– Ты знаешь, – неожиданно призналась мать, – а ведь он мне и вправду нравился. – Бопре? – на всякий случай уточнила Шурка. – Ну да, он красавчик. Такие всегда нравятся женщинам. – Что бы ты понимала, – засмеялась сквозь слезы Марта и взъерошила своей невероятной дочери волосы. – Нет, с тобой и впрямь происходит что-то неладное, и я никак не могу понять – хорошо это или плохо! – Прости, мама, – искренне отвечала ей девочка. – Просто мне пришлось быстро повзрослеть. – Тебе не за что извиняться, по крайней мере – передо мной. Я твоя мать и буду любить тебя, что бы ни случилось. Но вот перед господином фон Гершовым тебе извиниться совсем бы не помешало. Все-таки он не раздумывая пришел к нам на помощь, и без него мы бы вполне могли опять попасться разбойникам. Так что он – наш спаситель и заслуживает благодарности, а не неприличных, для столь маленькой девочки, как ты, расспросов. – Хорошо, – не стала перечить дочка. – Я немедленно пойду и попрошу прощения у этого благородного господина. Тем более что он очень милый и ничуть не меньший красавчик, чем этот мерзкий гугенот. Ей-богу, если они все таковы, то я начинаю понимать французского короля, устроившего Варфоломеевскую ночь! – Не смей никогда так говорить, – снова нахмурилась мать. – Если кто-то услышит, как ты оправдываешь папистов, тебе не поздоровится! К тому же мерзавцы встречаются везде, вне зависимости от веры. Это, кстати, мне твой отец говорил, а уж он-то действительно ненавидел католиков! – А почему? – Ну, как тебе сказать… его собирались сжечь на костре. – Но кто? – Мой отец. Курт Рашке. – Господи, час от часу не легче! Но за что? – Долгая история, моя девочка. Когда твой отец появился в нашем городке, он был еще очень юн, но так красив, что мало кто мог устоять перед ним. Мы с моей сестрой Авророй не смогли. И так уж случилось, что у нее стал расти живот. – И почему я не удивлена, – хмыкнула про себя Шурка. – Когда это вышло наружу, мой брат попытался убить твоего отца. – И что же случилось? – Это был честный поединок, – вздохнула Марта. – Какой кошмар! – Да уж. И тогда мой отец подкупил лжесвидетелей, чтобы они обвинили юного принца в колдовстве… – Погоди-ка, я, кажется, слышала эту историю, – начала припоминать Шурка. – Это ведь случилось в Кляйнештадте? – Конечно, слышала, – пожала плечами мать. – Об этом сплетничали все служанки твоей благородной бабушки. Так что нет ничего удивительного, что слухи дошли и до тебя, моя девочка. – Но как же он смог спастись… погоди, это же ты его спасла, ведь так? – Да. – Ты так его любила? – Больше жизни! – А теперь? – Теперь… не знаю. Но мне очень неприятно, когда ты говоришь о моем возможном замужестве! – Я больше не буду! – Очень на это надеюсь. А теперь иди к господину фон Гершову и попроси у него прощения. Шурка вздохнула и направилась к тому месту, где сидел померанец. Он с хмурым видом поглядывал на воду, видимо прикидывая, когда лодка прибудет в очередной раз, но та еще была очень далеко. Девочка тихо подошла к офицеру и присела рядом с ним на песок. – Вы на меня сердитесь? – немного виновато спросила она. – Нет, ваша светлость, – односложно ответил он, не повернув головы. – Терпеть не могу, когда меня титулуют! – вздохнула Шурка. – Обычно ко мне так обращаются, когда собираются наказать. – Вероятно, это случается довольно часто, – слабо улыбнулся тот. – Язык мой – враг мой, – не стала отпираться принцесса. – Вы что-то хотели? – Да. Извиниться. Вы простите меня, господин фон Гершов? – Я уже простил вас, ваша светлость. – Ну вот опять! – Но как мне называть вас? – Друзья зовут меня Марией. – Но вы принцесса… – Я маленькая девочка, потому не будет никакой беды, если вы станете называть меня по имени. – Хорошо… Мария. – Вот и прекрасно, а как мне обращаться к вам? Так… господин фон Гершов слишком длинно… Боле-слав мне не нравится… давайте я буду звать вас Болеком? Лицо померанца снова дрогнуло, и он поспешно отвернулся. – Что случилось? – переполошилась Шурка. – Я опять сказала что-то обидное? – Нет… просто так меня называла только матушка и… ваш отец. – Герцог Мекленбургский называл вас Болеком? – Ну да, а моего брата Леликом. Это почему-то его забавляло. – Странно… но если вас это обижает… – Нет, отчего же. Если вам нравится, то можете. Только не на людях. – Хорошо, ведь вы тоже не будете звать меня по имени при всех? – Разумеется. – Ну вот и замечательно! – поднялась Шурка и довольно улыбнулась. – Теперь мы друзья? – Как вам будет угодно… Мария. – Да, совсем забыла, – замялась девочка, прежде чем уйти, и лукаво улыбнулась. – Моя матушка рассердится, если узнает, что я это сказала, но… она не только очень красивая, но к тому