– С ружьями я вам вряд ли смогу помочь, а вот с порохом и свинцом – да. Вождь прижал правую руку к сердцу. Я продолжил: – А не лучше будет, если ваши женщины и дети уйдут на север, пока все не успокоилось? К форту Калгари, например? – По дороге к форту находятся земли племени кайнай. Они нас не любят, а мы – их. Вас они не тронут, побоятся. А вот наших женщин, детей и стариков они щадить не будут. Слишком много крови между нами. – А что, если вся ваша деревня отправится в форт Калгари? Вместе с воинами? – Нет, бледнолицый, мы не трусы. Лучше уж мы умрем здесь, на своей земле. – Но у вас не будет ни единого шанса на успех. У них же целый полк, и они хорошо вооружены. Именно этот полк и разбил недавно вождя по имени Тупой Нож. – Ты меня услышал, бледнолицый. – Маленький Бизон поднялся с земли, показывая, что наш разговор окончен. – Если ты привезешь мне то, что обещал, то мы сможем уйти в Страну вечной охоты, убив перед этим хоть сколько-то этих головорезов. Я уехал из селения пейганов в скверном настроении. Как ни возмущался сержант Джонсон, наш каптенармус, я послал индейцам то, что они просили, – того, что у нас оставалось, нам хватит надолго, а от краснокожих я подвоха не ждал, все-таки мы для них, как они сами признались, меньшее зло. Следующие несколько дней мои люди несли дежурство по усиленному варианту. Спали по четыре часа в сутки; двое всегда дежурили в двух милях к северу, чтобы после начала перестрелки срочно отправиться в форт Калгари. Оставшиеся занимали наспех оборудованные наблюдательные пункты. Увы, именно в этих местах ландшафт был равнинным и практически безлесным, хотя чуть западнее виднелись Скалистые горы. Да, если уходить, то, наверное, туда – все-таки там будет проще спрятаться от врага… Но прошло три дня, потом неделя, а янки так и не начинали боевых действий. А потом вернулись мои ребята из форта Калгари, и оказалось, что земля Руперта перешла к Югороссии, что бояться нападения уже не стоит и что в ближайшем будущем нас отзовут. Но пока нам предписывалось оставаться в этом Богом забытом месте. А сегодня утром, когда я только-только улегся после дежурства, которое я нес наравне со своими людьми, прискакал один из разведчиков и закричал: – Лейтенант, янки перешли в наступление! Я отправил одного из моих людей к гонцам, ожидавшим в полной боевой готовности моего приказа. Им следовало немедленно отправиться в Калгари. Троих я отправил в разведку, а остальные четырнадцать человек под моим командованием отправились к пейганам – я не привык бросать слова на ветер. Но не успел я подъехать к индейскому селению, как увидел скачущего во весь опор одного из моих разведчиков: – Лейтенант, мы поймали лазутчика! Он прятался в высокой траве! Янки, одетый в порванный во время борьбы синий кавалерийский мундир и с окровавленным лицом, не стал запираться. – Нам отдали приказ захватить ваш форт и уничтожить индейскую деревню, – сплевывая на землю сгустки крови, произнес он. – Кто именно отдал это приказ? – поинтересовался я. Лазутчик замялся, потом взглянул на моих молодцов и нехотя произнес: – Полковник Мак-Кензи, сэр. Вчера вечером он объявил нам, что приказ уничтожить ваш форт он получил от вице-президента Хоара. – Какого такого Хоара? – удивился я. – Ведь президент вашей страны – Хейс. А вице-президент вроде Уэйлер. Или Уилер? – Хейса застрелили южане, – ответил лазутчик, – а президентом стал Уилер. Хоара же назначили вице-президентом. Он же фактически и ворочает всеми делами в Вашингтоне. Я выругался про себя (слыхал я про этого Хоара, тот еще койот блохастый), а потом спросил: – И что вы собирались делать после захвата нашего форта? – Не знаю, – пожал плечами лазутчик. – Полковник Мак-Кензи более ничего нам не сообщил. Пришлось отправить еще двух моих людей в форт Калгари – информация, полученная от пленного, имела немалую цену. Впрочем, те, кому надо, давно уже все знают. А сами мы заняли позиции вдоль небольшой речушки, у северного берега которой и стояло индейское поселение. Все, что потом произошло, было до обидного просто. Янки подогнали артиллерию и стали методично расстреливали и само селение, и нас. Пришлось отдавать приказ об атаке, но нас попросту расстреляли из картечниц Гатлинга… Почти у всех нас были допотопные дульнозарядные ружья Энфилда образца 1853 года, и только у меня и у сержанта Джонсона имелись относительно современные винтовки Снайдер-Энфилда. Мы успели дать то ли два, то ли три залпа, после чего что-то ударило меня по голове, и я потерял сознание. Последней моей мыслью было, что за нас обязательно отомстят. Югороссы никому не прощают обид, особенно вторжений на ту территорию, которую они считают своей. 