– Я с охотой следовал за тобой, Аннев, но друзьями мы никогда не были. Ты так и не стал одним из нас… и рисковать жизнью ради тебя я не собираюсь. Аннев, онемевший от шока, молча смотрел, как он уходит. Он меня бросил. Мой друг бросил меня умирать. Стоп. Кентон прав – никогда они не были друзьями. Союзниками, соперниками – да, но только не друзьями. И все же Аннев чувствовал себя преданным. Как же это, черт возьми, больно. Тут сапог начал тлеть, и Аннев отскочил в сторону. Он посмотрел вниз и увидел, что это горит отрубленная конечность стражника, рядом с которой он стоял. Ну конечно, вот оно, решение – под самым его носом! Он сосредоточился на левой руке и усилием воли заставил магический протез отделиться от его предплечья. Через пару мгновений красная перчатка соскользнула с культи и упала на пол вместе с закованным в кандалы артефактом. Тогда Аннев взялся за протез и несколько раз дернул в одну, потом в другую сторону, пытаясь протащить его сквозь железный браслет. Бесполезно. По-видимому, протез уменьшался или увеличивался лишь в том случае, когда соединялся с человеческой рукой соответствующего размера. Аннев вцепился в ржавый металл вокруг магического запястья и пожелал, чтобы браслет разомкнулся, – но артефакт, как Кентон и говорил, отказывался ему повиноваться. Между тем завеса дыма стала удушающе плотной, а дверная арка жалобно заскрипела. Припав к полу и стараясь не дышать, Аннев продолжал отчаянные попытки спасти протез. Наконец, убедившись, что это невозможно, он сдернул с него перчатку и крепко сжал ее в руке. Хоть что-то мне удалось сегодня сохранить. Он сунул подарок Маюн в карман и огляделся в поисках топора. Заметив краешек знакомого лезвия за горящим столом Янака, Аннев бросился туда, низко наклонив голову, чтобы не надышаться дымом. – Да провались ты в бездну! – выругался он, подбежав ближе: от рукояти топора шел дым, а лезвие раскалилось докрасна. Аннев уже собирался выбежать вон, как вдруг увидел бронзовую лампу Янака. Он подобрал ее и, к величайшему своему удивлению, обнаружил, что она ничуть не нагрелась. Аннев зачарованно провел пальцами по испещренной сотнями крошечных рун поверхности. «Если это действительно Оракул из Спеур Дун…» Он так и не смог закончить мысль, потому что и сам не знал, чего в этом случае стоит ожидать. Бережно спрятав лампу в нагрудном кармане туники, Аннев бросился из пылающего кабинета. Дюварек, закованный в бронзовые доспехи, топор Шраона, магический протез, с которым он не расставался с колыбели… Вся его прошлая жизнь в буквальном смысле сгорела дотла. Но Аннев был фениксом. А феникс всегда восстает из пепла. Глава 59 Аннев мчался по длинному коридору, судорожно пытаясь на ходу придумать план действий. Если он вернется в Шаенбалу с одной рукой – его убьют. Если первым до деревни доберется Кентон, то всем расскажет, что Аннев погиб, а когда тот объявится – с одной рукой, – казнят, скорее всего, и его, и Кентона. Как только два этих варианта оформились в его сознании, Аннев тут же понял, что нужно делать. Добраться до Шаенбалу раньше Кентона, желательно до рассвета. Как-то спрятать свое уродство. Раздобыть новую магическую руку. Тогда, возможно, ему удастся перехватить Кентона до того, как аватар сморозит глупость и выдаст их обоих. А если Кентон по какой-то причине упрется и решит, что жить им ни к чему, придется его убить. Перспектива не самая желанная, но и к такому повороту нужно быть готовым. И потом, Кентон сам только что пытался его прикончить, так что все честно. Первое, что необходимо сделать в Шаенбалу, – отыскать Содара. Если он еще в деревне, то поможет проникнуть в Проклятое хранилище и найти протез на замену – при условии, что таковые существуют. Священник как-то обмолвился, что там есть и другие магические конечности, вот только не уточнил – руки или ноги. Если там и правда имеется подходящий и Содар знает это наверняка, может, он и сам проберется в Хранилище и выкрадет его, как когда-то. С другой стороны, если Содар еще не покинул Шаенбалу, он совершенно точно примется уговаривать Аннева бежать вместе с ним. Если план провалится и Кентон его опередит, вероятно, Аннев согласится. Но до той поры он будет из кожи вон лезть, чтобы вернуть себе свое блестящее будущее, которое сейчас висит на волоске. Одна надежда на то, что Содар блефовал, когда говорил, что уйдет без него, – и теперь не отвернется от своего блудного ученика. Увидев тело на полу, Аннев остановился. Стражнику проткнули горло. «Это не аватары, – подумал Аннев. – Должно быть, дело рук Содьи Рокас». Он сорвал с мужчины плащ, накинул на плечо и подбежал к балкону. Отдернув штору, юноша увидел отраженные в стекле оранжевые всполохи – отблески пожара за его спиной, напомнившие ему о