Вторая дочь курфюрста Мария Элеонора была всего годом моложе своей старшей сестры. Она, пожалуй, даже превосходила ее красотой, но имела в отличие от Анны Софии более легкий характер. Поговаривали, что именно ее польский король прочил в невесты своему сыну – королевичу Владиславу. Но пока дело не зашло дальше разговоров. Младшей принцессе Екатерине было всего шестнадцать, и она только вступила в пору своего расцвета. Совсем еще юная девушка, она пока не рассматривалась как невеста, но как знать, на ком остановит свой выбор шведский король? Как уже говорилось, все три дочери Иоганна Сигизмунда слыли красавицами, что, принимая во внимание наружность их матери – Анны Прусской, было весьма удивительно. Злые языки утверждали, что маркграфиня[10] и в молодости не отличалась красотой, и были, в общем, недалеки от истины. Но она была намного умнее своего супруга и у нее была железная воля, а потому именно ей принадлежало последнее слово. Поскольку Густав Адольф и его сестра прибыли инкогнито, им не устраивали торжественной встречи, а приняли по-семейному, можно даже сказать – интимно. Ужин, данный в их честь, впрочем, был весьма изыскан. Помимо всех прочих лиц, его почтили своим присутствием старший сын и наследник Бранденбургского дома – Георг Вильгельм, специально по такому случаю приехавший из Клеве, где был наместником, а также три потенциальные невесты, нет-нет да и бросавшие нескромные взгляды на шведского короля. В какой-то момент молодой человек почувствовал себя зайцем, за которым охотятся сразу три лисы, и это сравнение его неожиданно рассмешило. Он с аппетитом поел, не забывая расточать комплименты хозяевам и в особенности их прекрасным дочкам. Сказал несколько приятных слов будущему курфюрсту, подшучивал над сестрой и вообще – сделал все, чтобы вечер прошел в как можно более непринужденной обстановке. Густав Адольф умел быть обворожительным, так что, когда вечер подошел к концу, Анна София и Мария Элеонора готовы были вцепиться друг другу в волосы, и даже их младшая сестра поглядывала на короля более чем благосклонно. Но все когда-нибудь подходит к концу, и скоро девушки были вынуждены откланяться и уйти. За ними последовали придворные, и скоро хозяева остались наедине с гостями, чтобы обсудить важные вещи. В первую очередь, конечно же, матримониальные планы шведского королевского дома. – Как вы нашли Берлин? – в которой раз спросил Иоганн Сигизмунд, подразумевая, естественно, своих дочерей. – Он обворожителен, – скупо улыбнулся Густав Адольф. – Не говоря уж о его прекрасных обитательницах. – Это очень приятно, ваше величество. Надо сказать, что весьма многие владетельные особы отмечали это обстоятельство. Взять хоть вашего кузена Владислава… – Того самого, что остался без московского трона? – насмешливо поинтересовалась Катарина и бросила проницательный взгляд на курфюрста. – Да, до нас дошли слухи о славной победе вашего супруга, – охотно кивнул тот. – Но, видите ли, ваш кузен, хотя и разбит, все же остается наследником престола Речи Посполитой… – Вот уж не знала, что трон в Польше наследуется, – не без сарказма в голосе заметила маркграфиня Анна, которой активно не нравилась Польша, а также ее королевская семья. – Э-э… видите ли, – начал мямлить Иоганн Сигизмунд, сбитый с толку вмешательством супруги, но мекленбургская герцогиня мягко прервала его: – Давайте говорить прямо, ваше высочество, поражение Владислава не добавило ему популярности среди польской шляхты, и посему перспективы его избрания в случае смерти отца довольно туманны. Кроме того, наш кузен – католик, и будьте уверены, папа никогда не даст ему согласия на брак с лютеранкой. – Это весьма вероятно, – вздохнул глава Бранденбурга. – Ну, а уж ежели, паче чаяния, ему удастся добиться папского согласия, то у вас нет недостатка в дочерях, не так ли? Одна из двух оставшихся вполне сможет составить партию польскому королевичу. – Не вижу к тому никаких препятствий, – обрадовался курфюрст. – Ну, вот и прекрасно! Если вы не против, мой брат завтра же объяснится с вашей дочерью, и можно будет назначить дату помолвки. Кстати, Густав, ты уже выбрал, которую из девушек собираешься осчастливить? – Выбрал, – скупо улыбнулся король. – Но, если позволите, я назову ее имя позже. – Я полагаю, моя сестра будет счастлива принять ваше предложение, – немного невпопад вставил молчавший до сих пор Георг Вильгельм. – По крайней мере одна из них, – желчно отозвалась маркграфиня и без восторга посмотрела на своего первенца, которого считала недотепой. Придя к согласию, стороны принялись обсуждать размеры приданого и другие увлекательные вещи, но было уже поздно, и высокие договаривающиеся стороны вынуждены были разойтись, с тем чтобы продолжить завтра. Густав Адольф взялся проводить сестру к выделенным ей покоям, а когда они достигли их, без обиняков спросил: – Като, скажи мне откровенно, что привело тебя в