же добрая и умная. А еще у нее никогда не болит голова! – Я вполне разделяю ваше мнение о фройляйн Марте, – удивленно вытаращил глаза померанец, – но боюсь, что не слишком понимаю, о чем вы! – Это потому, что вы еще не женаты, – снисходительно заметила принцесса и с довольным видом отправилась назад. Берлин был в те времена далеко не самой блестящей столицей в Германии, а потому в нем не часто собиралось такое представительное общество, как осенью 1618 года. Главным гостем был, несомненно, молодой шведский король Густав II Адольф, прибывший в Бранденбург инкогнито и, к своему удивлению, заставший там свою сестру мекленбургскую герцогиню Катарину, приехавшую накануне вместе с детьми. Он, разумеется, рад был встрече, тем более что они с самого детства были очень близки. Но все же визит ее оказался полной неожиданностью. Король прибыл по весьма личному, можно даже сказать – интимному, поводу. Дело в том, что он, наконец, осознал необходимость жениться. Не то чтобы Густав Адольф не понимал этого раньше, но, будучи без памяти влюблен в свою давнюю фаворитку Эббу Браге, он не хотел слышать ни о ком другом. Увы – ни риксдаг, ни – королева-мать не одобряли подобного мезальянса, и его – величеству, – несмотря на все усилия, не удалось сломить их сопротивления. Первой это поняла Эбба и неожиданно для всех ответила согласием на предложение руки и сердца со стороны Якоба Делагарди. Правда, злые языки поговаривали, что любимец короля специально женился на его любовнице, чтобы прикрыть грех своего сюзерена – но правды в этом было мало. Густав Адольф действительно любил Эббу и хорошо относился к Якобу, но их брак стал для него полной неожиданностью, чтобы не сказать – ударом. Однако, поразмыслив хорошенько, шведский монарх решил, что все, что ни делается – все к лучшему, и принялся подыскивать себе невесту. Вот в чем в Священной Римской империи германской нации не было недостатка, так это в юных принцессах, отцы которых страстно мечтали поскорее выдать их замуж. Но, поскольку шведский король позиционировал себя как одного из лидеров протестантского мира, девушки-католички отпадали. Впрочем, среди последователей Лютера потенциальных невест тоже хватало, так что оставалось лишь выбрать. В общем, выбор Густава Адольфа пал на Бранденбургский дом, где у курфюрста Иоганна Сигизмунда были две дочери подходящего возраста и уже подрастала третья. Причин тому было несколько. Во-первых, бранденбургские Гогенцоллерны были знатным, богатым и влиятельным родом, а после фактически состоявшегося объединения с Пруссией их могущество должно было только возрасти. Во-вторых, кузен шведского короля – Владислав Ваза, принадлежавший к католической ветви их семьи, тоже присматривался к дочерям курфюрста. Допустить союз между Речью Посполитой и Бранденбургом было совсем нежелательно, а вот щелкнуть по носу враждебно настроенного родственника, опередив его – напротив – весьма заманчиво. Наконец, в-третьих, все три девушки слыли красавицами! Конечно, в таких делах, как брак сильных мира сего, третий пункт вовсе не является решающим, но молодому королю все же не хотелось связать свою жизнь со старухой или уродиной. Благородные родители принцесс – Иоганн Сигизмунд и его супруга Анна – оказались в непростой ситуации. С одной стороны, шведский король – это вовсе не та польская пародия на монархию, которую и называть королевством стыдно, ибо должность короля там выборная, и он невероятно ограничен в своих возможностях польским шляхетством. Но с другой, Швеция – она ведь за морем, а Речь Посполитая – вот она, рядышком! И не то чтобы курфюрст слишком уж опасался соседей, хотя другое его владение – герцогство Пруссия – было вассально по отношению к Польше. Но все-таки ссориться лишний раз не хотелось, а польские Ваза, узнав, что одну из дочерей отдали за их врага, могли и обидеться. Надо сказать, что юные принцессы, узнав, какая крупная рыба плавает рядом с их сетями, также крепко призадумались. Все-таки настоящий король, да еще такой красавчик – это вам не фунт изюму! Старшую из них звали Анна София, и шел ей уже двадцать первый год. Возраст, как вы сами, вероятно, понимаете, уже почти критический. Большинство ее ровесниц давно были замужем, да еще и успели нарожать своим суженым ребятишек, а вот ей, бедняжке, пока не везло. Еще ребенком она была помолвлена с пфальцграфом Вольфгангом Вильгельмом Нейбургским. Но он, увы, мало того что перешел в католицизм, но еще и ухитрился победить Иоганна Сигизмунда в войне[9], вследствие чего увел у него из-под носа Юлихское герцогство. Спустить подобное было конечно же никак не возможно! Но политика политикой, а принцесса осталась без жениха.