том, что он еще не избежал непосредственной опасности. И тут же пламенное отражение очертило собственный силуэт Аннева – с культей вместо левой руки. «Нет, так не пойдет», – решил он. Спрятав культю под плащом, Аннев потянулся к ручке балкона, но тут же сам себя одернул: «Идиот! Как ты собираешься карабкаться по стенам, с одной-то рукой?» Он бросился к лестнице и, слетев по ступеням на первый этаж, обнаружил прислоненный к стене труп слуги. В черепе бедняги, у самого основания, виднелось крошечное отверстие. Аннев двинулся дальше, стараясь держаться в тени и напряженно вслушиваясь в тишину. Однако ни в коридорах, ни в комнатах, что попадались ему на пути, не было ни души, лишь несколько безжизненных тел, каждое с небольшим, словно оставленным толстой иглой, отверстием – в груди, черепе или горле. Содья. Кем же надо быть, чтобы так безжалостно – и безо всякой надобности – убить стольких людей? Вероятнее всего, эта женщина, незаметно проникшая в самое сердце замка, из ассасинов, а им милосердие чуждо. Аннев вдруг почувствовал облегчение: повезло ему, что воровка не стала демонстрировать на нем свое чудовищное мастерство, а лишь заковала в кандалы. На какое-то мгновение его даже охватила тревога: а что, если Фину повезет меньше? В поисках выхода Аннев очутился в длинном коридоре, стены которого были увешаны портретами молодого лорда Харта. Очевидно, рассказы торговца о его подвигах содержали правду. На первом полотне художник изобразил Янака у кромки черного озера: он стоял, уперевшись ногой в тушу водяного дракона, – кажется, Содар называл таких дракванами. На втором лорд Харт задумчиво глядел на замшелые руины какого-то города, окутанные пеленой тумана. На большинстве остальных картин он был запечатлен в своих бронзовых доспехах, но на последней из них – в обычной одежде, рядом с женщиной, держащей на руках младенца. Аннев поспешил дальше. Теперь таиться не имело смысла, ведь все, кому посчастливилось выжить, наверняка покинули замок тотчас же после того, как Янак испустил последний вздох. Вскоре на глаза ему попалась кладовая. Свернув туда, Аннев заметил в дальней стене какую-то щель и подбежал ближе. Дверь! От его толчка она медленно распахнулась, открыв взору мрачный туннель, в конце которого горел тусклый свет. Наверное, так она и проникла в замок. В туннеле оказалось достаточно светло; стены были ровные, а потолок, выложенный из острых кусков гранита, выгибался высокой аркой. Вскоре ему стало ясно, откуда исходит свет: примерно в дюжине футов от входа на держателе для факела висел блестящий черный фонарь. Аннев уже протянул к нему руку, как вдруг замер. Зачем кому-то оставлять фонарь в таком месте? Попахивает ловушкой. Он внимательно осмотрел все вокруг и уже через несколько мгновений убедился в своей правоте: ловушка и правда была, причем не одна, а целых три – растяжка, короткое копье, спрятанное в стене и приводимое в движение особой пружиной, и контактный яд. Прикинув свои возможности – обезвредить первую не составит труда, для второй нужны обе руки, а контактный яд – слишком опасная штука, – Аннев решил, что и при свете звезд найдет дорогу домой. Перешагнув через растяжку, он крадучись выбрался из туннеля… и оказался среди плотно посаженных низкорослых кустов с острыми железными шипами – уродливых родственников альтаранского железного дерева. Только не это! Как бы его ни подмывало броситься стремглав прочь от замка, придется потерпеть: из шипов этого растения получались самые острые и прочные наконечники для стрел, за что его так ценили даритские мастера-лучники. На счастье, через чащу оказалась проложена узенькая извилистая тропинка, и Анневу удалось проскользнуть сквозь стену страшных колючек почти без единой царапины. Сразу за кустарником открывался вид на широкую равнину с разбросанными тут и там рощицами и низкими холмиками. За нею чернела сплошная полоса леса. «Щедрый Предел, – вспомнил Аннев. – Выходит, я у северной стены Банока». А это значит, что ему крупно повезло: не нужно пробираться через весь город, шарахаясь от стражников, и придумывать, как перелезть через городскую стену. И главное – он наверняка опережает Фина с Кентоном. Аннев побежал вдоль стен на восток, туда, где они привязали лошадей, – сначала рысцой, а потом и во весь дух, не заботясь о том, что его могут увидеть. Серп луны завершал свой путь по небосводу, и до рассвета оставалось всего несколько часов. Он уже почти добрался до места, когда почувствовал, что дело плохо. Даже в слабом свете звезд можно было рассмотреть, что ни рыжего мерина, ни серого иноходца у дуба нет. Когда он подбежал еще ближе, сердце у него упало: его черной кобылы тоже не было. – Тресни ваши чертовы кости! – крикнул Аннев, в отчаянии пнув густые