– Зачем вам это знать? – вопросом на вопрос ответила Анна София. – Для опыта. Просто я еще в детстве решила, что ни один самодовольный индюк в штанах никогда не доведет меня до слез! – В детстве? Занятно! – Хорошо, я вам сама расскажу, а если я в чем-то ошиблась, то вы меня поправите. Итак, вам хуже горькой редьки надоел отчий дом, и вы были бы очень рады его покинуть. К сожалению, единственный способ для этого – выйти замуж, а с этим вам хронически не везет. Жених, с которым вы были обручены в детстве, погиб, королевич Владислав очень не нравится вашей благородной матушке, а мой венценосный дядя выбрал вашу сестру. Так? – Что-то вы подозрительно хорошо осведомлены! – Что поделаешь, издержки происхождения. Для ваших служанок я – пустое место, но при этом они ужасно болтливы. – Вы всего пару дней при нашем дворе… что, неужели эти мерзавки так бесстыдно все это обсуждают?! – Еще и не так. Но это не важно. Лучше скажите, вам правда нравится кузен моей мачехи? – Ну, я его очень давно не видела, – смутилась дочка курфюрста. – Можно сказать, с детства. Но нам присылали его портрет, и на нем он такой… – Красавчик? – уточнила Шурка. – Смело делите увиденное на три! Наверняка художник безбожно польстил ему. – Вы думаете? – Уверена! Но в любом случае он сын короля и, с большой вероятностью, сам – будущий король. Я слышала, в Польше любят красивую жизнь, балы и все такое прочее. Так что там всяко будет веселее, чем в Берлине. – Моя матушка и слышать не хочет о его кандидатуре. – Но ведь его отец – сюзерен Пруссии, не так ли? – Да, но он… – Не проявляет настойчивости? Ответом был лишь тяжелый вздох и красноречивое молчание. Принцесса некоторое время смотрела на Анну Софию с сомнением, а потом решилась: – А вы напишите ему! – Как?! – Пером, ваша светлость. Ему сейчас наверняка грустно. Войну он проиграл… – Вашему отцу! – Угу, у моего батюшки просто дар – делать других несчастными. Но о поражении вам писать как раз не надо. Лучше напишите, что восхищаетесь его благородством, храбростью… Что он – цвет рыцарства, наконец! – Вы тоже так думаете? – оживилась девушка. – Нет, конечно, но ему-то об этом зачем знать? – Невероятно! – Да все нормально! Как бы вы ни похвалили мужчину, он с готовностью примет это на свой счет, так уж они устроены. – Но что мне это даст? – Ну, если он и впрямь полагает себя рыцарем, то ему страсть как хочется победить дракона и освободить прекрасную даму. С драконом у него, правда, промашка вышла, но станьте дамой его сердца, и он горы свернет по пути к вам! Анна София, раскрыв рот, слушала откровения мекленбургской принцессы, на какое-то время забыв о ее возрасте. Какие-то суждения показались ей не лишенными смысла, другие просто были повторениями ее тайных чаяний, третьи настолько поразили ее своей оригинальностью, что она поневоле к ним прислушалась. Старшая дочь курфюрста была натурой страстной и увлекающейся. Ее душа и сердце требовали действия, а положение диктовало необходимость покорности и смирения. Совмещать это было трудно, и она тщательно скрывала от других свои мысли. И вдруг – маленькая девочка так спокойно и здраво рассуждает о том, о чем она и думать боялась, не то что говорить. Тут было о чем задуматься. В смятении она дослушала Марию Агнессу и отправилась к себе. Слезы ее высохли, а в глазах зажегся огонь. Шурка проводила Анну Софию скептическим взглядом и продолжила свой путь. Оказалось, что пока она беседовала с девушкой, Марта успела вернуться и ждала дочку в комнате. – Где ты была? – встретила она ее вопросом. – Этот дворец такой большой, – пожала плечами принцесса. – Я просто немного заплутала. А что ты сказала гонцу? – Что с нами все в порядке, и передала письмо для твоей бабушки. А теперь давай переодеваться, пока ты не измяла свой наряд. Он тебе