Часть 4 Четверо всадников скачут к твоему порогу. У каждого на плече птица. Каждый конь несет тяжкое бремя. В каждой птице – тайная сила. Проклятый вождь – он идет забрать жизнь у того, кого считал братом. Воин-отступник – он жаждет крови одного из твоего рода. Тень от тени – она идет за жезлом темной силы. Обреченный калека – он клеймен знаком Кеоса И одной рукой заберет у тебя Оракул. Четыре птицы летят к твоему порогу. Четыре клюва – четыре клинка. Цапля, сокол, грач и сорока. Не стой на пути у птиц. Не сдерживай всадников. Жезл оставишь – за ним явится Тень. Жезлом взмахнешь – и печали не миновать. Дом будет проклят, сокровища рассыплются в прах. Милости будешь ты предан, руку, что поднимется на тебя, поглотит огонь. Ответы Янаку Харту. Слова Оракула из Спеур Дун Но он не сгинул, ибо лишить бога жизни может лишь бог. Дух его живет, и сосуд его переродится – божественный король, что принесет спасение и погибель. Ибо как масло не держится в треснувшем кувшине, так и дух его не удержится в разбитом сосуде. Все части нужно собрать воедино, дабы отлить новый сосуд. Лишь после смерти возможна жизнь. Лишь очищающее пламя смоет скверну. Лишь разрушение возродит его вновь. Вот осколки разбитого сосуда, что произошли от сокрушенной длани: Семеро наделенных силой – они наследники его магии; Шестеро рожденных от плоти – они наследники своих отцов; Пятеро из кланов – они наследники его детей; Трое скованных с кровью земной – они же ее хранители; Двое связанных с первозданным хаосом – они наследники несуществующего и грядущего, что еще не предопределено; Седьмой несет печать Кеоса и Последнюю Надежду Люмеи, и тот, кто в последний день станет вместилищем его духа, править будет всеми семерыми. И осколки сосуда пойдут войной друг на друга и будут пожирать друг друга, пока из пепла не восстанет новый бог крови земной. И величие Одара и Люмеи померкнет пред его величием, и поклоняться ему станет больше народу, чем песчинок на дне моря, и сотрет он даритов и илюмитов с лица земли. И тогда Кеос Перерожденный станет править всей сушей и всякими существами, рожденными из земли и крови, а тех, кто не подчинится воле его, предаст смерти. Пророчества о сокрушенной длани и разбитом сосуде. Из Книги Судьбы Сквозь века до нас дошли имена нескольких Шестерых, достойных упоминания, среди которых известны и те, чье фактическое существование почти неотделимо от легенд о них. Среди прочих это Гевул Ужасный, Трат Пройдоха, Гаррах Пожиратель Топей, Тень, Шнее с Юга, Кольда Выпь и Бидба Второй (также известный как Бидба Пила). О ныне живущих ввиду их частой смены любые рассуждения представляются бессмысленными, однако достоверно известно, что как минимум двое являются представителями Шестерых на протяжении последних трех веков. Это некромант Шахран из Тир-Реоты (чью зловещую биографию я вкратце изложил в ином своем труде) и некая Возрожденная Тень (личность не установлена). Кроме имени, последняя не имеет практически ничего общего с первой Тенью – Вальдемаром Кранаком, посеявшим великую смуту по всей Горм-Корсе незадолго до того, как тот край был предан полному забвению. Человек же, называемый ныне новым воплощением Тени, даже не даритского происхождения. Это крозеранец, и он наемный убийца или шпион. К тому же он каким-то необъяснимым образом связан с царством теней, чем и объясняется его неестественное долголетие (хотя многоуважаемые коллеги из Южного края имеют на этот счет иные, более экстравагантные теории). Более о Возрожденной Тени нам не известно ничего, кроме разве что того факта, что его зачастую – но не всегда – сопровождает ученик. Это единственный из сианаров, кто придерживается подобной практики. О сианарах. Из «Полной истории Лукватры» Кьяртуса Гарма Глава 60 До