Берлин. Неужели тебе так не терпится увидеть меня женатым? – Я рада, что ты, наконец, одумался, братец; но сознаюсь, что твой брак – не самое главное, что вынудило меня искать встречи с тобой! – Ты говоришь загадками! – На, читай, – вынула она копию письма, перехваченного фон Гершовым, и подала брату. – Что это значит? – напряженно спросил тот, закончив чтение. – Это значит, что король Кристиан собирается сунуть свой нос, куда его не просили! – Не может быть никакой ошибки? – Подлинник послан вместе с арестованным Глюком в Стокгольм. Я так и знала, что ты будешь мотаться по всему королевству и не успеешь с ним ознакомиться. А ведь у епископа есть влиятельные друзья, и негодяй может избегнуть наказания! – Будь покойна – если обвинения найдут подтверждение, он не избегнет справедливой кары! – Ты мне не веришь? – Верю, но… сама понимаешь, епископа так просто не отправишь на плаху. – Да черт с ним, с епископом, – разъярилась герцогиня, обычно не употреблявшая крепких выражений. – Ты что – не понимаешь, что проклятый датчанин, чтобы ему подавиться своим колтуном[11], собирается отнять у нас герцогство! – Понимаю, но это вызывает известные сомнения. Как он может решиться на такое? – Ты собираешься вмешаться или нет? – Что ты хочешь, Като, – чтобы я ввел войска? – Нет, оккупация может только подхлестнуть агрессора. Но послушай меня, если мы перехватили письмо, значит, Кристиан еще о нем не знает. – И что ты предлагаешь? – Нужно поставить в известность о его планах все заинтересованные стороны. Если датчанин столкнется с консолидированным протестом Швеции, Бранденбурга, Померании и Брауншвейга, то вряд ли решится на агрессию. – Ты уверена в поддержке Брауншвейга? – Более чем! Поверь мне, Клара Мария не допустит, чтобы ее единственного сына лишили герцогской короны, а Август во всем слушается жены. – Ты думаешь, этого будет достаточно? – Если мы сможем выставить Кристиана предателем протестантского мира, стакнувшимся с папистами, то да! – Что же, это выглядит разумно. Так ты думаешь, не стоит отправлять к вам на помощь хотя бы небольшой отряд? – Кто первый вторгнется, тот и будет агрессором в глазах Германии! К тому же, полагаю, датчане далеко не такие уж хорошие вояки, как кажется их королю. Быстро захватить герцогство они не смогут, а вот тогда ты сможешь прийти к нам на помощь. – Да уж, был бы здесь Иоганн Альбрехт, Кристиан не посмел бы сунуться к вам. – Мой муж находится там, куда вы его послали, ваше величество! Вы ведь не забыли, что я была против его похода в Московию? – Во-первых, сестренка, насколько я помню, ты вовсе не была против! Во-вторых, его посылали вовсе не затем, чтобы он стал там царем! И в-третьих… Като, я никак не могу понять, почему ты до сих пор не уехала к нему? Герцогиня на секунду задохнулась от негодования, ведь именно из-за брата она до сих пор оставалась в Мекленбурге. Однако короли имеют право забывать о своих прежних словах и обязательствах, это ей было хорошо известно. Поэтому Катарина сначала успокоилась, а потом ответила безразличным тоном: – А куда мне ехать? Я с самого начала писала Иоганну, что мне с детьми не пристало ютиться где попало. Пусть он построит для нас дворец, приличествующий нашему положению, чтобы мы могли достойно жить в нем. – Вот как? Не думал, что московские цари до сих пор жили в сараях. Но что же он тебе ответил? – Мой царственный супруг очень похож на ваше величество, по меньшей мере в одном. Он обладает счастливым даром не слышать того, что слышать не хочет. Впрочем, недаром вы были так дружны. Подобное тянется к подобному! – А что ты думаешь о его решении признать принцессой дочку этой… как ее… Марты Рашке, кажется? – Ничего не думаю! Он просто уступил просьбе своей матери, только и всего. Моя свекровь почему-то очень привязана к этой девчонке. Но я не в претензии, Ивенак не такой уж большой городишко, чтобы наши интересы сильно пострадали. – А его угроза развестись? – Он не посмеет! – У меня другие сведения, Като. – Что ты имеешь в виду? – напряглась герцогиня и испытующе уставилась на брата. Наконец, взгляд ее дрогнул, и она почти жалобно спросила: – И кто она? – Ты помнишь Никиту Вельяминова? – Кажется, это один из русских офицеров моего мужа. – Верно. Он сделал хорошую карьеру и стал теперь окольничим. Я не знаю, что означает этот варварский титул, но он заседает в их риксдаге и имеет большой вес. Так вот, у него есть младшая сестра – Хелена. По слухам, большая красавица. – Она его любовница? – Все гораздо хуже, Катарина, – вздохнул Густав Адольф. – Он ее любит! – Что ты хочешь этим сказать? – Для тебя ведь не секрет, что у него было много женщин до тебя? – И во время – тоже! – Именно. Но ни одна из них не задержалась в его сердце надолго. Он вспыхивает, добивается своего, а затем быстро охладевает. Такова уж его натура. Но вот с Вельяминовой у него все по-другому. Тебе, наверное, неприятно это слушать?