– Когда уезжаете? – спросил Канлик. – Сегодня, – ответила Унисса. Часть 2 Им повезло купить фургон с двумя лошадьми. Фургон оказался настоящим домом на колесах, с узкими лавками, на которых можно было спать, с полками выше, с лампой на крюке, дверцей сзади и окошком спереди. На плоской крыше уместились четыре оставшихся от набивки панно мешка. Они накупили припасов, приобрели несколько платьев и пару дорожных плащей. Веселый плотник сколотил Эльге несколько чудесных рамок, в которые тут же вставил тонкие деревянные дощечки. Унисса раздобыла десяток холстов. – Н-но! Поехали дорогой на Гарь-Поле. Лошадки послушно трусили по размякшей, но все еще добротной дороге, выводя колесную колею. Сидеть на обшитой волчьими шкурами извозчицкой скамье было удобно, ноги упирались в специальную подставку, сверху нависал козырек, не давая редкой мороси попасть в глаза. Унисса держала вожжи. Сбруя позвякивала, фургон кряхтел и скрипел, копыта с чавкающим звуком опускались в глинистую грязь. – К вечеру остановимся, – сказала Унисса, – и будешь набивать букет. – Ну мастер Ма-ару! – протянула Эльга. – У тебя был день отдыха, этого, думаю, хватило. – А пальцы до сих пор болят! – Поболят – перестанут. – Ага, конечно. – Не пререкайся. Эльга вздохнула. – Да, мастер Мару. – Пока попробуешь набить наш фургон. Это простое задание. Мимо потянулись поля, блестящие канавками воды и полные желтоватых стеблей. Чуть в стороне ровняли новый участок – тощий вол уныло тянул за собой борону. На воле сидел мальчишка в остроконечной шляпе. – А куда мы едем? – спросила Эльга. – В Гуммин. Это восточнее, Иссимский вейлар. – Там новый заказ? Унисса качнула головой. – Нет, когда-то в Гуммине жил мастер Крисп, а потом оставил на меня дом. Я навещаю его время от времени. – Кого? Мастера? – Дом, дурочка. – А я думала, что мастера все время путешествуют, – сказала Эльга. – Не все время. А вот выучу тебя, так вовсе осяду в Гуммине, и отдуваться придется тебе, – пригрозила Унисса. Впереди вырос холм, как щетиной с одного бока поросший кустарником, и дорога завернула в объезд. – А мастера все такие? – спросила Эльга. – Какие? – покосилась Унисса. – Ну, без семьи, без детей. Лошадки помахивали хвостами. – Нет, почему же? Бывают у них и семьи. Но редко. Мастерство, оно такое… оно требует тебя всего, без остатка, и на любимых людей просто не остается времени. – Унисса вздохнула. – Ничего не поделаешь. – Это неправильно, – сказала Эльга. – Так есть. – А я? – Что – ты? – Ну, со мной-то вы возитесь. – Вожусь, – признала Унисса. – Потому что мастерство не должно прерываться. К тому же это мне почти ничего не стоит. Так что, ученица, готовься соответствовать. Эльга фыркнула. С низинки надвинулся белесый, зябкий туман, но рассеялся, едва дорога забралась выше. По правую сторону молчаливыми рядами застыли чахлые елки. – Если подумать, – сказала Унисса, – всегда чем-то приходится жертвовать. Любой твой выбор означает отказ от чего-то еще. – А если бы вы стали грандалем… Унисса щелкнула вожжами по крупу одной и второй лошадок, заставляя их идти резвее. Внутри фургона что-то упало на пол и перекатилось. – По-моему, я уже сказала, что не собираюсь раскрывать тебе этот секрет. – Но вы бы стали менять мир? – Не знаю, еще не решила. По слухам, мастер становится грандалем на очень короткое время, и не все в этом смысле зависит от его желания. Можно даже проморгать момент, а потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. – А я бы вернулась домой, – сказала Эльга. – Сейчас? – Нет, позже. Через год. Или через три. Чтобы мама, папа… Чтобы я вошла, а они такие… «Дочка, доченька!»… Эльга всхлипнула. Слезы потекли, словно дождь над Дивьим Камнем. Вытирай, останавливай, все равно не удержишь. Черное мастерство. – Ну-ну. – Унисса смахнула пальцем слезинку с Эльгиной щеки. – Воды нам, по-моему, хватит. Перебор. До Гуммина они добрались за четыре дня. Лошадки попались выносливые и неприхотливые. На ночь Унисса, стреножив, оставляла их пастись на полянках неподалеку, затем разжигала костер и жарила мясо, изумительно вкусное, горячее, капающее жиром. Темнота сторожила за кругом гудящего, выстреливающего искры огня, Эльга куталась в плащ, а Унисса рассказывала истории из своей жизни, о листьях и людях, о мастере Криспе, о приеме у кранцвейлера, где в глазах рябило от витражей и золотого шитья. После этих историй было удивительно сладко засыпать в фургоне. Ветер дышал в стенки, бормотали листья на крыше, и сны приходили на мягких лапах, чтобы обнять и окунуть в отголоски услышанного. Солнце по утрам явно чувствовало себя неуверенно и грело небо где-то за облаками. Дождь же больше грозился, больше пугал, чем лил по-настоящему. Прыскал, словно напоминая: я здесь, чуть что – гряну! Они проехали низинку, давшую название местечку, всю в черных проплешинах, будто выгоревшую, миновали несколько деревенек. Эльга набивала букеты, пытаясь перенести на дощечки ночь и костер, последнюю стоянку, дорожную колею, а Унисса то кривила губы, то неожиданно слегка поправляла один-два листа, превращая ученическую работу в нечто более зрелое. До нужного размера отрос ноготь. Пользоваться им сначала было совсем не удобно, палец не соглашался гнуться под нужным углом, но с каждым разом управляться своенравными фалангами получалось все лучше. Р-раз! – и зубчик долой. Два! – прощай, черенок. К Гуммину подъехали глубоким вечером, успев набрать в расположенной рядом рощице два больших мешка листьев.