В конце дня шеф все это добро раздавал ребятам. Сашу все это не трогало. Его интерес был в другом. Он с волнением наблюдал за купюрами в руках кассира: как их сортировали, подклеивали, пересчитывали и собирали в пачки. Этим действом мог любоваться часами. Время шло. Санек обзавелся семьей. Милая, понимающая жена и очаровательная дочка в веснушках. В отца. Как-то в холодный, ветряный март решили втроем поехать на теплое Красное море. Четыре часа — и яркое солнце, теплое море и никаких забот. Шарм-эль-Шейх им понравился. Всего три улицы, блестящие и уютные. Санек покурил кальян, дочку на верблюде покатал, жене серебряных безделиц накупил. На каждой улице этого малюсенького городка находилось по пять, шесть банкоматов. Выли они черного цвета, непривычно большие и очень шумные в работе, напоминали широкие, двухметровые холодильники со встроенным маленьким телевизором в середине. Банкоматы стояли на земле, без всякой охраны, и выполняли известные всем функции — выдавали деньги издержавшимся туристам. Санек каждый вечер после вкусного ужина отпрашивался у жены и бежал к этим черным ящикам. Он становился сбоку от металлического чуда и слушал, слушал мелодию гудящих, шуршащих и бурлящих купюр, доносящуюся из чрева банкомата. Эти звуки и мелькающие деньги завораживали его. Он ловил кайф от этого зрелища. У Санька не было ни зависти к владельцам кредиток, ни желания завладеть этими деньгами — его манила не страсть обладания. Он жил в мире фантазий. Представления о всесилии этих разноцветных бумажек, о власти над всеми и всем, о мировом господстве денег над людьми будоражили его разум. Он представлял себе морские лайнеры, межпланетные корабли, норковые шубы и россыпи бриллиантов. В его воображении расцветали пустыни, улыбались сытые и довольные дети Африки и, конечно, золотой памятник на золотом постаменте создателю вакцины от рака. Ипподром на Скаковой аллее Санек посещал по средам. В выходной жена ворчит, да и с дочкой повозиться хочется. А среда — в самый раз. Вроде на работе застрял. Ходят же люди в театр, на рыбалку или в баню например. Он ходил на бега. К лошадям и азарту относился без фанатизма. Его интересовало действо не на беговых дорожках, а под трибунами — в кассах. * * * Отношение к деньгам у каждого свое. Для одних деньги — это счастье и наслаждение. Они приятны сами по себе. Новые ощущения, новые покоренные вершины. И не важно, сулят ли они тебе выгоду в дальнейшем или нет. Для других — это средство. Сильное, мощное, этакий проездной билет во власть, к всемогуществу и подчинению других своей воле. Для третьих — путь к свободе, свободе творчества. Полная палитра действий и чувств. Независимость от дураков и умников. Человек сам по себе, без унижений и лизоблюдства. У четвертых деньги — инструмент. Это созидатели, у которых деньги делают добро, создают, обеспечивают, меценатствуют. Или злодеи — убивают, отнимают, воюют. «Деньги не пахнут» — это их лозунг. Пятые делают деньги ради денег. Формула «товар — деньги — товар» им не подходит, а вот «деньги — деньги» — это заветная мечта. Долларовые пачки на столе, как кирпичики для строительного конструктора, — их радостный миг. Санек ни в одну из перечисленных категорий не входил. Он жил в своих долларовых и рублевых фантазиях и ничего от денег не ждал, находился с ними на дальней дистанции. Сближаться не желал, а уж подчинять их себе — и подавно. * * * На бегах редко, но бывали крупные выигрыши. У маленького, зарешеченного окна кассы в предвкушении сладострастного момента стояли счастливцы и ждали выдачи денег. Рядом с кассой пристраивался и Санек. Он любовался работой кассира, которая, получив обработанные ведомости после забегов, пересчитывала и сортировала деньги. Денег было много — это возбуждало и ожидающих игроков, и Санька. Все обиды и ссоры в эти моменты