окрестностей Шаенбалу Аннев добежал меньше чем за два часа. Если путь по равнинам Дароэи он проделал на одном дыхании, взбудораженный действием эликсира и подгоняемый страхом, то пять миль сквозь Чащу оказались сущим кошмаром: лес обрушился на его обостренные органы чувств лавиной резких звуков и зловещих силуэтов, заставляя шарахаться от любого шороха. Но хуже всего было другое: действие зелья понемногу ослабевало, а тени – как обычно перед рассветом – начали удлиняться, увеличивая оставшееся до деревни расстояние вдвое. Но, даже несмотря на это, Аннев мчался без оглядки и ни разу не остановился, чтобы перевести дух. Когда он достиг вершины холма на краю деревни, небо уже посветлело. Как бы Аннев ни изнывал от желания передохнуть, он понесся вниз по восточному склону и бежал до самой центральной площади. Только там он позволил себе замедлить шаг и оглянуться. Всю дорогу его не покидало ощущение, что тень наступает ему на пятки, но сейчас позади никого не оказалось, и Аннев, собрав остатки сил, бросился к часовне. Окна были закрыты ставнями; решив, что передняя дверь заперта на замок, Аннев направился к сараю. Внутри все находилось на своих местах: оружие висело на стойке, у стены стоял топор для рубки дров, а в маленькой уборной – ночной горшок, и все же словно чего-то не хватало. Аннев подошел к двери, ведущей в дом, толкнул – и сердце у него упало. Дверь была не заперта. Случилось то, чего он боялся больше всего. Содар ушел. Кровать в комнате священника стояла аккуратно заправленная, так что невозможно было понять: встал ли он совсем недавно либо вовсе не ложился. Аннев обыскал спальню в поисках записки – не мог же Содар уйти без прощального письма! – но все тщетно. Теперь положиться было не на кого – только на самого себя. Я должен пробраться в Хранилище. Содар говорил, там есть еще протезы, – может, какой-нибудь да подойдет. Если же попасть туда не удастся или удастся, но протезов он не найдет или найдет, но подходящего среди них не окажется… что ж, тогда он придумает что-то еще. Солнце почти взошло… не являться же в Академию с одной рукой. Всю жизнь его защищала магия, а теперь придется как-то выкручиваться самому. Как там говорил Содар? «Хороший трюк сродни искусству»? Аннев печально улыбнулся. И вдруг у него появилась идея. Он стянул с плеча плащ и решительно направился в свою комнату. Бросив плащ на пол, юноша встал на него коленями возле своего матраса, и, сунув руку под обивку, начал вытаскивать солому и набивать ею перчатку. Когда кисть приобрела правдоподобные очертания, он натянул перчатку на культю. Солома кололась, но в целом рука выглядела как настоящая. Аннев оторвал от плаща синюю тесьму и для надежности обвязал ее вокруг бицепса. А теперь – в Хранилище! Он выскочил из часовни, молясь, чтобы Фин с Кентоном еще не вернулись, и помчался к конюшням. У ворот он замер, прислушиваясь, не раздадутся ли знакомые голоса, а потом проскользнул внутрь. Тут же ноздри защекотал запах сена и конского пота. Аннев машинально поднес к лицу руку, чтобы почесать нос, – и уткнулся в набитые соломой пальцы. Аннев сокрушенно покачал головой. Всю свою жизнь он считал волшебную руку своей неотъемлемой частью и, хоть Содар и пытался его к этому подготовить, редко всерьез задумывался о том, что будет, если он вдруг ее лишится. «А если я не найду протез?» – подумал он и похолодел от страха. Если древние увидят его с одной рукой – ему конец. Единственный выход – пробраться в это Проклятое хранилище. Будь оно трижды проклято. Аннев украдкой заглянул в стойло: белая кляча и крепкая бурая лошаденка мирно жевали сено. Других лошадей в стойле не обнаружилось. Все-таки он опередил аватаров – вот только надолго ли? Не теряя времени даром, Аннев побежал к дверям, ведущим в