Оставшийся с двумя чернецами священник тем временем слез с коня и внимательно посмотрел на Шурку. – Скажи мне, чадо, – вкрадчиво спросил он, – откуда тебе речь наша ведома? – Так я из Мекленбурга, – наивно похлопала глазами та. – Ишь ты, а я вот из Москвы, а речи немецкой не разумею! – Повезло тебе, батюшка, меня же вот всяким наукам с детства обучают: и письму, и счету, и языкам всяким. Вот и знаю… – Какой он тебе «батюшка», дурень! – сердито оборвал ее монах с дубиной. – Чай, с митрополитом говоришь, а не с простым кутейником![15] Еще и крестишься щепотью, по-еретически! – Тихо, брат Пахомий, – унял его рвение священник. – Напугаешь мальца. Сам рассуди, откуда ему в Неметчине чин знать. Языку нашему разумен – и то за благо! – Простите, господа, если по малолетству что не так сказала, – повинилась Шурка и тут же прикусила язык. К счастью, на ее оговорку никто не обратил внимания. Возможно, из-за того, что у нее давно не было практики в родном языке, речь девочки звучала немного ломано, как будто русский не был для нее привычным. К тому же нежданно-негаданно появившиеся земляки тоже говорили иначе, чем она, хотя и понятно. – Ничто, чадо, я не гневаюсь, – поспешил успокоить ее митрополит и тут же спросил: – А ты православный? – Ой, наши возвращаются! – радостно закричала девочка, игнорируя вопрос о конфессиональной принадлежности. Фон Гершов был ранен в руку, и Марта тут же кинулась к нему, забыв от волнения, что ее пол может оказаться раскрытым. Иржик вроде бы сильно не пострадал, разве что бровь его была рассечена, а скулу украшал небольшой кровоподтек, да и тот был поставлен расходившимися спасителями. Пришедшие им на выручку русские, похоже, потерь не понесли, но прибарахлились за счет погибших разбойников. Во всяком случае, в руках у них появились трофейные тесаки и шпаги, а за поясами пистолеты. Также вели под уздцы захваченных лошадей. – Утекли два татя, владыко, – пояснил тот, кого называли Фролом. – Остальных побили, дабы впредь не разбойничали! – Ну и славно, а это кто такие? – Позвольте представиться, – вышел вперед померанец, мягко отстранив свою спутницу. – Меня зовут Болеслав фон Гершов! Я офицер его царского величества Иоганна Теодоров… На отчестве Болек запнулся, но русские его поняли, благо Шурка им тут же перевела его слова. – Я митрополит Ростовский Филарет, – представился в ответ глава русского отряда и указал на своих спутников: – А это думный дьяк Фрол Луговской со товарищи. Едем мы поклониться матушке царице Екатерине и царевичу с царевной. Да что-то заплутали дорогой. Все тут в Неметчине не по-нашему да непривычно. К тому же языка русского мало кто разумеет. В Польше еще как-то объяснялись, а тут и вовсе. Отрок ваш сказал, что вы с вотчины государя нашего, из Мекленбурга? Так подскажите дорогу, сделайте милость, а вас за то Господь вознаградит! – Вам нет нужды ехать так далеко, – отвечал им Болек, выслушав Шурку. – Ее царское величество нынче гостит в Берлине у здешнего владетеля. Мы тоже едем туда и можем быть вашими проводниками! – Эва как, – изумленно покачал головой митрополит. – Выходит, мы малым делом не разминулись. Не иначе вас нам навстречу Господь послал! – Что же, тогда давайте не будем терять время. Государыня не будет гостить там вечно. – И то верно, трогаемся, православные! – прогудел Филарет и неожиданно спросил у маленького переводчика: – А как тебя зовут, чадо? – Александром, владыко. – Благословляю тебя, раб божий Александр! Едва Шурка снова устроилась рядом с матерью, та тихонько спросила ее: – Откуда ты знаешь речь московитов? Тебя ведь, кажется, не учили этому? – Она похожа на польскую, да и на чешскую тоже, – беспечно пожала плечами девочка и улыбнулась. – Все ведь хорошо закончилось… Мартин, не правда ли? – Еще ничего не закончилось… Александр! Кстати, я хоть и не понимаю языка Иржика, но все же думаю, не все его слова следует повторять перед священником. Особенно те, что он говорит, когда запнется или уронит что-нибудь себе на ногу. Их русских спутников тем временем тоже одолевали сомнения. Думный дьяк, улучив минуту, подъехал к митрополиту и тревожно спросил: – Все ли ладно будет, владыко? – Господь не без милости! – прогудел тот в ответ. – Оно так, только я до сих пор понять не могу, как ты меня уговорил сюда ехать? Ведь заключили с ляхами мир… – Сколь разов тебе говорено, Фрол Иудыч! Коли мы просто из плена, как побитые собаки, вернемся – это одно! А если с государыней – так совсем другое! По всей Руси слава пойдет, будто мы царицу уговорили приехать. – А если не поедет царица? Может, ей милее неметчина-то?! – Приедет, – улыбнулся в бороду Филарет. – Ляхи сказывали, что