общения с деньгами забывались. — Ты больной! Сколько можно на чужие таращиться? Пора уже свои иметь! Ты хоть бы раз о нас подумал! Мужики в дом несут, а ты все чужим деньгам завидуешь! — упрекала его жена. Сашка никому не завидовал, жена была не права. Он, как настоящий коллекционер, наслаждался коллекцией. Не своей коллекцией — чужой, но от этого факта она не становилась менее прекрасной. * * * Купюра номиналом в тысячу рублей (в просторечье «штука») родилась в типографии и едко попахивала всеми элементами таблицы Менделеева. Упаковали ее с подобающими почестями в пачку, на финансовом сленге — «ребро». Прогулявшись в мешке инкассации, она попала в хранилище банка и затаилась в предвкушении путешествий. — Мне, пожалуйста, помельче. Побывав в руках своего первого хозяина буквально мгновение, она вернулась в сейф. Пенсионер решил разменять одну из полученных купюр. Сейф операционный кассы — не хранилище. Подружки были уже не те: все потертые и помятые, и уж совсем не хрустящие. Жизнь купюры коротка — год, редко более. Стареют бумажные деньги быстро и заканчивают путь в одном и том же месте — цехе переработки Госбанка. Второй хозяин сложил тыщенку пополам, сунул в карман брюк и сел в подвальчике наслаждаться пивом и креветками. Руки он, естественно, не мыл, поэтому запах выпитого и съеденного надолго застрял в купюре. Московский колхозный рынок, конечно, не место для крупных денег, а «штука» считала себя купюрой крупной и важной. Но пришлось недельку побродить по прилавкам с квашеной капустой, фруктами и дорогущими шампиньонами. После короткой передышки в кассе рыночной гостиницы, ее с подружками передали в качестве взятки контролеру санэпидемстанции. И то ли туши были не те, то ли клеймо стояло не там, но купюра перешла в «нужные» руки. Санитарные врачи имели абсолютно чистые помыслы. Никакой корысти в их действиях и близко не было. Приближались праздники, и хочешь не хочешь, а надо было собирать деньги на презенты. «Штука» стала кочевать по кабинетам. Причем ею никто толком и не пользовался, она переходила как вымпел из одного кабинета в другой. Менялись портмоне, но света белого она не видела. Где-то после праздников ее обменяли на фунты, и она возвратилась в знакомую, можно сказать родную, банковскую среду. Банкомат для купюры — испытание. Ее засунули в железный ящик, где под гнетом каких-то металлических зажимов она ждала своего нового хозяина. Разбор был хороший, деньги, как всегда, были нужны. Купюра быстро вырвалась на свободу с владельцем шикарного «мерседеса» и тут же загремела на бензозаправку. Не успев принюхаться к местным запахам в дамской сумочке, она перекочевала в торговый центр и оказалась в кассе кинотеатра. От одного названия фильмов «штуку» коробило, а это плохо сказывается на внешнем виде бумажных денег. Со сдачей, не выходя на улицу, она перекочевала в меховой салон. — Пока покупает — бери, не ломайся. И бери вон ту норку подороже. Этот полушепот долетел из примерочной, где бывалая продавщица давала советы юной особе. Владелец бумажника, он же спутник девушки, то же что-то слышал, но виду не подал. «Штука» оценила его широкий жест. В кассе мехового салона она застряла надолго, инкассация не ехала, продажа шла плохо. Весь следующий месяц «тыщенка» бездарно провела в сейфе, заваленном кожей и мехами. * * * Санек работал шеф-поваром в заводской столовой. Завод был большой и находился на юге Москвы. Санек любил свою работу: вкусно и сытно, вокруг люди улыбаются, слюнки глотают. Опять же дома всегда мясо свежее, винцо и ликеры на тортиках сэкономленные, масло, сметанка. Александр Васильевич и других не обижал, и сам в накладе не был. Как-то в июне подошел к нему предпрофкома завода и попросил организовать буфету арендаторов в шестом цехе. Вроде как Центробанк арендует под свои нужды: то ли ремонтируют