– Скука смертная! – О майн готт! – застонал Болландт и счел за лучшее выйти, чтобы дать себе время немного успокоиться. Оставшись одна, Мария стала с любопытством разглядывать рисовальные принадлежности, разложенные вокруг. Кисти, краски, палитру. Особое ее внимание привлекли лежащие отдельно листы твердой бумаги – почти картона, и несколько заостренных углей, заменявших мастеру карандаши. В своей прежней жизни Шурка очень хотела научиться рисовать, но в селе, где они жили с мамой, не было не то что студии, но даже самого захудалого кружка. Собственно, как и учителя рисования в школе, ставку которого подменял обычно кто-то из других учителей, а потому большинство ее выпускников могли нарисовать разве что дом с трубой. Но юную художницу это не остановило, и бумаги, с помощью карандашей, краски и фломастеров, она перепортила столько, что мать только за голову хваталась. Так что, когда она поступила в техникум (дать обеим дочерям высшее образование – было для их семьи неподъемной задачей), одним из наиболее трудных предметов для нее было черчение. Но, как говорится, терпение и труд все перетрут, и она, хоть и с немалыми усилиями, но освоила эту нелегкую науку. А дальше на помощь пришел случай. Как и многие студенты, она старалась летом хоть немного заработать, а потому не чуралась никакого дела. Однажды ей предложили заняться ремонтом, и она, недолго думая, согласилась. Вместе с компанией из таких же студентов она ходила по квартирам и частным домам, в которых красили стены, клеили обои и вообще делали все, что потребуется. И вот в один прекрасный день, когда заказ на ремонт уже был, а материалы еще не привезли, она шутки ради расписала одну из стен остатками имевшейся у нее краски. Компаньоны не обратили на эти художества особого внимания, поскольку стены все равно предстояло предварительно подшпаклевать, а затем грунтовать. Но стройматериалы на сей раз привез не бригадир, а сам хозяин, и ему неожиданно понравились Шуркины художества. Недолго думая, он сговорился с юным дарованием, чтобы та раскрасила по окончании черновой отделки его студию. Та согласилась и, неожиданно для себя, заработала довольно солидные для нее деньги. Потом был еще заказ, потом еще, и приработок едва не стал основной профессией. В какой-то момент она даже собиралась бросить учебу, и, если бы не старшая сестра, непременно сделала бы это. Но Алена всегда умела трезво смотреть на вещи и смогла убедить ее в необходимости завершения образования. Все эти сцены из прошлой-будущей жизни так ярко промелькнули перед глазами девочки, что она не смогла удержаться и взялась за уголек. Глаза ее затуманились, рука неожиданно обрела силу, и она начал размашистыми движениями покрывать бумажный лист легкими штрихами. – Что это вы делаете, сударыня? – вернул ее к реальности голос мачехи. Оказывается, потерявший всякое терпение живописец, выйдя из залы, встретился с герцогиней и, недолго думая, выложил ей все, что у него накопилось по отношению к юной принцессе. Та немедленно отправилась вслед за ним, а за ней увязались и Карл Густав с Петером, изрядно заскучавшие после того, как остались без компании Марии Агнессы. – Простите, ваше королевское высочество, – испуганно воскликнула девочка. – Я просто немного… – Не проявили усидчивости, не так ли, ваша светлость? – саркастически продолжила ее фразу Катарина Шведская. – Да будет вам известно, что только желание закончить портрет удерживает меня в Берлине и заставляет злоупотреблять гостеприимством курфюрста и его семьи! И потому я нахожу недопустимым… – Матушка, но это же прекрасно! – неожиданно прервал ее сын, увидевший рисунок. – Что?! – Ну, посмотрите, ваше высочество, разве это не прелесть? Герцогиня с недоумением уставилась на листок картона, и черты лица ее смягчились. На рисунке был изображен мальчик, в схематичных чертах которого было легко узнать принца, игравшего со щенком. Несмотря на незаконченность жанровой сценки, в ней чувствовалась экспрессия и какая-то необычайная легкость. Вроде бы всего несколько скупых штрихов сумели показать улыбку мальчика, игривость щенка, так что даже суровая шведская принцесса не смогла остаться равнодушной. – Как давно вы, ваша светлость, получаете уроки рисования? – сдержанно спросил Болландт, мигом оценив работу. – Я?! Простите, я больше не буду… – совсем смутилась Шурка и, густо покраснев, готова была сквозь землю провалиться. – Да я вообще первый раз… – Ну, конечно, – хмыкнула Катарина. – И на языке московитов вы, судя по рассказам вашей матушки, тоже заговорили совершенно неожиданно! – Но я действительно… – Если мне будет позволено? – почтительно вмешался художник. – Да, мастер! – кивнула герцогиня. – Очень может быть, что с принцессой и впрямь не занимался хороший