– С позволения Академии, – продолжил Содар, обращаясь к прихожанам, – сегодня я хотел бы прочесть вам этот труд. Как верно заметил старейший Тосан, история, изложенная в нем, не лишена некоторой предвзятости, однако я уверен, что она откроет нам многие, доселе неведомые истины. – Это вопиющая вольность, Содар, – счел нужным высказаться Тосан. Однако по его тону было ясно, что возмущается глава Академии исключительно для порядка. – Можешь прочесть свою летопись, – добавил он после короткой паузы, – однако после службы принеси ее в Академию: мы должны обсудить твои изыскания, а также методы, к которым ты прибегаешь в своей работе. Содар покорно склонил голову: – Буду только рад, старейший Тосан. Он положил на стопку белых листов Книгу Одара и, листая бронзовые страницы, произнес: – Прежде чем начать, я хотел бы прочесть стих из книги. – Он кашлянул, прочищая горло. – «И прошли годы, и века прошли с первого праздника обмена дарами. И случилось это через семь сотен лет от того дня, когда Маяхлай, воплощение хаоса, был изгнан из Лукватры». Содар отложил книгу в сторону и, подняв глаза на собравшихся, начал… Часть 2 И когда семь веков прошло со дня первого Регалея, Одар, в тщеславии своем, благословил детей своих новым даром: поднял посох старейший из богов и сотворил из подвластной ему стихии, кваира, сущность. Нарек Оракулом и отнес на северо-запад Одарнеи, где к нему приходили дариты, ибо наслышаны были, что Оракул наделен мудростью самого Одара и ответствовал даже тогда, когда молчал человек, скрывая мысли в сердце своем. Имелась в Оракуле и сила Кеоса, и сила Люмеи, ибо, как и прежде, жило в посохе их благословение. И, узрев деяние брата своего Одара, подумала Люмея: какой дивный дар преподнес он детям своим! И пожелала она одарить так же своих детей, илюмитов. Поднесла богиня к устам свою флейту, и сотворила из чистого люмена созданий, и дала им свободно ходить среди людей. И нарекла она созданий феями, ибо состояли они из света и огня и дарили детям Люмеи великую радость. И дала им богиня ходить по долинам Илюмеи, неся свет любви каждому, кто встретится на их пути. И были души фей укреплены силою Кеоса и силою Одара, ибо по-прежнему жило во флейте благословение богов. Но узрел это Кеос – и воспылал гневом, ибо это он выковал посох для Одара и флейту для Люмеи, а брат с сестрой отблагодарили его всего лишь песней, а детей своих, будто в насмешку над ним, благословили невиданными дарами, что сотворили из даров Кеоса. Возвратясь в свою кузницу, день и ночь трудился Кеос, пока не сотворил молотом своим создание, превосходящее и Оракула, и фей, равное ему самому по облику и подобию и наделенное могучей силою. И возлюбил Кеос голема, и нарек его Фьольдаром. Но не было в молоте Кеоса благословения ни Одара, ни Люмеи, ибо, оскорбившись даром брата и сестры, Кеос разгневался и бежал, и боги не благословили дар, что он создал сам для себя. Потому все создания, сотворенные молотом Кеоса, вселяли страх и отвращение даритам и илюмитам, ибо не было в них ни люмена, ни кваира, а значит – ни духа, ни разума. Но Кеос, сотворив голема, возрадовался, ибо знал, что слуга без разума будет беспрекословно повиноваться своему господину, а раб без души вовек не устанет от своей работы. Но не знал Кеос и того, что Фьольдар наделен силой поистине устрашающей и Одар с Люмеей назовут его мерзейшим из созданий. И тогда запер Кеос голема в самом центре земли, и долгое время томился Фьольдар на дне глубочайшего ущелья, скрытый от взора богов. Фьольдар, сотворенный из одного лишь т’расанга, не пил воды и не ел никаких земных плодов: напоить его могла лишь кровь, а насытить – свежая плоть. От плоти диких зверей голем делался все свирепее, а от крови людей в нем зародился разум, исполненный самых нечестивых уловок, на какие только способен разум человеческий. И Кеос, из любви к своему творению и ненависти к Одару и Люмее, приносил детей их в жертву ненасытному созданию. Но стало так, что с