Финан, стоявший рядом со мной, перекрестился. — Я обойду Линдкольн, — довольно громко пообещал я: поблизости находилось около дюжины слуг и дружинников, и мне хотелось, чтобы они услышали мои слова. — Мы воспользуемся западной дорогой через Мамесестер. — И возвращайся поскорее, — пробормотал Сигтригр. — Живой. Он сказал это искренне, но словно нехотя. Мы выехали на следующее утро. У меня не было намерения пользоваться для пути на юг какой-либо из дорог, но я хотел, чтобы весь двор услышал мои слова. У Этельхельма были при дворе Сигтригра соглядатаи, вот пусть теперь сторожат римские дороги, ведущие из Нортумбрии на юг, в Уэссекс. В Эофервик я поехал, считая своим долгом известить Сигтригра, однако, пока мы были в пути, Берг вел «Сперхафок» вдоль побережья к укромной гавани на северном берегу Хамбра, где ему предстояло ждать нас. Рано поутру на следующий день после нашего разговора с Сигтригром, с больной из-за обильных возлияний головой, я выехал со своими пятью спутниками из города. Мы поскакали на юг, но, как только стены Эофервика скрылись из виду, свернули на восток и тем же вечером нашли «Сперхафок» с его командой из сорока воинов, стоявший на якоре во время отлива. На следующее утро я отослал шестерых отвести коней в Беббанбург, с остальными же вышел в море. Этельхельму донесут, что я побывал в Эофервике и покинул город через южные ворота. Наверняка он решит, что я направился в Мерсию к Этельстану, но озадачится, почему со мной всего пять человек. Я хотел, чтобы он нервничал и искал везде, где меня нет. Своими планами я не поделился ни с кем: ни с Эдит, ни с сыном, ни даже с Финаном. Эдит и Финан ожидали моей поездки на юг после смерти Эдуарда. Но король был еще жив, а я вдруг уже поспешно засобирался. — Что сказал тебе священник? — поинтересовался Финан, пока «Сперхафок» шел вдоль берега под летним ветром. — Что мне нужно ехать на юг. — И когда мы туда доберемся, что будем делать? — Хотел бы я сам знать. Ирландец рассмеялся: — Мы, сорок человек, пойдем войной на Уэссекс? — Он кивнул на набитое людьми чрево «Сперхафока». — Нас больше чем сорок, — возразил я. Я смотрел на залитое солнцем море, расступающееся перед узким корпусом «Сперхафока». Лучшей погоды и не представишь. У нас был ветер, чтобы наполнять парус, и море, по которому плыть; море это искрилось в солнечном свете гладью, нарушаемой только барашками пены на гребнях волн. Такая погода должна служить добрым предзнаменованием, но у меня на душе лежал камень. Я отправился в поход, повинуясь порыву, цепляясь за то, что показалось шансом, но теперь меня грызли сомнения. Пальцы нащупали висящий на шее молот Тора. — Поп передал мне сообщение от Эдгифу[4], — признался я Финану. На миг он растерялся, потом вспомнил имя. — Пахнущие лавандой титьки! — воскликнул мой друг. Я хмыкнул, припомнив, как поведал однажды Финану, что грудь у Эдгифу источала аромат лаванды. Эдит рассказала, что многие женщины добавляют лаванду в животный воск и натирают впадину между грудями. — Да, сиськи у Эдгифу пахли лавандой, — подтвердил я слова Финана. — И она просит о помощи. Ирландец уставился на меня. — Иисус на кресте! — выдавил он наконец. — Бога ради, мы что вообще делаем? — Идем искать Эдгифу, разумеется. Финан продолжал таращиться на меня: — Но почему она обратилась к нам? — А к кому еще? — Да к кому угодно! Я покачал головой: — У нее мало друзей в Уэссексе, а в Мерсии и в Восточной Англии их вообще нет. Она в отчаянии. — А с какой стати ей просить помощи у тебя? — Ей известно, что я враг ее врага. — Этельхельма. — Который ее ненавидит. Ненависть эту было