что, то ли станки какие налаживают. Про арендаторов знали все, охрана у них усиленная, да и забор свой отдельный. Санек считал, что шестой цех к нему в столовую ходит. Оказалось, что им еду готовую привозят, а холодильников нет, вот летом все и портится. Деньги пообещали хорошие, буфетчицу дали. Caнек взялся за дело. Для прохода в цех выделили три пропуска, и один из них ему. Работали в цехе одни женщины, мужики встречались, но они важничали и к Саньку знакомиться не подходили. Санек старался изо всех сил: он не только девчонок кормил, но и наборы продуктовые для дома готовил, да так, чтобы недорого и вкусно было. Месяца через три девчонки предложили ему экскурсию в цех, сказали, что ему интересно будет, что никогда он столько денег не видел. У Санька загорелись глаза. Решено было вести его в режимную зону во вторую смену, когда начальства нет в корпусе. Санек представлял себе деньги в помещении Центробанка или какое-то оборудование для нужд финансистов. Но то, что он увидел, привело его в состояние грогги — легкой потери ориентации. Мостовой кран с захватом типа «краб» цеплял из огромной кучи на полу ворох купюр и тащил их под потолком через весь зал к дробилке. Эти купюры, которые здесь валялись как обычные потертые бумажки, проходили свой последний путь и превращались в маленькие цилиндры величиной с граненый стакан. Куда только эти отходы не пытались пристроить: закатывать в цементные блоки, перерабатывать в картон, сжигать вместо угля. Но не тут-то было — деньги и здесь показали свою силу: все счетчики экологов зашкаливали, били тревогу. Посему стали зарывать цилиндры далеко и глубоко. Санек много раз подходил к бумажной куче, брал в руки ветхие банкноты, подравнивал их, сортировал по номиналу и бросал обратно. Такого количества денег в одном месте он раньше не видел. Особый интерес вызывали у Санька поддельные банкноты, которые привозили для уничтожения сюда же. Выла мечта собрать коллекцию поддельных купюр, а потом, может быть, и узнать их историю. Кто эти злодеи, фальшивомонетчики? Ему они были интересны. И Санек, ежедневно посещавший цех, стал припрятывать подделки и тащить их домой. Охранники были строгие, но свои в доску. Праздничные наборы и сытные обеды сыграли свою службу. Кто же будет обыскивать обаятельного кормильца? Санек купил альбом для почтовых марок и хранил там свою коллекцию. Подделки были разложены по годам и хитроумным способам изготовления. Вот здесь клише на металле делали. А эту тысячу на множительном аппарате изготовили. Тут ручная работа: рисовали грубо и бумага мягкая. У каждой поддельной купюры были свои признаки отличия от подлинной. Это и волновало Сашку. Книги он читал редко, как-то не было потребности, в основном рецептурные кулинарные справочники. А тут зачастил в книжный, в библиотеке билет завел. Читал полиграфическую литературу, учебники по криминалистике, справочники для судебных экспертов. Из книжек Санек узнал, что один высококлассный фальшивомонетчик достиг такого совершенства в изготовлении денег, что на зону к нему приезжали сотрудники типографии Госбанка. О чем говорили профессионалы — осталось тайной. Малышкин вычитал, что самой большой проблемой у поддельщиков являются красители. Мельчайший помол краски — именно эта заковырка не давала злодеям исполнять еле заметные элементы зашиты банкнот. Будучи отличными полиграфистами, художниками, граверами, они никак не могли осилить мелкий помол красителя. Самые искусные преступники тратили на мельницы для помола много электроэнергии. На фоне других бытовых пользователей цифры зашкаливали. Их вычисляли и задерживали с поличным. Фальшивомонетчиков помельче брали по цепочке: сначала — сбытчика на рынке или ярмарке, потом — оптовика и изготовителя. Через полгода изучения фальшивок и специальной литературы Малышкин уже вполне