10 августа (29 июля) 1878 года. Мобил, Алабама Лорета Ханета Веласкес, она же Мария Пилар де Куэльяр и Сото Разбудил меня грохот копыт по булыжной мостовой. Когда я приоткрыла ставни, я увидела, как белая кавалерия сменилась цветной пехотой в синей униформе, бодро чеканящей шаг по брусчатке улицы Дофина под командованием белых офицеров. Вели они себя прилично, но у меня было подозрение, что это лишь пока. Я оценила их численность где-то в батальон. Замыкающими промаршировали белые, две роты. Сколько янки прошло до того, как я проснулась и подошла к окну, бог весть, но несколько сотен пехотинцев и, вероятно, не менее эскадрона кавалерии – немалая сила для такого городка, как Мобил. Тем более что вооруженного сопротивления здесь не было. Пока не было, вкралась ко мне в голову мысль… Но обо всем по порядку. После того как мы сошли с парохода, я попросила у извозчика отвезти нас в какую-нибудь гостиницу. Тот посмотрел на меня и покачал головой: – Мадам, все гостиницы забиты. Вокруг города то и дело нападают на поместья и поселки, и те, у кого были деньги, перебрались сюда. Цены, конечно, взлетели до небес, но мест как не было, так и нет. – Давайте все же попробуем… – Если денег не жалко. Я беру по полдоллара в час. Доллар вперед, за два часа. – Это грабеж! – Увы, теперь здесь такие цены. Другие берут и по целому доллару в час. Так что, поедем? – Поедем, – кивнула я с мрачным видом, и мы объехали четыре гостиницы. Везде нам лишь виновато улыбались – мест уже неделю как нет. Мы ехали к пятой, когда я увидела неброско, но со вкусом одетую женщину, в чьем несколько заплывшем лице угадывалась моя школьная подруга Аннетт Прюдомм. – Остановите на секунду, – попросила я, сошла с экипажа и подошла к фланирующей женщине. – Аннетт, это вы? – Лори! – закричала она и бросилась мне на шею. – Ты здесь? А про тебя в газетах такое пишут… – Поэтому я сейчас и не Лори, а Мария, – усмехнулась я. – Долго рассказывать. – Ты где остановилась? – Пока, увы, нигде, мест в гостиницах нет. – Живи у меня. – Я, наверное, ненадолго – попробую пробраться в Новый Орлеан, сын Адели написал, что мать плоха и хочет меня видеть. – Адель Фонтено? Которая ранее была Шамплен? Так она уже давно там не живет. И сына у нее нет, три дочери. «Понятно, – подумала я. – Игорь же меня предупреждал». – Тогда попробую вернуться на Кубу. – Не получится. Мой муж – начальник порта, и ему пришло распоряжение сегодня – ни один корабль не сможет покинуть Мобил до отмены запрета. Даже рыбаки. Так что хочешь не хочешь придется тебе остаться на какой-то срок. А я буду только рада. Муж, кстати, тоже – мой Джереми хоть и из Нью-Гемпшира, но под моим влиянием стал «медноголовым»[12]. – Спасибо, Аннетт. – Разгружайся, ты как раз у моего дома. Аннетт оказалась необыкновенно гостеприимной, ее муж, как ни странно, тоже – он под влиянием Аннетт превратился практически в южанина. Единственное, что на мой вопрос, нет ли какой-нибудь неофициальной возможности покинуть город, он лишь покачал головой: – Моя дорогая Мария, я бы тебе помог, но сейчас это невозможно. Прислали человека из Массачусетса, и все распоряжения по порту проходят теперь через его руки. Контрабандистов я знаю, куда же без этого, но они сейчас даже не выйдут в море. Впрочем… Есть один на примете, может, и получится с ним договориться – как говорится, где деньги не помогут, могут помочь очень большие деньги. А они у меня есть. Нет, твоих мне не надо, и не предлагай… Ты наша гостья, а еще и подруга детства моей любимой Аннетт. Но на следующий день он объявил мне с траурным видом: – Его корабль потопили в море, и никто не спасся – у янки кораблей поболее будет, чем во время Войны между штатами, и они сразу топят любых нарушителей. Мне об этом начальник военного порта рассказал, причем с ухмылкой. Так что последние две недели с небольшим я жила у Джексонов – такая фамилия была у мужа Аннетт, а теперь, понятно, и у нее самой. Кормили на убой, время я проводила в их прекрасном саду за домом – выходить на балкон мне Аннетт не рекомендовала: «Вдруг тебя узнают?» В городе начались аресты тех, кто воевал за Конфедерацию либо служил в то время чиновником, а потом и тех, кого подозревали в симпатиях к Югу. Аннетт, к счастью, была вне опасности – ее муж был «саквояжником», и ни им, ни их семьям ничего не грозило. Так что моя жизнь была размеренной и довольно-таки приятной, если бы не жара – а тем более не творящееся вокруг меня беззаконие. И не тот факт, что я не могла даже связаться с Гуантанамо. Вчера Джереми пришел мрачнее ночи. Первым делом он приколотил к двери деревянную звезду, а затем, зайдя в дом и закрыв наглухо окна, сказал: – Выдали мне на работе, причем выдавали только северянам. В ближайшее время, любезные дамы, из дома не выходите. Вот в этом шкафу – ружья и боеприпас к ним. Что будет, не знаю, но в ближайшее время явно что-то начнется… И, подумала я, как видим, началось. Часть 2. Вторая Реконструкция