Благовещенский одним прыжком очутился рядом, подхватил меня на руки. Я откинула назад голову, ему на плечо. — Так себе. Но жить буду… — Держитесь, я вас в спальню отнесу… — Нет. Мальчишки… Благовещенский понял все правильно, и поднес меня сначала к Пете, а потом и к Ване, позволяя коснуться теплых рук, нащупать пульс — и перевести дыхание. Спят. Просто спят. Господи, какое ж это счастье! Я сумела, я смогла, я справилась… Да за такое не жалко и еще десять раз жизнью рискнуть. Я прикрыла глаза. — Александр Викторович… — Просто Саша. Машенька, давайте уж без церемоний, думаю, нам уже можно, нет? — Можно. Саша, относите меня, пожалуйста, в мои комнаты? И не надо искать тут эротический подтекст. После всего происшедшего меня ноги попросту не держали. И ног у меня толком не было, болтаются под нижней юбкой две вареные макаронины, разве на них устоишь? Вот и я думаю, что не получится. Благовещенский не оплошал. Меня осторожно пронесли по коридору и сгрузили на кровать. — Вам помочь, Машенька? — Нет, благодарю вас. Позовите служанок, пожалуйста? — Разумеется. Отдыхайте. — А вы? — Я побуду с парнями, с вашего позволения. — А откуда… — Романов мне прислал весточку. Написал, что я здесь понадоблюсь. — Романов? — Машенька, мы с вами поговорим завтра утром, хорошо? Спорить не хотелось. Но… — Лучше — к обеду. И уже сегодня. Благовещенский рассмеялся. — Хорошо, Маша. Как скажете. — Да. Я откинула голову на подушку, наплевав уже на все условности. Боже мой, как же хочется спать. Как же хочется отдыха… зарыться в подушки и уснуть. И проснуться, зная, что все живы и здоровы. Разве это — много? Ничтожная малость. Но без этой малости и царских дворцов мне не надо. Служанки суетились вокруг меня, что-то причитали, а я закрыла глаза и отплывала в нирвану. Спать, спать, спать… Интерлюдия. Игорь Никодимович Романов осматривал захваченный дом с двойственными чувствами. С одной стороны — успех! Разгромлено гнездо — чье? Он подозревал, что Матвеевых, но это еще предстояло установить точно. Зато попался наконец Темка Горбатов, он же Артемий Дмитриевич Горбатов, который и устроил в свое время покушение на Его величество. Который причастен к наведенной на цесаревича порче. Который… Проще говоря — найдется, за что его повесить. С другой стороны — успех еще развивать надо. Так что работы предстоит масса. И допросы, и поиск, и оперативная работа. Но лиха беда начало. Только б поздно не оказалось… Мария Ивановна — грех жаловаться, поступила, как настоящая верноподданная, она рискнула собой и выиграла. Это хорошо. А плохо то, что кое-кто из врагов сбежал и наверняка успеет предупредить своих. Ладно, все улики они уничтожить чисто физически не могут, даже если проверить, кто заказывал те же химикалии, глядишь, что-то да накопается. И посуда, и оборудование, и сам дом, и люди… Если Романов отсюда не потянет ни одной ниточки — его точно выгонять пора. Да не в отставку, а просто — с позором. Постараются они разобраться. Ему будет о чем докладывать Его Императорскому Величеству. Очень удачное решение оказалось — вытащить княжну Горскую. Теперь надо еще сильнее ее засветить — и посмотрим, какие мотыльки полетят на свет этой лампы. А там и мухобойкой обзаведемся… Если бы кто-то сказал Романову, что впутывать в свои игры постороннего человека неэтично, начальник секретной службы в лучшем случае повертел бы пальцем у виска. А то и карету с санитарами вызвать приказал бы. Этика — и шпионские игры? Этика — и безопасность государства? Одна жизнь — и миллионы? Смешная теория. Но лучше все-таки карету с санитарами, а то кто их знает, гуманистов, сегодня у него теории, а завтра еще и кусаться начнет… Он вошел в комнату, в которой не просто не действовала никакая магия — комната была полностью изолирована от магического эфира, и дружелюбно улыбнулся сидящему на стуле человеку. — Ну что, поговорим, Артемий Дмитриевич? Или правильнее будет к вам обращаться по партийному псевдониму? Семен Семенович… * * * Александр Викторович смотрел на спящую женщину. Во сне лицо ее разгладилось. Стало намного спокойнее — и словно бы Мария стала выглядеть на свой настоящий возраст. Обычно он ее так не воспринимал, а сейчас вот, лежит она — и видно, что девочке еще и двадцати лет-то нет! Но когда она разговаривает, когда она бодрствует, когда что-то делает — ему постоянно кажется, что рядом с ним кто-то более мудрый, взрослый, серьезный…