ей Иван Мекленбургский посулил, что разведется, если она и дальше кобениться будет. Я располагаю, что после такого она, если и сама не побежит, так ейный братец – свейский король, за волосы к мужу оттащит! Главное – поспеть, чтобы она без нас не уехала. – Дай-то Бог… а про этих, что от татей отбили, что думаешь, владыко? – А чего, немцы как немцы. – Да отрок этот чудной какой-то… – Хороший малец, – не согласился митрополит. – Осьм[16] лет ему, не более, а уже такой разумный. Тут ить у басурман народ темный – страсть! Я с отрочества латыни учен, а меня ни один не разумеет. – Так еретики, что с них взять! У обер-камергера ее королевского высочества герцогини Мекленбургской, барона фон Гершова было множество обязанностей. Но самым важным из них было, несомненно, воспитание принца-наследника. Нельзя сказать, чтобы эта ноша была слишком уж обременительной, ибо Карл Густав был мальчиком послушным и благовоспитанным. Но наследнику двух престолов полагается знать многое, а это требует немалого усердия и от ученика, и от учителей. Впрочем, пока они гостили в Берлине, юному принцу было сделано послабление, поскольку большинство его преподавателей остались в Шверине. Единственным исключением были науки воинские, кои преподавал сам барон. В данный момент шло как раз такое занятие. Карл Густав и неизменный участник всех его занятий и забав – Петер – стояли напротив своего наставника с учебными шпагами в руках и отрабатывали уколы. – Усерднее, господа, – подбадривал их померанец. – Всякий дворянин должен уметь защитить свою честь с оружием в руках! – Конечно, господин барон, – охотно согласился с ним принц, которому не терпелось перейти к учебному поединку. – Мы с Петером совершенно с вами согласны! Надо сказать, что у его приятеля на этот счет было свое мнение. Не то чтобы он не любил фехтования, как раз напротив, но еще накануне молодой человек приметил, что по псарне курфюрста бегают забавные щенки, и был настроен свести с ними более близкое знакомство. Однако мнение сына конюха в данный момент мало кого интересовало, и урок продолжился. Наконец дошло время и до поединка. Мальчики надели плетеные маски и, встав в позицию, принялись демонстрировать учителю высокое искусство уколов, батманов и финтов. Но не успели они войти в раж, как их прервали. Какой-то солдат из герцогского конвоя прибежал с озабоченным лицом и принялся что-то рассказывать господину фон Гершову. Выслушав его, барон кивнул и, отпустив подчиненного, обернулся к своим подопечным. – На сегодня всё, господа! – объявил он мальчикам. – Вы можете отправляться к себе. – Да, господин барон, – хором отозвались они и побежали переодеваться. Наставник с улыбкой проводил их взглядом и быстрым шагом направился к дворцовым воротам. Там его ожидали два молодых дворянина, в одном из которых он узнал брата, а вот второй, хоть и показался ему смутно знакомым, но померанец никак не мог припомнить, где он видел его прежде. – Здравствуй, Болеслав, – обрадованно воскликнул старший фон Гершов. – Очень удачно, что ты приехал сюда! Обстоятельства серьезно изменились, и мы могли разминуться, ожидай ты меня в Шверине или Ростоке. – Это было бы печально, – криво усмехнулся Болек. – Поскольку у меня важные известия. – Вот как? Ну что же, пойдем, побеседуем. Кстати, а кто твой спутник, ты не представишь его? – Вы не узнали меня, господин фон Гершов? – мягко улыбнулся спутник его брата. – Простите, не припоминаю, впрочем, если вы, молодой человек, хотите поступить на службу… – Я Марта. Марта Рашке, мы виделись с вами девять лет назад в Мекленбурге. – Черт меня подери! – воскликнул в изумлении Кароль. – Прошу прощения, сударыня, но вас мудрено узнать в этом наряде. Но как вы здесь оказались? – Это долгая история, господин барон. Но если коротко, то на нас с дочерью напали и попытались похитить, и неизвестно, были бы мы живы сейчас, если бы не самоотверженная помощь вашего брата. – Как напали? Ведь государь признал вашу дочь, и теперь она принцесса Мекленбургского дома. Кто мог решиться на такое злодеяние? – Боюсь, это признание и послужило причиной покушения, – горько вздохнула молодая женщина. – Хм, у его величества много врагов, однако решиться напасть на ребенка… даже не знаю, кто на такое может быть способен! – Ты хорошо знаешь этого человека, брат, – мрачно заметил Болек и машинально погладил пострадавшую в последней схватке руку. – Ты ранен? – Пустяки, просто царапина. – Кто? – Карл Юхан Юленшерна. – Вот так поворот! Ты уверен? – Он тоже узнал меня и был так рад видеть, что попытался проткнуть насквозь, но достал лишь до предплечья. – Где принцесса? – Здесь рядом, на постоялом дворе.