Я внимательно смотрел на нее. Без тени сомнения, она была прекрасна. Кожа белая как молоко, темные брови, черные волосы, пухлые губы и взгляд, полный вполне объяснимой тревоги. — Госпожа, ты просила моей помощи, и вот я здесь, — проговорил я настолько терпеливо, насколько мог. — А я не смогу тебе помочь, если ты вернешься в город, полный воинственных мужчин, половина из которых желает смерти твоим детям. — Я… — начала было она, но передумала. — Мы пойдем туда, — стоял на своем я, указывая на север. Я обернулся, но погони по-прежнему не заметил. — Вперед! Эдгифу повела свою лошадь рядом с моей. — А мы не можем подождать, чтобы выяснить, что произошло в Фэфрешеме? — спросила она. — Можем. — Я кивнул. — Но только после того, как окажемся на борту моего корабля. — Я переживаю за брата. — А за мужа? — грубовато осведомился я. Эдгифу перекрестилась: — Эдуард умирает. Возможно, уже умер. — И если это так, — все еще резким тоном продолжил я, — то Эльфверд стал королем. — Подлая душа, — прошипела молодая женщина. — Злое создание. Отродье дьяволицы. — Которому убить твоих детей — все равно что котят утопить, — напомнил я. — Поэтому нам следует доставить тебя в безопасное место. — Где же такое найти? — Вопрос исходил от одной из спутниц Эдгифу, единственной, не державшей ребенка. Она повернула лошадь так, что заняла место слева от меня. — Куда мы поедем? Было очевидно, что английский, на котором она говорила с легким акцентом, не родной для нее язык. — А ты у нас кто? — осведомился я. — Бенедетта, — представилась она с достоинством, заинтриговавшим меня. Заинтересовало меня и необычное имя, не встречающееся ни у саксов, ни у данов. — Бенедетта… — повторил я не слишком уверенно. — Я родом из Лупиэ, — гордо заявила она. Когда я промолчал, продолжила: — Тебе не приходилось слышать про Лупиэ? Должно быть, во взгляде моем читалось недоумение, потому что за меня ответила Эдгифу: — Бенедетта из Италии! — Рим! — воскликнул я. — Лупиэ находится намного южнее Рима, — строго возразила итальянка. — Бенедетта — моя драгоценная подруга, — пояснила Эдгифу. — И ее явно занесло очень далеко от дома, — заметил я. — Дом! — почти бросила мне в лицо Бенедетта. — Лорд Утред, где дом, когда приходят работорговцы и увозят тебя? — Работорговцы? — Сарацинские свиньи! — почти прорычала девушка. — Мне тогда было двенадцать. Лорд Утред, ты не ответил на мой вопрос. Я снова посмотрел на нее, подумав, что эта дерзкая чужестранка не уступает красотой своей венценосной госпоже. — Твой вопрос? — Где безопасное для нас место? — Если брат леди Эдгифу жив, она вольна присоединиться к нему, — сказал я. — Если нет, мы поплывем в Беббанбург. — Сигульф придет, — уверенно заявила Эдгифу, но, едва слова эти сорвались с ее губ, она осенила себя крестом. — Надеюсь, — буркнул я, размышляя, как удастся мне разместить Эдгифу и ее спутниц в Беббанбурге. В крепости было вполне уютно, но она не могла предложить роскоши, даже близко сопоставимой с дворцами в Винтанкестере и Лундене. Кроме того, ходили слухи о распространившемся на севере моровом поветрии, и, если Эдгифу и дети умрут в моей твердыне, по Уэссексу пойдет молва, что я убил их точно так же, как разделался с Этельхельмом Старшим. — Мой брат придет, — прервала Эдгифу цепь моих рассуждений. — И, кроме того, я не могу ехать в Беббанбург. — Госпожа, там ты будешь в безопасности. — Моему сыну предстоит стать королем Уэссекса, — заявила она, указывая на старшего из своих отпрысков. — Но он не сможет взойти на трон, если мы спрячемся в Нортумбрии! — Королем станет Эльфверд, — возразил я с легкой улыбкой. — А еще, госпожа, Этельстан постарается стать королем, так что начнется война. И лучше находиться подальше. — Войны не будет, потому что королем станет Этельстан, — объявила Эдгифу. — Этельстан? — переспросил я в удивлении. Мне казалось, что она ратует за