их присутствующий тут же барон фон Гершов, а герцогиня при необходимости давала своему царственному мужу необходимые пояснения. Тот, впрочем, казалось, почти не обращал внимания на новоприбывших, будучи занят своими детьми. Принц стоял рядом и с жаром что-то рассказывал, а маленькая Евгения сидела на коленях и заливисто смеялась, когда отец щекотал ее. – Иероним Фридрих фон Радлов! – представил Кароль очередного молодого человека. – Часом, не камергера ли герцогини Софии сынок? – осведомился ничего не упускавший царь и снова принялся тормошить смеющуюся принцессу. – Племянник, – пояснила герцогиня, покровительственно кивнув тушующемуся молодому человеку. – Кстати, весьма многообещающий юноша. Весьма успешно окончил Ростокский университет, а теперь ищет вашего покровительства, для того, чтобы про-явить себя на службе. – Была бы шея, – усмехнулся муж, – а хомут найдется. Будет ему служба! – Кроме того, его младшая сестра служит у меня фрейлиной. Как и несколько других девиц знатных мекленбургских родов. – Что, замуж без приданого не берут? Ладно, за этим дело не станет, пристроим. Да хоть на моих рындах, вы только полюбуйтесь на них – жеребцы стоялые! – Фу, Иоганн Альбрехт, как вам не совестно говорить такие вещи при детях! – Ты посмотри, какая у тебя кукла знатная, – продолжал играть с дочерью отец, не обращая внимания на упреки жены. – У нас таких не делают. – Это мне сестрица подарила, – важно ответила принцесса. – Какая еще сестрица? – Как какая? – удивленно воскликнул Карл Густав. – Конечно же, Мария Агнесса! – Ах да, – припомнил царь, и на лицо его набежала легкая тень. – Да, отец, она такая замечательная, умная, смелая и красивая! Она убежала от разбойников, сражалась с пиратами… – Чего делала? – прервал излияния сына донельзя удивленный отец. – Не удивляйтесь, ваше величество, – скупо улыбнулась герцогиня, – ваша старшая дочь, несмотря на юный возраст, весьма одаренная девочка. К тому же обладающая феноменальной способностью всегда находиться в самой гуще событий! – А как там… – Вы, вероятно, хотели спросить, как там фройляйн Рашке? – голос Катарины можно было мазать на хлеб вместо меда. – Впрочем, теперь ее правильнее называть – фрау фон Гершов и, кажется, она счастлива! – Очень рад за нее, – буркнул в ответ Иван Федорович и выразительно посмотрел на Кароля, дескать, чего я еще не знаю? – Ну, вы ведь простили моего брата, – немного смущенно пожал плечами тот. – Ё… жики курносые! – только и смог сказать царь, перейдя на русский. По лицу его было видно, что возникло множество вопросов, требовавших немедленного ответа, но сразу же поговорить с приближенными не получилось. К нему уже шел Филарет. Сняв с колен дочку, государь поднялся и сделал несколько шагов митрополиту навстречу. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, как будто примеряясь, куда ловчее ударить. – Благослови, владыко! – нарушил молчание Иван Федорович. – Бог благословит, – кротко ответил Романов, широко перекрестив всех присутствующих. – Я полагал, ты с прочими пленными вернешься. – Слышал я о том, что ты – царь православный, на всех переговорах требовал освобождения полоненных, – прогудел в ответ Филарет. – Зачтется сие добросердечие тебе на суде Божьем! – На все Его воля, – отвечал ему государь, не переставая пристально смотреть на митрополита. Тот понял невысказанный вопрос и, улыбнувшись в бороду, продолжил: – Но также дошли до меня слухи, что ты много лет жил в разлуке с семьей своей. Грех это! Вот и навестил я твои вотчины в Неметчине. – Вот как! Может, ты и супругу мою в православие перейти уговорил? – Всякому овощу – свое время, государь. Жена твоя в вере тверда, а что инославная, так то – невелик грех. А вот царевича надо будет окрестить в греческой вере. Без того на Руси никак! – Вот будем в Москве и займемся. – Как повелишь. – Что же, на том и порешим. Кстати, как тебе княжество-то мое? – Мекленбург? Да ничего так, не хуже Ростова. Москва, правда, лучше! – Ну-ну, – уловил намек царь. – Ладно, после еще побеседуем, а теперь прости, владыко, мне тут кое с кем потолковать надобно. Рюмин, всегда отличавшийся тонким чутьем, был рядом, и едва царь отошел от митрополита, был тут как тут. – Государь, – как бы невзначай спросил он, – а отчего ты с такой большой свитой на богомолье-то отправился? – Да так, Климушка, – скупо улыбнулся в ответ Иван Федорович. – Тут один король совсем берега попутал. Корабли мои топить вздумал, послов захватывать… ну и, вообще, озорничает, сукин кот! – Так ты на Копенгаген собрался? – Да Господь с тобой, где я и где тот Копенгаген! Нет, дружище. Я ведь человек умеренный и, можно даже сказать – скромный. Так, решил тут один островок навестить. – Эзель, что ли? – Ага. Какой-то он бесхозный, что ли… – Это дело богоугодное, – не стал перечить думный дьяк. – Вот только король Кристиан к моему похищению не причастен! – А кто причастен, папа римский? – Ну, зачем папа. И поближе у тебя, государь, «друзья» есть. – Клим, ну что ты жилы тянешь, прямо скажи, чьих рук дело? – Графа Юленшерны. – Карла Юхана? – Его! И дочку твою тоже он хотел похитить. – И где же он прятался все это время? – Ну, прятался-то он в Дании, это было. И король Кристиан его принял, но вот про дела его вряд ли знал! – Знал, не знал… какая разница?! Датчане вообще в последнее время охамели паче всякой меры. На Белом море до того дошли, что рыбачьи карбасы топят да деревни по берегам разоряют. – Так то – норвеги[30]. – А мне без разницы! Его подданные, его и ответ. К тому же у моих солдат на рожах не написано, кому они служат. Должок вернут и назад, а датчане пусть чухаются. – Ну, так-то оно так… – Кстати, что ты там про дочку мою толковал? – Про Марию-то? Гром, а не девка, даром что мала еще! – Что, правда? – Не то слово! Неудивительно, что Катарина ее в Мекленбурге оставила. Побоялась, небось, что ее детей еще и не таким песням научит. – Каким песням? – А ты послушай, вон Карлушка с Женей напевают. Иван Федорович с удивлением обернулся и увидел, что Карл Густав, Евгения и еще какой-то мальчик, только что к ним присоединившийся, дружно поют: Moskau – fremd und geheimnisvoll, Tuerme aus rotem Gold. Kalt wie das Eis. Moskau – doch wer dich wirklich kennt Der weiss ein Feuer brennt, In dir so heiss[31].