– Вот так. Проснулась она одна и долго сидела неподвижно, подтянув колени к подбородку и смотря в грязное окошко. С той стороны, закрывая часть неба, прилип прошлогодний липовый лист, коричневый и сморщенный. Любопытный. Эльга завернулась в одеяло, пряча наготу. Смотри-смотри, не обсмотрись только. Присоседился, уцепился. Все ссохлось уже, а туда же. Привстав, она легко стукнула по стеклу костяшками пальцев. Ну-ка. Лист качнулся и, помедлив, слетел вниз. Вот и хорошо. Нечего! Эльга прислушалась к себе. В теле бродили странные волны тепла и холода. От лиственного зрения кололо глаза – оно казалось непривычно ярким, вызывающе-аляповатым, что на стену пялься, что под ноги. Я – новая Эльга, сказала она себе. В голове ее ворохом листьев рассыпались букеты, где она и Рыцек возвращаются в Подонье, их встречают застольем и всем местечком тут же играют свадьбу, мама с папой на лавочке, тетушка Тельгин отплясывает с дедом Пихтей, дядя Вовтур дарит на счастье завязанный узлом гвоздь, все смотрят… Только вот мастерство. Не может же она бросить свое мастерство. Куда тут от мастера? И с листьями она подружилась, и пироги у нее получаются – любо-дорого. И печать все-таки, неспроста печать. Тридцать эринов выплачено. Пыф-ф! Я же могу работать и в Подонье! – легкомысленно решила Эльга. И в Барбарене по соседству. Не всем же дождь призывать! Простые букеты тоже нужны. На счастье. На удачу. От зубной боли. А Рыцек сможет наняться в местные стражи, ему позволят. Это было бы очень хорошо. Со двора, кажется, звякнуло. Эльга прилипла к окну, разглядев молочницу, просунувшуюся с кувшином в ворота. Да, сейчас бы перекусить чего-нибудь! Не съел же все Рыцек! Она натянула исподнюю рубашку, потом торопливо влезла в платье, прижала, сцепила застежкой разошедшийся шов. Рыцек, наверное, уже сидит за столом и ждет завтрака. И молодец, что ее не разбудил. Вон солнце как высоко. Значит, будет уже не завтрак, а почти обед. Она весело – через одну ступеньку скок, через вторую прыг – спустилась сверху и обнаружила вместо Рыцека молочницу, румяную, рыжеволосую, пышногрудую. – Ох и горазда спать ты, девонька! – заулыбалась та, пряча в подол полученную от Униссы медную мелочь. – Всю весну проспишь. Эльга застыла на пороге комнаты. – А где Рыцек? Звери и предметы как-то виновато смотрели со стен. Была бы возможность, наверное, отвернулись бы, убежали, спрятались. Унисса подождала, пока за молочницей закроется дверь. – Ушел, – сказала она, спокойно глядя на ученицу. – К-как ушел? – Эльга даже запнулась на первом слове. – Просто ушел? И ничего не сказал? Ей стало вдруг холодно, и она обняла себя руками. – Нет. Унисса поставила кувшин на стол. – А я? – спросила Эльга. – А ты – глупая девочка, – мягко сказала Унисса. – Глупая повзрослевшая девочка. Но все равно глупая. – Но он же вернется? – Эльга с надеждой посмотрела на женщину. Унисса пожала плечами. – Не знаю. Думаю, нет. У Эльги задрожали губы. – Вы врете! Он хороший! Даже если его вызвали… срочное дело или новый учитель… – Он просто ушел, – сказала Унисса. – Вы же могли ему помешать! – В чем? – Остановить! – Ученика мастера Изори? – В голосе Униссы прорезалась насмешка. Слезы брызнули у Эльги из глаз. – Я же набила… я же набила букет. Я целую ночь… – Дурочка! – Унисса обняла ее, прижала голову к своей груди. – Ты еще не умеешь, не знаешь, как это делается. Менять в человеке что-то очень непросто. Тем более в твоем Рыцеке. Некоторое умение – еще не мастерство. – Неправда! Эльга вырвалась и побежала наверх. У нее есть букет, и она покажет, что все сделала правильно! Она видела, как и что исправлять! Кот прыснул с ее пути. Вот. Сейчас. Где? Эльга озадаченно крутнулась на месте, ища марбетту глазами. Стул. Стол. Шкаф. Кровать и тюфяк. Мятая простыня с крохотным пятнышком крови. Ее скомкать. Ни марбетты, ни букета. Но как же? Может, Рыцек забрал букет с собой? Эльга заглянула под кровать. Пусто. Раскрыла шкаф. Паук в паутине. Дохлый вроде бы. Но тогда, получается, Рыцек забрал и марбетту. Зачем? Она вышла из комнаты. Под ногой слабо хрустнуло. Маленький осколок дубового листа. Эльга замерла. Она вдруг услышала еле различимый шепот, перебор зубчиков, доносящийся из чулана, в котором хранились вещи мастера Криспа. – Хозяйка! Хозяйка. Сюда! Голоса листьев были подавленные, испуганные. Бедные, бедные, остались одни, в темноте, духоте и пыли. Кто вас… – Эльга! – крикнула снизу Унисса. – Я сейчас. Эльга приоткрыла дверь в чулан. Слабо скрипнули доски. Желтый свет проник внутрь, наткнулся на разбитый сундук, обмахнул полки, уставленные глиняными фигурками, перескочил на ткани, платья и шубы, сложенные мятой горой. Эльгин букет венчал собой эту гору. Доска была аккуратно расколота надвое, и Рыцек на ней казался пораженным мечом или топором от темени до шеи. Глаза ошалело смотрели в стороны. Рот провалился, пропал. Лиственная крошка стыла вокруг, будто кровь. Эльга отступила от бурого кленового ручейка, протекшего к ногам. – Эльга! – Я здесь, – прошептала Эльга. Ноги отказались ее держать, и она опустилась на пол. Зачем же? – подумалось ей. Что же это такое? – Ах, моя девочка! – Унисса оказалась рядом, поймала в ладони ее лицо. – Не смотри. Смотри на меня. – Он сошел с ума, мастер Мару? – тихо произнесла Эльга. – Нет, – замотала головой Унисса. – Он просто… Ему, наверное, не понравился он сам, и он разозлился. – Я не смогла его изменить? – Нет. Эльга заплакала. – Но я так хотела! – Ты научишься. Только нужно время. – Я помню. – Эльга шмыгнула носом. – Неудачи и терпение. – Да, моя девочка. – Но Рыцек все же хороший, – подняла глаза на мастера Эльга.