подвал. От его толчка одна из них, повернувшись на смазанных маслом петлях, бесшумно отворилась, и Аннев ступил в темный коридор. Этот коридор соединял конюшни с просторными подвалами Академии, и Аннев неоднократно здесь бывал; правда, еще ни разу в полной темноте и одиночестве. Доверившись памяти и навыкам, отработанным на тренировках, он осторожно продвигался вперед, ощупывая пальцами стену. Пусть ему и не доводилось посещать Хранилище, Аннев точно знал, что оно где-то здесь, на нижнем уровне, и залы его столь огромны, что можно хоть тысячу лет забивать их артефактами, и все равно еще место останется. Стена под пальцами кончилась. Исследовав пространство вокруг себя, Аннев понял, что прямо перед ним – еще один туннель, пересекающий тот, по которому он следовал, под прямым углом. Наспех помолившись Одару, Аннев продолжил путь вперед, рассудив, что Хранилищу полагается находиться в самом сердце Академии. Вскоре ему попался второй туннель, и он снова не стал сворачивать. По его ощущениям, сейчас он должен был оказаться непосредственно под главным зданием. На третьем перекрестке он уперся в стену, и пришлось выбирать: направо или налево? Аннев опустился на колени и ощупал каменный пол: слева камни были гладкие, справа – покрыты толстым слоем пыли. Так какой путь выбрать? Самый очевидный или тот, которым редко пользуются? С одной стороны, Хранилище – самое секретное место в Академии, туда вот так запросто не попадешь. Но с другой – мастер Нарах ходит туда каждый день, а значит, логично предположить, что коридор, ведущий налево, и есть верный путь. И все же Аннев, повинуясь интуиции, свернул направо. Он двигался быстро, но вместе с тем осторожно, ведя рукой по стене, тут и там затянутой паутиной. Вдруг нога коснулась какого-то предмета, торчащего из пола. Аннев молниеносно отдернул ногу и отпрыгнул назад. В эту же секунду раздалось отчетливое щелканье, за которым последовал звонкий металлический лязг, эхом прокатившийся по коридору. Чертыхнувшись, Аннев вжался в стену и напряг слух, пытаясь расслышать хоть что-то сквозь громовой стук собственного сердца. Потом осторожно, очень осторожно начал водить ногой по полу, пока не почувствовал под подошвой кое-что интересное. Присмотревшись, он увидел в полу желобок, тянущийся от стены до стены, а в желобке – металлическую растяжку, которая была соединена с громадной пружиной и здоровенным железным капканом с мощными зубьями. Судя по тому, что в захлопнутом виде он достал бы Анневу до талии, предназначен он был для того, чтобы разорвать человеческое тело пополам. Аннев содрогнулся от ужаса и уже пожалел о своем выборе. Может, этот коридор и приведет его к Хранилищу, но придется ох как постараться, чтобы добраться до него живым и невредимым. Вдруг очертания ловушки стали более четкими. Аннев несколько раз оторопело моргнул и вдруг увидел в конце коридора тусклое пятно света, которое постепенно становилось все ярче. Аннев бросился назад. Едва он нырнул за угол, как стены коридора, из которого он только что сбежал, осветило пламя факела. Аннев, затаив дыхание, прижался спиной к камням. Звук легких шагов, как и источник света, двигался в его направлении. Аннев в отчаянии треснулся затылком о стену: он в ловушке! Бежать опасно – кто его знает, сколько тут этих капканов; драться нечем – он совершенно безоружен. Одна надежда на хорошо подвешенный язык, – может, удастся уговорить того, с факелом, не поднимать тревогу. У ловушки шаги стихли. Из своего укрытия Аннев видел, как на стенах колебались тени и отсветы огня, но человек с факелом почему-то не двигался. Аннев колебался, не зная, что лучше предпринять: сидеть тихо как мышь или же кинуться на этого любопытного, застать его врасплох, а там… – Аннев! А ты что тут делаешь?