мог работать помощником эксперта научно-технического отдела Минюста. Большое количество подделок, особенно с цветных копиров, он определял на ощупь, даже не присматриваясь к ним. Потом он брал увеличительное стекло и в сравнительном анализе выявлял до десятка отличий в «очень хороших» фальшивках. Если бы не талант повара, из Санька мог получиться выдающийся эксперт или фальшивомонетчик. * * * Тыщенка состарилась. Выла подклеена в двух местах, стала мятая, растрепанная. Но все еще работала на Центробанк. Из кассы хоккейного стадиона она перешла к молодому защитнику клуба. Перед очередной игрой при выезде за рубеж он поменял ее на валюту в отделении банка аэропорта. К купюре присмотрелись и сдали ее в мешок инкассации — в утилизацию. Тыщенка попала в цех утилизации денег на юге Москвы. Санек, конечно, не видел тыщенку. Она лежала в общей куче, да и поддельной не была, посему внимания к себе не привлекала. Но встретились они именно здесь — Санек и тыщенка. У каждого был свой путь. Тыщенке предстояло попасть в дробилку и на спецмашине уехать на захоронение. Санек же переживет обыск у себя дома, где найдут его коллекцию, потом ему предъявят обвинение и закроют в тюрьме. * * * Санька из «Бутырки» нужно было вытаскивать, я это понимал. Да и вины в его действиях особой не было. Деньги-то он не воровал, а подделки банкнотами не являются. Нужна была экспертиза, пару ходатайств и объяснение со следователем. Кому в милиции охота дело прекращать? Я приступил к активным действиям. Экспертиза подтвердила признаки подделки во всех купюрах, проходящих по делу. Посему умысла на кражу денег в действиях Санька не оказалось, а кража — деяние умышленное, да и объект преступления был под большим вопросом. Обвиняемого отдали мне под подписку о невыезде. Или, что правильнее, изменили меру пресечения. Арестант попал домой. Ожил. Мы победили. Дело прекратили. Санек вернулся в свою столовую. Цех Центробанка он больше не посещал. Буфет прикрыли, а его старые знакомые работницы ходили к нему на обед в общую столовую. Ну, а как сложилась дальнейшая судьба нашего героя? Александр Васильевич изменился. Любоваться деньгами перестал, стал их зарабатывать. Сначала открыл свой частный буфет при Доме книги, потом один за другим буфеты в двух министерствах, трех модных театрах, а дальше — пошло-поехало. Малышкин со своими талантами и любовью кормить людей был востребован. Ему обрывали телефон. Дешево и вкусно. Где такое найдешь? Санек научился считать маржу, узнал, где продаются шубы и украшения, начал строить загородный дом. Он стал как все: включился в общую гонку за деньгами. Я потерял его из виду и дальнейшей его судьбой больше не интересовался. На этом рассказ я закончил и возвращаться к нему не собирался. Текст передал по электронной почте в издательство. Но в жизни всего не просчитаешь. Одна неожиданная встреча заставила меня вернуться к повествованию. Как-то темным зимним утром 2012 года зазвонил мой мобильный телефон, и звонкий девичий голос сообщил, что меня просят прибыть на награждение почетным знаком. Какой знак хотят вручить и куда зовут, я толком не понял, но голос заверил, что прибудет курьер с приглашением, в котором все написано. Через недельку молодой человек с вполне интеллигентными манерами и правильными ударениями в словах вручил мне конверт с ярким двуглавым орлом. Меня просили явиться в зал торжеств на Старую площадь. Внизу была приписка про смокинг и бабочку. Зал торжеств оказался бывшей столовой ЦК КПСС. Лет двадцать пять назад знакомый приглашал меня сюда пообедать. О кулинарных изысках воспоминаний не осталось, но в буфете я купил тогда палку финской салями, и это было целое событие. Колбасой мы с женой и дочкой наслаждались неделю, поэтому и запомнилось. На месте буфета расположился бар. За столиками сидели пары и выпивали.