— Господин, он настоящий великан, — уверял меня один из них. — Даже выше тебя! Лицо все в шрамах! При этом воспоминании пленник вздрогнул от ужаса. — Он находился на затонувшем корабле? Среди захваченных не было никого, подходившего под описание Эгберта, поэтому я счел его погибшим. — На «Хёлуберне», господин. На том маленьком корабле. «Хёлуберн»[3] означало «Дитя исцеления», но, помимо прочего, так христиане называли самих себя. Интересно, подумалось мне, может, у всех четырех кораблей были благочестивые имена? Скорее так, ибо еще один пленник, сжимая висящий на груди деревянный крест, заявил, что отец Сеолнот обещал небеса и прощение всех грехов любому, если им удастся меня убить. — Почему Эгберт находился на маленьком корабле? — вслух размышлял я. — Он же самый быстрый, — пояснил первый пленник. — Остальные корабли — настоящие корыта с парусами. «Хёлуберн», может, и мал, зато удал. — В смысле, что ему легче сбежать в случае заварухи, — с издевкой подхватил я, и пленник только кивнул. По моим прикидкам, от отца Сеолнота мне ничего выведать не удастся, а вот Вистан мог оказаться отзывчив на доброту. Поэтому, как только ужин закончился, мы с Эдит повели парня в беббанбургскую часовню, построенную на низком уступе скалы близ господского дома. Сложена она была из бревен, как и большинство строений в крепости, но христиане из числа моих дружинников устроили в ней каменный пол и застелили его дерюгами. Часовня была невелика: шагов двадцать в длину, а в ширину — вполовину меньше того. Окон в ней не имелось, из обстановки — только дощатый алтарь в восточном конце, несколько стульчиков да скамья у западной стены. Три стены из четырех завесили для защиты от сквозняка простыми вязаными полотнищами, а на алтаре возлежал серебряный крест, всегда начищенный до блеска, и стояли две большие свечи, постоянно горящие. Когда я ввел его в храм, вид у Вистана стал озадаченный. Он нервно посмотрел на Эдит, на груди у которой, как и у него, висел крест. — Лорд? — с беспокойством обратился он ко мне. — Нам подумалось, что тебе захочется помолиться, — заявил я, усевшись на скамью и привалившись к стене. — Это освященный храм, — заверила парня Эдит. — У нас и священник есть, — добавил я. — Отец Кутберт. Он живет тут, в крепости. Кутберт слеп и стар и в последнее время занедужил, поэтому попросил капеллана из деревни занять его место. — В деревне есть церковь, — объяснила Эдит. — Завтра мы туда сходим. Вистан пришел в полное замешательство. Ему вбили в голову, что я, Утред Проклятый, закоснелый язычник, враг церкви и убийца священников, а тут вдруг я привел его в христианскую часовню внутри моей крепости и толкую ему про христианских священников. Он воззрился сначала на меня, потом на Эдит, не зная, что сказать. Пребывая в Беббанбурге, я редко носил Вздох Змея, но Осиное Жало висело у меня на бедре, и теперь я извлек короткий клинок и протянул эфесом вперед Вистану, потом уронил, и тот звякнул о плиты пола. — Твой Бог сказал, что ты должен меня убить. Почему бы тебе не исполнить Его волю? — Лорд… — протянул он и умолк. — Ты заявил мне, что послан избавить мир от моего подлого существования. Тебе ведь известно, что меня называют Утредэрв? — Да, лорд, — промолвил юнец почти шепотом. — То есть Утредом, убийцей священников? Вистан кивнул: — Да, лорд. — Мне доводилось убивать священников, — подтвердил я. — И монахов. — Не преднамеренно, — вставила Эдит. — И преднамеренно тоже, — возразил я. — Но чаще в гневе. — Я пожал плечами. — Расскажи, что еще тебе известно обо мне. Вистан помедлил, потом собрался с духом. — Что ты язычник и любишь войну. Что водишь дружбу с идолопоклонниками и подстрекаешь их! — выпалил он и снова умолк. — Продолжай, — подбодрил его я. — Люди говорят, что ты хочешь видеть Этельстана королем Уэссекса, потому что околдовал его. Что ты воспользуешься им, дабы взойти на трон самому! — Это все? — Я хмыкнул. Прежде парень не глядел на меня, но теперь поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза: — Еще говорят, что ты убил Этельхельма Старшего и силой выдал его дочь за своего сына. Что ее изнасиловали! Здесь, в этой крепости! — На лице его проступил ужас, а в глазах слезы, и