еще пригодится. Девочка покорно стояла перед матерью, давая ей возможность расстегнуть крючки, а кое-где и распороть нитки, а затем выскользнула из платья и, оставшись в одной сорочке, пошлепала к обычной одежде. «Что-то меня опять потянуло устраивать чужую личную жизнь, – запоздало подумала она. – Может, мне брачное агентство открыть?» Маркграфиня не забыла о своей идее заказать портрет принцессы Марии Агнессы и немедленно занялась поисками достойного живописца. Увы, художников в Берлине было не так много, а хороших и того меньше. Заезжих мастеров из Голландии в это время тоже не случилось, но тут на помощь пришел случай. В столице Бранденбурга проездом оказался Генрих Болландт, возвращавшийся из Кенигсберга, где только что закончил работу над портретом герцога Альберта Фредерика, к себе в Байрейт. Он, можно сказать, был придворным художником прусского герцогского дома и, попав в Берлин, не мог не зайти во дворец, чтобы засвидетельствовать свое почтение дочери своего сюзерена. – Как хорошо, что вы зашли, мастер, – обрадовалась Анна. – У меня есть для вас маленькая просьба. – Ваши желания – закон для меня, – почтительно поклонился Болландт. – Вы, ваша светлость, вероятно, хотели бы заказать свой портрет? – Верно, но не свой. – Тогда чей? – Посмотрите, мастер, вон туда. – На детей? – Да. – А кто это? – У нас гостит герцогиня Мекленбургская Катарина… – Это дети Странника? – Именно. – Я слышал, при их дворе часто работали многие знаменитые голландцы. – Это верно, мой друг, я даже слышала, что Катарина Шведская приглашала самого Абрахама Блумарта, чтобы тот написал портреты принца Карла Густава и принцессы Евгении. Но посмотрите внимательнее на старшую девочку. Да-да, на ту, которая играет со щенком. – И кто же она? – Это старшая дочь Иоганна Альбрехта – Мария Агнесса, родившаяся еще до того, как он женился на дочери шведского короля. – Подождите, это та самая принцесса, о чудесном спасении которой от разбойников нынче толкуют на всех углах Берлина? – Да, мастер, и я хотела бы, чтобы вы написали ее портрет. Разве вас не прельщает возможность бросить вызов знаменитому голландцу? – Вы искушаете меня, ваша светлость! – Так мы договорились? – Вы еще спрашиваете! Живописец с энтузиазмом принялся за дело, и для Шурки наступили тяжкие времена. Теперь каждый день ей приходилось по нескольку часов позировать мастеру Болландту. Ситуация усугублялась тем, что герцогиня Катарина собиралась как можно скорее покинуть Берлин, с тем, чтобы начать подготовку к переезду в Москву. Однако, не желая обижать гостеприимную хозяйку, она все же согласилась задержаться на несколько дней, необходимых для работы придворного художника. – Ваша светлость! – старался урезонить принцессу Марию мастер. – Не могли бы вы не шевелиться? Иначе ваше изображение будет далеко от идеала. – Могу себе представить, – хмыкнула Шурка. – Вот и стойте смирно. – Слушаюсь и повинуюсь! – Нет, это решительно невозможно! – всплеснул руками портретист, когда его модель в очередной раз дрогнула. – Вы ни секунду не желаете находиться на месте… – Простите, мастер, – повинилась девочка, – но мне ужасно трудно стоять подобно истукану. Кстати, можно мне посмотреть на вашу работу? – Смотрите, – пожал плечами художник – довольно почтенного вида дяденька примерно сорока лет от роду. – Это что же, – изумилась непоседа, – вы только-только начали мое лицо? – Разумеется! Мне от вас больше ничего не нужно. Для того чтобы написать платье, я найду более спокойную натурщицу. Пока же я напишу эскиз с вашим лицом, а позже перенесу его на основное полотно. – Неужели у меня такой глупый и напыщенный вид? – снова нашла к чему придраться непоседа. – Это парадный портрет, моя госпожа. Вам полагается быть на нем важной и величавой, как это подобает принцессе!