заросли папоротника. Все его надежды пошли прахом. Ему ни за что не попасть в деревню раньше этих двоих. Он еще раз пнул от злости зеленый шуршащий ковер – и вдруг поддел носком сапога свою собственную седельную сумку. Он ошеломленно уставился на пару кожаных мешков, скрытых под плотными резными листьями. Неужели он и правда такой счастливчик? Он долго возился, прежде чем совладал с первой сумкой, но его усилия были вознаграждены: его красная форма мастера-аватара и мешок с монетами от Тосана лежали нетронутыми. Жаль только, что ни то ни другое никак не поможет ему добраться до дома. Во второй сумке по-прежнему лежали его кожаные мешки для воды. Развязав один из них, он обнаружил лишь аккуратно сложенный флаг Бреатанаса. Не густо. И вдруг Аннев кое-что вспомнил. Запустив руку в другой мешок, он нащупал твердый круглый предмет… Зелье Содара. Аннев задумчиво уставился на непрозрачный бутылек, в котором оставалось еще как минимум две трети эликсира, прикидывая свои шансы. До Шаенбалу одиннадцать миль. Почти столько же он пробежал, расставшись на Чащобном тракте с Крэгом, – причем без всякого зелья. Теперь же он сможет двигаться намного быстрее, да к тому же срезать путь в нескольких местах, где на лошади не проедешь. А значит, рано посыпать голову пеплом. Правда, Содар предупреждал, что, если выпить слишком много, это чревато опасными последствиями, и в других обстоятельствах Аннев прислушался бы к нему. Сейчас же он сильно сомневался, что последствия злоупотребления эликсиром могут стать опаснее того, во что он вляпался. Он вытащил из бутылька пробку, зажав его между бедрами, и поднес его к губам. Пряная сладкая жидкость полилась в горло, обволакивая его уже знакомым огнем. Аннев осушил флакончик и швырнул его в папоротник. К этому моменту в его желудке уже полыхало настоящее пламя. И тут его голова взорвалась. Аннев вскрикнул и, схватившись за лоб, упал на колени, потом повалился на бок. Мир перед глазами потерял очертания, превратившись в разноцветную мешанину; волны чудовищной боли сотрясли тело, выворачивая внутренности. Состояние, похожее на агонию, длилось около минуты – а потом все закончилось. Руки у Аннева тряслись, голова гудела, а желудок свело судорогой, и тем не менее он ощущал себя полным сил. Он потянулся и размял мышцы, чувствуя, как энергия, заключенная в теле, рвется наружу. Хотелось бежать, нестись вскачь, драться – все что угодно, лишь бы не стоять на месте! Но Аннев не торопился. Он несколько раз с силой топнул, сжал и разжал кулак, а потом закрыл глаза. Сосредоточившись, он направил бурлящую энергию в органы чувств… И тут словно рухнул невидимый барьер, и ощущения, ничем более не сдерживаемые, мгновенно затопили его сознание. Он чувствовал аромат жирной земли под папоротником, смешанный с запахом конского навоза; слышал, как карабкается по травинке крошечное насекомое и смеются у своих костров жители Банока. Аннев открыл глаза и моргнул. Теперь он мог рассмотреть каждый холм вдалеке, и даже Чащу, находившуюся еще дальше, видел так четко, что различал траву под деревьями и жухлую листву на голых ветках. А прямо перед ним, под сенью дуба, стояла, склонив голову набок, какая-то тень. Кровь бешено застучала в висках. Что это такое и как давно за ним наблюдает? Фигура выглядела как высокий тощий человек, но таких бесформенных, черных и плоских людей попросту не бывает. Фигура шевельнулась, и Аннев заметил, как на ветру колыхнулся рваный край серого плаща. Человек… в плаще смерти. Тот самый, что преследовал его в Баноке и из-за которого он свалился с крыши. Однако тогда он выглядел как полупрозрачный сгусток тени, а теперь благодаря действию эликсира Аннев смог его рассмотреть. Но и это было не все. Поза, одежда, ощущение, исходившее от него, – все это казалось Анневу ужасно знакомым. «Он похож… на Содью Рокас», – дошло до юноши наконец. Вот только это точно была не Содья. Да, ее одежду тоже составляли лохмотья, но лохмотья из шелка и бархата, подогнанные по фигуре. А одеяние этого человека походило скорее на призрачную дымку, невесомую паутину, сотканную из нитей всех возможных оттенков тени. И держался он не так, как Содья – с надменной уверенностью, – а холодно и бесстрастно. Аннев почувствовал себя жуком, на которого стремительно опускается подошва сапога. Он инстинктивно прижал к себе левую руку, и плащ соскользнул с плеча, обнажив культю. Тень встрепенулась. Повернув безглазое лицо, она уставилась на культю – и вдруг размашистым шагом двинулась на перепуганного аватара. По спине Аннева пробежал холодок; тело напряглось, ощутив новый прилив магии и адреналина. Развернувшись к Чаще, он сорвался с места и припустил так, будто за ним гнался сам Кеос. Ибо не сомневался, что так оно и есть.