на удар сердца я подумал, что он схватит Осиное Жало. Тут Эдит рассмеялась. Она ничего не говорила, только хохотала, и ее веселье явно сбило Вистана с толку. Эдит вопросительно посмотрела на меня, я кивнул. Понимая, что означает этот кивок, жена встала и вышла в овеянную ветром ночь. Пока она открывала и закрывала дверь, свечи затрепетали, но не погасли. Часовенку освещали только они, так что мы с Вистаном вели беседу почти в полной темноте. — Редко выдается день без ветра, — размышлял я вполголоса. — Ветер и дождь, дождь и ветер — вот и вся погода в Беббанбурге. Парень промолчал. — Ну-ка расскажи мне, как именно убил я олдермена Этельхельма? — осведомился я, не меняя своего положения у стены часовни. — Мне-то откуда знать? — Что болтают о его смерти люди в Уэссексе? — спросил я, но не дождался ответа. — Ты ведь из Уэссекса? — Да, лорд, — подтвердил он. — Вот и расскажи, что народ в Уэссексе говорит про смерть олдермена Этельхельма. — Судачат, что он был отравлен. Я слегка улыбнулся: — Языческим колдуном? Юноша пожал плечами: — Лорд, тебе лучше знать. — Тогда, Вистан из Уэссекса, позволь мне поведать то, что я знаю. Я не убивал олдермена Этельхельма. Он умер от горячки, вопреки всем нашим стараниям вылечить его. Перед смертью олдермен причастился Святых Даров вашей церкви. Дочь Этельхельма присутствовала при его смерти, и никто не насиловал ее и не принуждал выходить за моего сына. Вистан молчал. Свет больших свечей мерцал на стали Осиного Жала. Ночной ветер колыхал дверь часовни и гудел в крыше. — Что тебе известно о принце Этельстане? — продолжил я. — Что он незаконнорожденный, — ответил Вистан. — И хочет отобрать трон у Эльфверда. — У Эльфверда, племянника нынешнего олдермена Этельхельма и второго по старшинству сына короля Эдуарда. Эдуард еще жив? — Хвала Богу, да. — Эльфверд второй его сын, и тем не менее ты утверждаешь, что он должен наследовать отцу. — Лорд, он же этелинг. — Этелингом считается старший сын, — напомнил я. — В глазах Господа старший сын короля — это Эльфверд, — стоял на своем Вистан. — Потому что Этельстан бастард. — Бастард… — повторил я. — Да, лорд, — упрямо подтвердил юноша. — Завтра я познакомлю тебя с отцом Кутбертом. Он тебе понравится! Я берегу его в этой крепости как зеницу ока, и знаешь почему? — Вистан помотал головой, и я продолжил: — Потому что много лет назад отец Кутберт имел неосторожность обвенчать молодого принца Эдуарда с хорошенькой девушкой из Кента, дочкой епископа. Девчонка та умерла во время родов, но произвела на свет двойняшек: Эдгит и Этельстана. Отец Кутберт свалял дурака, потому что у Эдуарда не было отцовского разрешения жениться. Тем не менее брак этот был совершен христианским священником в христианской церкви. И те, кто стремится оспорить право Этельстана на престол, наверняка попытались бы заставить отца Кутберта умолкнуть навеки. Вистан, его убили бы, чтобы правда никогда не вышла наружу. Вот почему я укрыл священника здесь, в этой крепости. — Однако… — начал он, но снова не нашел слов. Всю жизнь, то есть, по моим прикидкам, лет двадцать, ему в Уэссексе втолковывали, что Этельстан — бастард, а Эльфверд — законный наследник трона Эдуарда. Он верил в эту ложь, верил, что Этельстан был прижит от шлюхи, а теперь я разрушал его веру. Вистан чувствовал, что я говорю правду, но не хотел признавать этого, а потому молчал. — И ты считаешь, что твой Бог послал тебя меня убить? — спросил я. Он продолжал молчать, только смотрел на меч у ног. Я рассмеялся. — Моя жена христианка, мой сын христианин, самый старый и самый близкий мой друг — христианин, и половина моих дружинников тоже христиане. Почему же твой Бог не приказал кому-нибудь из них убить меня, а послал тебя? Зачем посылать человека из Уэссекса, когда здесь найдется добрая сотня христиан, способных меня прикончить? — (На эту мою речь Вистан не шелохнулся и не проронил ни звука.) — Рыбаки, над которыми ты издевался, а потом убил, тоже были христиане. Парень вздрогнул и замотал головой. — Я пытался помешать этому, но Эгберт… — пробормотал он едва слышно, но я уловил легкую заминку перед этим именем. — Эгберт — это ведь не настоящее его имя? — спросил я. — Кто он такой?