права своего сына, а не пасынка. — Он взойдет на престол, только если победит Эльфверда. — Этельстан станет королем Мерсии. Мой супруг, — последние два слова она произнесла с желчью в голосе, — так прописал в завещании. Эльфверд, этот выродок, займет трон Уэссекса и Восточной Англии, а Этельстан — Мерсии. Это решено. Я тупо смотрел на нее, отказываясь верить собственным ушам. — Они сводные братья, — продолжила Эдгифу, — и каждый получит то, что хочет. Поэтому войны не произойдет. Я по-прежнему таращился на нее. Эдуард делит свое королевство? Безумие. Мечтой его отца было создание одного государства из четырех, и Эдуард почти сумел воплотить эту мечту в реальность, а теперь вдруг взял и похоронил ее? И он полагает, будто обеспечит этим мир? — Это правда? — спросил я. — Правда! — горячилась Эдгифу. — Этельстан будет править Мерсией, а подлый поросенок — двумя другими королевствами. До тех пор, пока мой брат не победит его. Тогда королем станет мой Эдмунд. Безумие, снова подумалось мне. Чистой воды безумие. Судьба, эта прихотливая сука, в очередной раз удивила меня, и я пытался убедить себя, что все это меня не касается. Пусть Эльфверд и Этельстан воюют между собой, пусть саксы режут друг друга, стоя в крови по колено, а я пойду на север. Но коварная сука все еще не наигралась со мной. Этельхельм жив, а я дал клятву. И нам нужно было спешить. По возвращении в гавань мы погрузили захваченные щиты, оружие и кольчуги в трюм «Сперхафока». Это был товар для продажи. Корабль находился на три или четыре фута ниже уровня пристани, и Эдгифу наотрез отказалась прыгать и не давала себя перенести. — Я королева, — подслушал я ее жалобу, высказанную спутнице-итальянке. — А не какая-нибудь рыбачка. Гербрухт и Фолькбальд отодрали от пристани две длинные доски и соорудили подобие сходни, которой Эдгифу после недолгих препирательств и пришлось воспользоваться. Во время рискованного спуска ее сопровождал священник. Ее старший сынишка Эдмунд последовал за ней и, немедленно бросившись к куче трофейного оружия, вытащил из нее меч с себя самого размером. — Пацан, положи его! — крикнул я с пристани. — Его следует называть принцем, — укорил меня поп. — Принцем я буду звать его только после того, как он заслужит этот титул. А ну положи! — (Эдмунд меня не послушал и попытался взмахнуть клинком.) — Положи меч, мелкий засранец! Мальчишка не подчинился и только уставился на меня с вызовом, перешедшим в страх, когда я спрыгнул на палубу «Сперхафока». Малец разревелся, но тут вмешалась Бенедетта. — Если тебе сказано положить меч, положи его, — велела она спокойно. — И не плачь. Твой отец — король, однажды и ты сам можешь стать королем. А короли не плачут. — Женщина бросила клинок обратно в кучу. — Теперь извинись перед лордом Утредом. Эдмунд посмотрел на меня, пробормотал что-то неразборчивое, потом опрометью убежал на нос «Сперхафока» и уцепился за материнские юбки. Эдгифу обняла его и сердито взглянула на меня. — Лорд Утред, он не мог причинить вред, — отрезала она. — Он не хотел, но вполне мог, — сурово ответил я. — Госпожа, мальчик и сам мог порезаться, — напомнила Бенедетта. Эдгифу кивнула, даже улыбнулась, и я понял, почему она назвала итальянку своей драгоценной подругой. В Бенедетте угадывалась уверенность, заставляющая предположить в ней защитницу Эдгифу. В ней проступала внутренняя сила, не уступающая внешней привлекательности. — Спасибо, — негромко поблагодарил я ее. Бенедетта, как я заметил, мало улыбалась. Для меня она сделала исключение, и улыбка задержалась на ее губах. Я продолжал смотреть, любуясь ее красотой, но тут между нами вклинился священник. — Эдмунд — принц, — настойчиво заявил он. — И с ним следует обращаться как с царственной особой. — А я — олдермен, — фыркнул я. — И тоже требую уважения. А ты кто такой? — Наставник принца, лорд, и духовник королевы. Отец Аарт.