сотворением Фьольдара внутри Кеоса проснулся неутолимый голод: он возжелал сотворить из т’расанга и других существ. Как ни любил бог голема, он видел, что тот несовершенен: недостает ему ума и красоты облика. Тогда удалился Кеос в пещеры под своей кузницей и долго трудился там, творя големов и прочих непостижимых существ, жаждая сотворить из крови земли создание более совершенное. Големов из камня сотворил он и лучшему из них дал имя Клакланрай. И големов из металла сотворил он и лучшему из них дал имя Ярнах. Сотворил он и крылатых големов и нарек предводителя их Гарголом. И после многих лет трудов сотворил он Дортафолу – первого из великих вампиров. И в Дортафоле увидел Кеос красоту, которую так долго искал. Но Одар и Люмея прознали о творениях брата своего, ибо сотрясалась Лукватра, когда рождались в недрах ее чудовища, и полнилась земля их стенаниями в ночи, а даритов и илюмитов, что творили суд над детьми Кеоса, преследовали ужасные создания. И тогда Одар пришел к младшему брату, с коим не встречался с кануна первого Регалея, и призвал его раскаяться в своих деяниях, пригрозив, что, если тот не раскается, жрецы Одара будут охотиться на детей Кеоса, пока не очистят от них, скверных, Лукватру. Но Кеос был мудр. Увидел он, что полны лицемерия слова брата, и упрекнул его: «Разве твои дети уже не охотятся на моих, как на диких зверей? Разве не хвалишь ты их за это, не веришь, что благое дело творят они? Видел я, какие преступления вершат жрецы твои и сколь жестоки дети твои и жадны до чужой земли. Знаю, что желают они изгнать нас и заселить собою весь мир. И потому не трать впустую свои слова. Любовь детей твоих ослепляет тебя, и не стану я в угоду им приносить в жертву своих детей». Так и ушел Одар ни с чем. Тогда попросил он Люмею пойти к брату и вразумить его. И пришла Люмея в Тор-Куму просить за своих детей и за Одара и детей его, и стала умолять брата не творить более существ, лишенных жизни и света. Кеос выслушал сестру, но остался непреклонен. Тогда взяла Люмея руку его – ту руку, которой Кеос поразил Маяхлая, – и заплакала, орошая ее слезами. И увидела Люмея то, что скрывал брат: черный шрам и иссохший палец, и вспомнила, как впились зубы Маяхлая в эту руку, и поняла, что яд демона проник в ее брата. И тогда сказала она Кеосу: «Скверна Маяхлая на тебе, брат мой, ибо, когда боролся ты с Небогом, разве не пронзил он твою руку своими зубами, не отравил тебя своим ядом?» И Кеос прислушался к ее словам: воистину, Маяхлай – воплощение хаоса, Отец зла, смерти и бесчестья – впился зубами в руку его, когда бился он с демоном в последней битве. И Кеос скрыл это от брата и сестры, ибо страшился, что скверна Маяхлая на нем. И смирился Кеос перед сестрой, и дал согласие выслушать Одара во второй раз. И Люмея пошла к Одару, и поведала, что Кеос поражен скверной Разрушителя, и упросила Одара вместе с ней второй раз навестить брата. Так, впервые с кануна первого Регалея, боги вновь собрались вместе. Порешили они, что виной всему скверна Маяхлая, и сказал Одар Кеосу разрушить всех големов, даже тех, что сотворены были из чистого т’расанга. Согласился Кеос, хоть сердце его и разрывалось от горя, и обещал, что разрушит свои создания. Тогда потребовал Одар, чтобы бог т’расанга отдал ему свой молот, ибо страшился Одар существ, рожденных рукою брата, и жаждал получить его молот, который Кеос ценил превыше остальных своих творений. И Кеос оскорбился, ибо брат не отдал должное его добродетели. Воистину, готов он был разрушить все, что создал с великим трудом и любовью, но невыносима оказалась ему даже мысль о том, чтобы оставить свой молот. Помнил Кеос, как обошлись с ним брат и сестра в день Регалея, и ни за что не уступил бы силу своего молота ни ему, ни ей. Так во второй раз ослушался Кеос брата и разозлился на него. Тогда Люмея взмолилась, чтобы он смягчил свой нрав; обняла его и заплакала, призывая забыть об упрямстве и ненависти, но не тронули Кеоса слова сестры. И увидел Одар, что