художник. Посмотрите – движение упирается в край листа, кисть руки непропорциональна голове, а собака и вовсе парит в воздухе. У ее светлости зоркий глаз и твердая рука, но перспективе и композиции ее не учили. Весьма вероятно, она имела возможность наблюдать за работой какого-нибудь графика при дворе ее благородной бабушки и, сколько могла, подражала ему. Однако у нее, несомненно, есть талант! И было бы неплохо, чтобы она его развивала, разумеется, под руководством умелого мастера! – Вы полагаете это занятие приличным для принцессы? – высоко подняла брови Катарина. – Разумеется! – оскорбился мастер. – Я ведь не предлагаю ей красить стены… А писать картины – весьма почтенное искусство, и многие высокородные господа не чураются его! – Ну, хорошо, – смягчилась мачеха. – Мы подумаем над этим предложением! Но теперь я хочу знать, как скоро вы завершите свою работу? – Ваше королевское высочество, – низко поклонился живописец. – Еще один-два сеанса и, если ее светлость проявит хоть немного усидчивости, и я закончу работу вчерне. Остальные детали я смогу дописать и в ваше отсутствие, после чего сочту за честь предоставить свой труд на ваш суд. – Что же, это добрые новости! В таком случае заканчивайте вашу работу и не теряйте времени. Весьма скоро я отправлюсь в Московию, и если вы, мастер, хотите получить причитающуюся вам плату – поторапливайтесь! – Конечно-конечно! – рассыпался тот в поклонах и с удвоенной энергией принялся за дело. Оставшееся до конца сеанса время Мария Агнесса провела под зорким присмотром герцогини и ее свиты, а потому стояла не шелохнувшись, как статуя. Когда же мастер закончил с работой и принялся собирать принадлежности, Катарина Шведская, сделав принцессе знак следовать за ней, величаво вышла из залы, снисходительно заявив: – Как это ни странно, но из вас может получиться толк! – Государыня, – набралась нахальства Шурка. – А отчего с моим портретом такая спешка? Герр Болландт спешит так, будто за ним волки гонятся! – Да он-то тут при чем? – усмехнулась мачеха. – И дикие звери его тоже не подгоняют. Просто мастер на службе у Гогенцоллернов, и Анна Прусская хочет извлечь немного выгоды из вашего неожиданного визита. – Простите, ваше королевское высочество, но я вас не совсем понимаю. – Все просто. Пока я буду собираться в Москву, она перешлет эту мазню Иоганну Альбрехту, и, будьте покойны, он отблагодарит ее совершенно по-царски! Хорошие меха всегда в цене, а тут дело пахнет не одним sorok[24] соболей – так московиты называют мешок со шкурками. Да, милочка, новая земля вашего отца столь же богата пушниной, сколь скудна железом и другими металлами. – Так вот для чего она заказала портрет! – воскликнула девочка, проигнорировав шпильку о бедности России. – Заказала! – фыркнула герцогиня. – Он у них на жалованье, и за две-три сотни гульденов мотается между тремя столицами, выполняя прихоти своих господ. Эти Гогенцоллерны никак не могут решить, кто они – бандиты или побирушки! За эту работу придется заплатить мне, а бранденбуржцы его будут в лучшем случае кормить, пока он пачкает холст. – Вам не слишком нравится этот художник? – А вы наблюдательны! Видите ли, принцесса… Самые лучшие мастера-живописцы сейчас в Голландии или Италии. Но поскольку на Апеннинах господствуют паписты, нам никого не остается, кроме жителей страны тюльпанов и каналов. Впрочем, для берлинского двора сойдет и Болландт. – Мы скоро уезжаем? – Как только возможно! Нам нужно заехать в ваши владения, раз уж Иоганну Альбрехту было угодно пожаловать их вам. – А Ивенак – большой город? – Это правильный вопрос, ваша светлость. Я давно заметила, что вы, несмотря на юный возраст, гораздо умнее, чем стараетесь казаться. Поэтому скажу откровенно. Ваш Ивенак – сущая дыра! Это скорее – большая деревня, нежели город. Бывшее монастырское владение на берегу озера. Полсотни дворов местных рыбаков и земледельцев, да и те в большинстве своем поселились там совсем недавно. Дом, правда, весьма недурен, хотя и скромен. Когда-то там была резиденция вашей бабушки – герцогини Клары Марии, и ее мужа – Сигизмунда Августа. Но в любом случае это куда больше, чем ничего, и уж тем более, чем вы могли бы рассчитывать. – Там хоть есть башня? – Башня? – Ну, раз я принцесса, то мне полагается сидеть в башне и ожидать принца, не так ли? – Что же, умение пошутить над собой – редкий дар. Только послушайтесь совета, милочка – не зло-употребляйте им! – Как вам будет угодно, герцогиня. Вы оставите нас с матушкой там? – Ну уж нет! Я вовсе не желаю, чтобы до вас добрались какие-нибудь очередные разбойники. Вы отправитесь со мной в Гюстров, а затем в Росток. А после нашего отъезда вернетесь к бабушке в Вольфенбюттель или останетесь под покровительством герцогини Софии в Шверине. – Благодарю