— Он же лис! — воскликнула Эдит. — Он властолюбив! Ему хочется стать королем Уэссекса, королем Мерсии, королем Восточной Англии, королем всего! И ему все равно, через что или через кого придется переступить, лишь бы достичь своей цели. Ну конечно, он нарушит свою клятву! Он ведь никогда не был женат! — А это-то здесь при чем? — Я воззрился на нее. Эдит смутилась. — В нем нет любви, — пояснила она, озадаченная моей несообразительностью. — Его мать умерла, давая ему жизнь. — Супруга осенила себя крестом. — Всем известно, что дьявол метит таких детей. — Моя мать умерла, давая мне жизнь, — возразил я. — Ты — дело другое. А ему я не доверяю. И когда Эдуард умрет, тебе следует остаться дома! Это было ее последнее, горькое слово. Эдит сильная и умная, и только дурак не прислушается к совету такой женщины, однако ее натиск пробудил во мне гнев. Я знал, что она права, но мое упрямство и ее настойчивость лишь укрепили во мне решимость сдержать слово. Финан соглашался с Эдит. — Если ты пойдешь на юг, я, конечно, пойду с тобой, — сказал мне ирландец. — Но нам не стоит туда идти. — Хочешь, чтобы Этельхельм остался в живых? — Я хотел бы загнать ему Похитителя Душ в вонючую задницу, так чтобы у него глаза на лоб вылезли, — процедил Финан, имея в виду свой меч. — Но охотно предоставлю это удовольствие Этельстану. — Я поклялся. — Ты мой господин, — заявил он. — Но круглый дурак при этом. Когда выступаем? — Как только прознаем о смерти Эдуарда. Вот уже год, как я ожидал, что с юга прискачет один из дружинников Этельстана с вестью о кончине короля. Но спустя три дня после нашего первого разговора с Этельвульфом вместо дружинника приехал поп. Он разыскал меня в беббанбургской гавани, где сходил на воду починенный «Сперхафок». День выдался жаркий, и я, помогая толкать изящный корпус корабля, разделся до пояса. Поначалу священник не поверил, что перед ним и вправду лорд Утред, но находившийся рядом Этельвульф, одетый как полагается знатному вельможе, подтвердил, что я и есть олдермен. Король Эдуард, как сообщил поп, еще жив. — Хвала Господу, — добавил он. Священник был молодой, он очень устал и стер о седло задницу. Под ним была породистая лошадь, но, подобно всаднику, ее покрывали пыль, пот, и она едва не падала от усталости. Поп гнал вовсю. — Ты столько проехал лишь сообщить, что король все еще жив? — резко спросил я. — Нет, лорд. Мне нужно передать тебе послание. Я выслушал послание и на следующий день, на заре, выступил на юг. Со мной из Беббанбурга ехали всего пятеро. Одним из них был, разумеется, Финан, а четверо прочих — хорошие воины, умелые в обращении с мечом и преданные. Гонца священника я оставил в Беббанбурге. Сыну, что вернулся с гор и вступил в командование гарнизоном на время моего отсутствия, наказал глядеть за ним в оба. Мне не хотелось, чтобы привезенная священником весть распространилась. И еще велел относиться к Этельвульфу как к почетному пленнику. — Допустим, это наивный дурачок, — сказал я. — Но я не хочу, чтобы он ускакал на юг и предупредил брата, что я иду. — Его брат все равно узнает, — сухо заметил Финан. — Этельхельму ведь уже известно, что ты поклялся убить его. Это-то и не давало мне покоя всю долгую дорогу до Эофервика. Мы с Этельстаном обменялись клятвами и договорились держать их в тайне. Я нарушил обещание, поделившись с Эдит, Финаном, сыном и его женой, но все они пользовались полным моим доверием. Но раз Этельхельм узнал секрет, то Этельстан поведал его кому-то, а этот некто рассказал, в свою очередь, Этельхельму. А значит, среди близких к Этельстану людей завелись лазутчики. В этом не было ничего неожиданного, я бы скорее удивился отсутствию у Этельхельма осведомителей в Мерсии, но, так или иначе, врага предупредили об исходящей от меня опасности. Был еще один человек, кому я не имел желания поведать о моей клятве, понимая, что это его не обрадует. И оказался прав — Сигтригр пришел в ярость. Не так давно он был моим зятем и с моей помощью стал королем Нортумбрии. Норманн, обязанный мне троном. Я занимал при Сигтригре то же место, что Этельхельм при Эдуарде: был самым могущественным его олдерменом, единственным человеком, которого королю оставалось либо улещивать, либо убить. Но одновременно мы были друзьями, хотя во время той встречи в древнем римском дворце в Эофервике он был очень зол. — Ты пообещал убить Этельхельма? — бросил