брат его ожесточился и глух к мольбам, и рассудил так, что это скверна Маяхлая отравляет его разум. Тогда поднял он посох и поразил руку, укушенную демоном. Длань Кеоса разбилась на тысячи тысяч кусков, а пальцы сломались пополам и упали на землю. Восстание Фьольдара. Из Книги Терры, найденной в руинах Спеур Дун. Перевел Содар Вейр Глава 23 Служба закончилась, и прихожане начали расходиться по домам. Древние остались сидеть на своих местах, молча взирая на Тосана. Анневу тоже не терпелось услышать мнение старейшего. Тосан, скрестив руки на груди, поглаживал свою аккуратную бородку. Когда последние прихожане покинули часовню, он что-то шепнул Маюн. Девушка кивнула, встала со скамьи и направилась к выходу. Дождавшись, когда фигурка дочери растворится в ночи, Тосан произнес, сверля Содара колючим взглядом: – Благодарю, брат Содар. – Голос его звучал совершенно обыденно. – Вы прочли нам интересную историю. Утерянные терранские летописи и ваш достойный перевод… все это крайне занимательно. Содар поклонился: – Вы слишком добры, старейший Тосан. – Надеюсь, за мою доброту вы отплатите снисходительностью. – Тосан встал. – Жду вас в своем рабочем зале. Вместе с рукописью и переводом. – Я… как пожелаете, старейший Тосан. – Содар снова поклонился. – Позвольте лишь переодеться и взять все необходимое. Тосан кивнул. Он повернулся к мастерам и, обращаясь к Джерику и Дорсталу, приказал: – А вы проследите, чтобы брат Содар и служитель Аннев не задерживались. Несколько минут спустя все четверо стояли перед кабинетом Тосана. Дверь им открыл мастер расчетов. – Старейший Тосан ждет вас в зале для запретного чтения. Древний Дорстал, вы свободны. «Зал для запретного чтения? – удивился про себя Аннев, глядя вслед удаляющемуся Дорсталу. – Интересно, что это значит?» И поспешил за Карбадом, Джериком и Содаром. Пока они собирались, времени поговорить со стариком у него не нашлось, но сейчас выдалась такая возможность, и Аннев не стал ее упускать. Он сбавил шаг и дернул Содара за мантию. Священник, шагавший за Джериком, пошел медленнее и чуть наклонил голову к Анневу. – Зачем он нас позвал? – прошептал Аннев. – Рукопись, – шепнул в ответ Содар. – Он недоволен. – Но я-то ему зачем? Содар пожал плечами. Некоторое время они шагали молча. – Кажется, ты не особо волнуешься, – не выдержал Аннев. Старик чуть повернул голову, и Аннев увидел, что он улыбается. – Да я в ужасе, мальчик. Но я готов. Я долго ждал этого разговора – ждал с надеждой. «Почему с надеждой?» – уже собирался спросить Аннев, но испугался, что древний Джерик, который тоже замедлил шаг и почти поравнялся с ними, сможет их услышать. Длинный извилистый коридор закончился узкой винтовой лестницей, вырубленной в стене. Аннев с недоумением отметил, что никогда не видел этого прохода: по-видимому, просто не обращал внимания, ведь эта часть коридора была почти не освещена. Карбад, держа над головой лампу, повел их вниз, и вскоре они достигли подножия лестницы, где увидели железную дверь. Мастер расчетов передал лампу Джерику, извлек из складок мантии кольцо с ключами и открыл дверь. – Входите. Древний Джерик отдал лампу Карбаду и шагнул внутрь с уверенностью человека, который неоднократно здесь бывал. Что же касается Содара, священник слегка замешкался. Аннев видел его лицо в подрагивающем свете лампы: замешательство Содара длилось всего несколько секунд, но Анневу хватило этих мгновений, чтобы понять: старик встревожен как никогда. Однако вот он переступил порог, и Аннев последовал за ним. Карбад, оставшийся снаружи, закрыл дверь. Аннев осмотрелся. Комнату освещала лишь масляная лампа, горевшая на небольшом столике у дальней стены. Все остальное пространство занимали шкафы с книгами. «Это же библиотека», – догадался Аннев. Маленькая, идеально чистая библиотека. Аннев втянул носом сухой воздух, приготовившись к неприятному запаху старой кожи и истлевшего пергамента, – и удивился, почуяв восхитительную сладость. – Пьянит, не правда ли?