вас, ваше королевское высочество! – Не стоит. Через три дня Катарина Шведская все же смогла покинуть вместе со своей свитой гостеприимный Берлин и вернуться в Мекленбург. Пышный поезд герцогини, помимо собственного немаленького эскорта, сопровождал еще и изрядный отряд бранденбургской стражи. Все же происшествие, случившееся с принцессой Марией Агнессой, наделало немало шума. Несмотря на потраченные усилия и самые тщательные поиски, предпринятые по приказу герцогини, злоумышленники, дерзнувшие посягнуть на дочь Странника, так и не были найдены. Следы их обрывались на берегу моря, где они сели на корабль и отплыли в неизвестном направлении. Разумеется, в Данию и Голландию были посланы гонцы с описанием примет графа Юленшерны и требованием выдать его, буде он найдется, но ожидание ответа могло затянуться. Сам путь не занял много времени, тем более что путешественники старались нигде не задерживаться более необходимого. Все дети, включая Шурку и Петера, ехали в одной карете под присмотром нянек и с усиленной охраной. Даже экипаж герцогини Катарины берегли меньше. Впрочем, рядом с ним практически постоянно находились братья фон Гершовы, вместе с рейтарами, так что за нее тоже можно было не волноваться. Марта, не пожелавшая путешествовать вместе с остальной прислугой, снова переоделась в мужской наряд и проделала весь путь рядом с Каролем и Болеславом. Отдельный возок занимали ростовский митрополит Филарет и думный дьяк Луговской. Их слуги были тоже вооружены и готовы к любой неожиданности, так что разбойники, случись им повстречать на своем пути мекленбургскую герцогиню, подумали бы дважды – а стоит ли связываться с ее свитой? Еще будучи в пути, Катарина начала рассылать по своим владениям распоряжения, с требованием приготовить все необходимое к ее отъезду в Москву, а список этот был весьма внушительным. Но самое главное – герцогине требовалась свита, достойная ее положения и происхождения. Надо сказать, что для местных дворян это было не простое испытание. Одно дело – служить практически у себя дома, а совсем другое – отправляться в далекую страну, где, по слухам, по улицам бродят дикие звери и едят запоздалых путников. Хотя, с другой стороны, все так же были наслышаны о богатствах, лежащих в Московии на каждом шагу. Нужно просто отогнать медведя или волка, и вот тебе – пушнина, воск, сало или же привезенные из Персии диковинные ткани, пряности, золотые украшения! Главное, чтобы не съели, прежде чем разбогатеешь. В общем, для младших сыновей местных дворян далекая Россия, где по воле Провидения стал царем их герцог, и без того была чем-то вроде земли обетованной. Но теперь к ним присоединились еще и их сестры, стремящиеся попасть в свиту Катарины Шведской. Старшие потомки местных аристократов все же считали, что их и здесь неплохо кормят, и не торопились менять место жительства. Местом сбора и дальнейшего отправления должен был стать город Росток. И без того довольно густонаселенный, он в последнее время стал и вовсе больше похож на город Вавилон в пору строительства там небезызвестной башни. Дворяне и купцы, приехавшие выразить почтение своей любимой герцогине, заняли в городе все что только можно, включая чердаки и подвалы. Что уж тут говорить о таком приличном заведении, как трактир фрау Гротте. Все знали, что у нее самые чистые номера в городе и самое лучшее обслуживание! Так что совсем неудивительно, что в нем давно не было свободных мест. Во всяком случае, когда один бывший клиент попытался там остановиться, его ждал отказ. – Ах, это вы, господин Болеслав, – щебетала миловидная служанка, стреляя глазами то в бравого померанца, то в его спутника, тоже одетого как военный, только совсем молоденького. – Очень жаль, но ваша комната занята, точно так же, как и все другие. Простите, но очень много клиентов! – Неужели ничего нельзя придумать, Кетхен? – Ну, разве что госпожа Анна пустит вас к себе, а сама с дочкой переберется жить на дерево! – Как же ты жестока! – Вы тоже были жестоки к своей Кетхен, так поделом вам теперь! – Может быть, нас хоть накормят здесь? – А вот это можно устроить, господин Болеслав. Наш повар готовит не покладая рук. И хотя все это быстро исчезает в бездонных желудках постояльцев, я все же найду, чем накормить вас и вашего друга. Он тоже рейтар, как и вы? – Сделайте такое одолжение, а то мы ужасно проголодались, – звонким голосом отвечал ей приятель фон Гершова-младшего и весело улыбнулся. – Ну, уж такому красавчику я не дам умереть с голоду! – растаяла служанка и убежала на кухню. – Мне показалось, или красотка Кетхен не равнодушна к вашей милости? – с усмешкой спросил у Болеслава его спутник. – Боюсь, теперь у нее другой фаворит, – не остался в долгу померанец, и они весело рассмеялись.