легко объяснить. Эдуард повстречал Эдгифу, когда был еще женат на Эльфлэд, сестре Этельхельма и матери Эльфверда. Новая женщина, моложе и красивее, одержала победу, узурпировав место Эльфлэд на королевском ложе и сумев добиться от Эдуарда титула королевы Мерсии. К вящей ненависти олдермена, она родила Эдуарду двух сыновей, Эдмунда и Эдреда. Оба были еще младенцами, но старший, Эдмунд, мог выступить претендентом на трон, потому что Этельстан считался незаконнорожденным, а Эльфверд, как многие убедились, был слишком глуп, жесток и непредсказуем, чтобы стать новым королем. Этельхельм осознал угрозу будущему своего племянника, и Эдгифу в своем отчаянии отрядила священника в Беббанбург. — Она знает, что готовит для нее Этельхельм, — объяснил я Финану. — Знает? — У нее есть лазутчики, как и у него, и они доложили ей, что, как только Эдуард умрет, Этельхельм увезет ее в Вилтунскир. Ее поместят в монастырь, а детей пристроят ко двору Этельхельма. — Что означает, — медленно проговорил Финан, глядя на летнее море, — что обоим мальчишкам перережут глотки. — А быть может, с ними очень кстати приключится какая-нибудь хворь. — Так что же мы будем делать? Спасать ее? — Спасать ее, — подтвердил я. — Но Господь мой Иисус! — воскликнул в сердцах мой друг. — Ее же охраняет королевская дружина! Да и Этельхельм с нее глаз не спустит. — Она уже перебралась с сыновьями в Кент. Сказала мужу, что хочет помолиться за него перед усыпальницей святой Берты, но на самом деле намерена собрать войско, чтобы защитить себя и мальчиков. — Боже правый! — Финан выглядел пораженным. — И люди пойдут за ней? — Почему нет? Припомни, что отцом ее был Сигехельм. Сигехельм, олдерменом Кента, погиб в бою с данами в Восточной Англии[5]. Он был богат, но даже близко не мог сравниться с Этельхельмом. Его сын Сигульф унаследовал отцовские богатства, а заодно и его дружинников. — У Сигульфа, вероятно, человек триста, — прикинул я. — А дружина Этельхельма вдвое больше, по самой скромной оценке! А за ним еще и королевское войско! — Эти воины будут следить за Этельстаном в Мерсии, — возразил я. — Кроме того, если Эдгифу и ее брат выступят против Этельхельма, у них найдутся сторонники. Надежда призрачная, но исключать такой поворот не стоило. Финан нахмурился: — Мне казалось, что клятву ты дал Этельстану, а не Лавандовым Титькам. — Моя клятва принадлежит Этельстану, — подтвердил я. — Но Эдгифу будет ожидать, что ты сделаешь следующим королем ее сына! — Эдмунд слишком мал, — ответил я. — Совсем младенец. Витан ни за что не выберет его королем, пока он не вступит в возраст. — К этому времени на троне прочно будет восседать Этельстан, и у него родятся свои сыновья! — А я к тому времени уже умру. — Я снова коснулся молота. Финан хохотнул безрадостно: — Так, значит, мы плывем, чтобы принять участие в кентском восстании? — Возглавить его. Это мой лучший шанс убить Этельхельма. — Но почему бы не примкнуть к Этельстану в Мерсии? — Потому что как только западные саксы прознают, что Этельстан использует нортумбрийские войска, то истолкуют это как объявление войны со стороны Сигтригра. — Если Этельстан победит, это не будет иметь значения! — Но у него меньше людей, чем у Этельхельма, и меньше денег. Лучший способ помочь ему — убить Этельхельма. Далеко на востоке показалось пятнышко паруса. Я наблюдал за ним до тех пор, пока не убедился, что корабль идет на север и пройдет далеко от нас. — Пропади пропадом твои клятвы, — произнес вполголоса Финан. — Согласен. Но не забывай, что Этельхельм пытался убить меня. Так что клятва не клятва, но за ним должок ценою в жизнь.