он мне в лицо. — Я дал клятву. — Зачем! — Это не был вопрос. — Чтобы защитить Этельстана? — Я поклялся защищать его. Поклялся много лет… — И ему опять понадобилось, чтобы ты шел на юг, — перебил меня Сигтригр, — спасать Уэссекс от внутренней неурядицы! Спасти Уэссекс! Ты уже сделал это в прошлом году! Ты спас этого ублюдка Этельстана. А нам выгодна его смерть. Но нет, тебе нужно выручать жалкого засранца из беды! Ты никуда не пойдешь, я запрещаю. — Этельстан — твой шурин, — напомнил я. На это Сигтригр ответил резким словцом и пнул стол. Римский сосуд из синего стекла упал и разбился, взвизгнули королевские волкодавы. — Ты не должен идти, — убеждал зять, наставив на меня палец. — Я запрещаю! — Государь, у нас нынче принято преступать через клятвы? — спросил я. Он снова выругался, прошелся сердито по каменному полу, потом повернулся ко мне: — Когда Эдуард умрет, саксы передерутся между собой, так ведь? — Скорее всего. — Так пусть дерутся! — воскликнул Сигтригр. — Молись, чтобы эти ублюдки перебили друг друга! Нам это на руку: пока они воюют между собой, им недосуг воевать с нами. — Но если победит Эльфверд, он непременно нападет на нас, — возразил я. — А Этельстан не нападет? Думаешь, он не поведет армию через нашу границу? — Он обещал не делать этого. Пока я жив. — Это ненадолго, — вставил Сигтригр, придав своим словам тон угрозы. — И ты женат на его родной сестре-близняшке, — напомнил я. — Полагаешь, это его остановит? — Сигтригр сердито зыркнул на меня. Прежде он был женат на моей дочери, которая погибла, защищая Эофервик. После ее смерти король Эдуард под угрозой вторжения в Нортумбрию вынудил Сигтригра жениться на Эдгит. Подпираемый другими противниками, зять согласился. Эдуард провозгласил этот брак символом примирения между саксонскими государствами и подвластной норманнам Нортумбрии, но только глупец не понимал, что истинной его целью было поместить христианскую королеву-саксонку на трон вражеской страны. Если Сигтригр умрет, то его сын, мой внук, будет слишком юн, чтобы принять бразды правления. Даны и норманны никогда не признают благочестивую Эдгит своей правительницей и посадят на престол Нортумбрии кого-то из своих, тем самым дав саксам повод для нападения. Под предлогом восстановления Эдгит на ее законном месте они приберут Нортумбрию, мою страну, к рукам. Все это было так. И тем не менее я собирался выступить на юг. Я дал клятву не только Этельстану, но и Этельфлэд, дочери короля Альфреда, которая была не просто моей любовницей, но я ей очень дорожил. Я обещал защищать Этельстана и убить его врагов после того, как умрет король Эдуард. А если человек нарушает клятву, он теряет честь. При жизни мы можем иметь многое: знатное происхождение, земли, успех. И у меня все это было. Но после смерти нам предстоит путь в загробный мир, и туда мы сможем забрать лишь свою репутацию, а у человека без чести нет репутации. Я решил сдержать клятву. — Сколько людей ты берешь с собой? — спросил Сигтригр. — Всего сорок. — Всего сорок! — с сарказмом повторил он. — А что, если нападет Константин Шотландский? — Не нападет. У него руки связаны дракой с Овейном из Страт-Клоты. — А норманны на западе? — допытывался зять. — Ты побил их в прошлом году. — А у них новые вожаки, и корабли продолжают прибывать! — Значит, побьем их в следующем году, — отрезал я. Сигтригр снова сел, и двое волкодавов подскочили к нему, чтобы хозяин их погладил. — Мой младший брат приплыл из Ирландии, — сообщил он. — Брат? — Я знал, что у Сигтригра есть брат, но зять редко вспоминал о нем, и у меня сложилось впечатление, что он до сих пор в Ирландии. — Гутфрит, — процедил он имя. — Он рассчитывает, что я стану одевать и кормить его. Я обвел глазами большой зал, ловя взгляды приближенных Сигтригра: — Он здесь? — В борделе, скорее всего. Так ты все-таки идешь на юг? — проворчал Сигтригр. Он выглядел стариком, хотя был моложе меня. Его некогда красивое, несмотря на недостающий глаз, лицо покрылось морщинами, волосы поседели и поблекли, борода поредела. Новой королевы во дворце я не встретил, — по слухам, большую часть времени та проводила в основанном ею в городе монастыре. Ребенка Сигтригру она до сих пор не родила. — Мы идем на юг, — подтвердил я. — Откуда и грозят нам главные беды. Только не езжай через Линдкольн, — уныло посоветовал он. — Почему? — Говорят, что там чума.