Мастер Мару посмотрела на складывающийся в бледное, зажмуренное лицо лиственный узор, щелкнула ногтем. – Неплохо, но ты же сама видишь, это мертвая работа. Или не видишь? – Да, мастер Мару, вижу, – согласилась Эльга. Унисса отложила доску и поднялась. – Это хорошо. Постукивая по дереву костяшками пальцев, она обошла вокруг стола, в одеяле, будто в мантии, и села у окна. Солнце, еще довольно высокое, вызолотило ей лоб и щеку. Словно в противовес, неосвещенная половина лица мастера показалась Эльге не розовой, а землисто-серой. – Действительно, солнце, – удивилась Унисса. – Да. Иногда кажется, что твои силы, твое мастерство не имеет пределов. Но затем… Она посмотрела на ученицу и слабо улыбнулась. – Мастер Мару, вы больны? – дрожащим голосом спросила Эльга. – Нет, глупая девчонка. – Унисса щелкнула зубами и запахнулась плотнее. – Я пытаюсь сказать тебе, что упадок сил караулит любого мастера. Букет, набитый Шиввану, возможно, обессилил меня на несколько дней. Такое случается, так что ты не беспокойся. Хотя я ждала этого сразу после Дивьего Камня. – И что теперь? – Ничего. Что там с твоим вторым букетом? Унисса протянула руку. – Это я вас… – Эльга закопалась в сумке. – Когда вы набивали Шиввана. Она вытащила доску. – Интересно. Унисса долго смотрела на одуванчиково-можжевеловый рисунок. Над светлыми волосами играли, искрились пылинки. – Это хорошо? – спросила Эльга. – Подойди, – проговорила Унисса. – Да, мастер Мару. Эльга несмело подступила к лавке. Где-то внутри нее, в животе копошился маленький страх, что сейчас последует наказание. – Сядь. – Не отрывая глаз от букета, Унисса похлопала ладонью по лавке рядом с собой. Эльга села. – Что ты видишь? Мастер поставила доску на стол, чтобы и ученице было видно. Лепестки и листья, казалось, жили своей жизнью, переплетались и перетекали из одного узора в другой. – Это Шивван, – сказала Эльга. – Да? – выгнула бровь Унисса. – Круглый и бледно-голубой? – Нет, это в нем. Там можно увидеть Свию. – Свию? – Его девушку, которая утонула. – Погоди, ты же сказала, что набивала меня. – Да. – Ох, объяснись, пожалуйста. Эльга потупилась. – Вы светились, когда работали. Ну, я и решила, раз Шивван у меня нормальным не получается, то, может быть, вы… А пальцы сами принялись совсем не то набивать. То есть я видела, я чувствовала, только это было… Ну, словно подглядываешь… Как бы не вас видишь, а Шиввана, но через вас. – Ясно. – Я все неправильно сделала? – Нет, – сказала Унисса, приобняв Эльгу свободной рукой. – Знаешь, как это называется? – Она указала глазами на букет. – Это называется – проблеск. – Это плохо? Мастер рассмеялась. – Девочка моя, – сказала она, – это значит, что ты растешь. Понимаешь? Растешь! Это мой букет – один в один. Глаза ее наполнились влажным блеском. Свия – красивая, мертвая, но живая – проступила из листьев и тут же растворилась, распалась, словно речной кэттар потянул ее на глубину. Проблеск, сказала Унисса, значит, что-то в тебе изменилось. Ночью Эльга лежала и прислушивалась – где эти изменения, в чем? Рыцек запрыгнул на кровать, походил, потерся об одеяло, потом свернулся под боком. Эльга притянула его к себе. От кота пахло травой и сырой шерстью. – Ты где был? – спросила она его. Рыцек не ответил, лишь приоткрыл один глаз, который зажегся во тьме, словно маленький, серо-голубой фонарик. – Я, кажется, изменилась, – сказала Эльга. – Ты не чувствуешь? Кот уютно, раскатисто заурчал. Эльга погладила его, выловив из шерсти едва не проскочивший между пальцами влажный вересковый стебелек. Эх, одиночество. – Это ты из города, что ли, выбирался? – спросила кота Эльга. – Вереск, знаешь, не везде растет. А здесь и вовсе в одном месте всего лишь. Рыцек зевнул. Ему было неинтересно. – Тогда о чем с тобой говорить? – спросила Эльга. – Не о тезке же о твоем. Нет, давай о мастерстве, как в начале? Где-то в глубине дома скрипнули полы. Кот насторожился, приподнял голову и вывернулся из-под руки. Легкий соскок на пол – и он пропал, ушел исследовать звук. – Ну и ладно, – обиженно сказала в темноту Эльга. – Вот знаешь, кошачьим грандалем тебе ни за что не стать. Почему? – спросишь. А очень просто. Ты в людях не разбираешься, да. А у них, между прочим, проблеск! Перевернувшись на живот, она долго теребила вересковый стебелек, выщипывала мелкие листики. Надо понять. Букет ведь не просто так сложился. Руки руками, но как без головы? Что-то же было в голове, мыслилось. А если у меня случайно получилось? А завтра – раз! – и не получится? Не очень-то будет приятно. Эльга повернулась на бок и уснула. Утром Унисса объявила, что букеты сегодня они будут делать вдвоем. Эльга набивает основу, мастер же занимается тонкой работой, если, конечно, у нее хватит сил. А если не хватит, ученице придется самой глядеть во второй слой. Почему? Потому что проблеск. Пора. – И никаких «но». Они позавтракали вареными яйцами и кровяной колбасой. Унисса выпила вина с медом. Эльга – кружку молока. Взгляд ее то и дело скользил к окну. Она с замиранием ожидала, когда появится первый посетитель. Даже живот начало крутить. Унисса поставила марбетту, выбрала доску. Появился Рыцек, по-хозяйски покрутился в ногах, но от предложенной колбасы отвернул морду, показывая, что и без нее сыт. – Эльга, – позвала Унисса, ставя свой стул позади стула, предназначенного для ученицы, – садись. – Уже? – Да. Доска желтела пятнышками подсохшей смолы. Линии древесных колец вздымались, закручивались в грозовые волны.