– А ты куда? – Унисса шуганула с лавки кота, осторожно подбиравшегося к саку с листьями. – Ну-ка, брысь! Рыцек обиженно мявкнул. Неожиданно стукнула дверца рядом с воротами, и Эльга обмерла на стуле, боясь пошевелиться. Все, конец! А я ничего, я никак. Я не умею! – зазвенело внутри нее. Прошлепали к дому по влажной дорожке мягкие, осторожные шаги. – Хозяйка! Госпожа мастер! Круглое лицо прильнуло к стеклу. Две большие ноздри, маленькие глаза, пунцовые щеки, волосы, зачесанные с низкого лба направо и налево, к ушам. Прочь! Каким листиком бы кинуть? – Можно к вам? Эльга испуганно моргнула. – Заходите, – сказала Унисса. Лицо раздвинуло губы в улыбке и пропало. Ах, если бы насовсем! – Сюда. Мастер открыла гостю и приняла у него накидку. – Меня зовут Деодор Кеммих, – повернулся он. – Замечательно. – Мне нужен букет. – Мы немедленно этим займемся. Унисса подвела гостя к лавке у окна. Деодор оказался упитанным, самоуверенным мужчиной. На нем были зауженные к лодыжкам штаны и пышная свитка, собирающаяся складками на животе. – Вам удобно? – спросила Унииса. – Да. Опустившийся на лавку Деодор закинул руку на подоконник и приподнял подбородок. – Меня можно вот так и изобразить, – сказал он. – Мужественным, слегка холодным, глядящим вдаль. – Вы же знаете, что мастер листьев не делает простые букеты, – напомнила Унисса. – А как же! Мне рассказывали, – согласился Деодор. – Я хочу, чтобы женщины сходили по мне с ума. Мастер улыбнулась. – Кажется, вы и так не обделены женским вниманием. Мужчина важно кивнул. – Это да. – Так зачем вам еще? – Ну, это уж, наверное, не ваше дело. – Вот как? – прищурилась Унисса. – Значит, моим делом будет отказать вам. – Ну зачем же сразу… – Деодор пожевал губами и произнес, понизив голос: – Это останется между нами? – И моей ученицей, – добавила Унисса. – А где… Ох! – Деодор, побледнев, запоздало обратил внимание на Эльгу, съежившуюся за марбеттой. – Она с вами? – показал пальцем он. – Разумеется. Эльга, выгляни. – Да, мастер Мару. Эльга отклонилась в сторону. – Здрасьте. Локоть Деодора слетел с подоконника, а ладонь прижалась к свитке в районе груди. – Ка… Какой нежный цветок. Я однозначно сражен. В самое сердце. Какая невинность! Какая чистота! Глаза гостя сделались маслеными, на лбу проступили бисеринки пота. – Она будет набивать ваш букет, – сказала Унисса. – Да-а? – Деодор только что не облизнулся. – Я с превеликим удовольствием… Подождите, я несколько не так сижу. Он, поерзав, принял торжественную позу – упер руку в бок, вобрал живот и выпятил грудь. Рыцек, объявившийся рядом, был вежливо отодвинут носком башмака. – Так лучше? – Да. Только вы так и не обмолвились о причине вашего желания. – Ах, мое желание! Деодор принужденно рассмеялся. – Я боюсь, ваша ученица воспримет меня как человека, полного низких страстей. – Не бойтесь. – Кхм, кхм. В целом мне, конечно, хочется искренности в отношениях. Искренности и легкости. И восхищения. Чтобы я был всем, всем, речкой, травкой, небом. Вот чтобы любая посмотрела на букет – и отдалась. – Понятно, – сказала Унисса. – Это возможно? – с надеждой посмотрел Деодор. – Пожалуй, нам понадобится несколько попыток, – раздумчиво сказала мастер. – Это займет часов пять. – Я не тороплюсь, – заверил ее гость, промокая лоб платком. – Тем более если ваша ученица сядет ко мне немного боком. – А по-моему, так, как она сидит сейчас, даже лучше, – сказала Унисса. – Всегда есть возможность дофантазировать, дорисовать в уме, что не видно. Что там, за марбеттой? Ведь всякое может быть. У Деодора вдобавок к пунцовым щекам густо покраснела шея. – Вы правы, – сказал он и теперь уже облизнулся по-настоящему. – Мне уже не терпится получить букет. Унисса, подобрав ногу, уселась на стул у Эльги за спиной. – Что ж, ученица, начинай. Букет не пошел сразу. Руки дрожали. Печать покусывала кожу. Деодор – репейник, малина и липа – непременно встречал ее взгляд сладкой, липкой улыбкой, от которой так и хотелось расплеваться и передернуть плечами. На доске тоже все липло – листья к листьям и к подушечкам пальцев. Рисунок скакал и ломался. Букетное лицо Деодора оплывало, становясь жидкой кашицей. Сколько липой ни корми – все не впрок. Унисса следила молча. Это молчание действовало на Эльгу сильнее, чем если бы мастер ее поправляла, и она то пережимала листья, то резала ногтем лишнее. Видимо, все было безнадежно, раз не стоило и одного слова. Пальцы выбивали тревожные звуки. Не размеренное «тум-тум», а безумное «тум-бам-фыр-р-бом-бам». Листья ссорились еще в воздухе. Репейник грыз липу, липа душила малину. Малина брызгала кровью. – Деодор, не хотите чаю? – спросила вдруг Унисса. – С удовольствием! – сказал Деодор. – Я получаюсь?