Начальник управления некоторое время терпеливо слушал эти ритмичные постукивания, затем поинтересовался: — Я тебе не мешаю? — Ах да, — спохватился Реваев, — извини, задумался, вот скажи мне свое мнение, не может такого быть, что Фролов не сам захотел, чтобы это дело передали мне. Может быть так, что на него надавили? Илья Валерьевич изумленно поднял брови. — Слушай, а ты не переоцениваешь масштабы своей известности? Ну ладно, Фролов. Он тебя знает лично. Но я сомневаюсь, чтобы твоя личность была известна хоть кому-то еще в тех кругах. — Я не об этом, — поморщился Реваев, — напряги мозги, я ведь помню, ты когда-то тоже был неплохим следователем. — Ну спасибо! — вспыхнул Карнаухов. — Это ты сейчас похвалил или нахамил? — Ну извини, ты был хорошим, даже очень хорошим следователем, — усмехнулся Реваев. — Так вот и скажи мне как хороший следователь следователю обыкновенному, может быть такое, что где-то там, наверху, Фролову высказали некие претензии? — По поводу? — По поводу убийства Локтионова. Не перебивай! — попросил Реваев. — Локтионов много лет был его личным банкиром, и я думаю, там наверху это было известно. — И что? — нахмурился Карнаухов. — Тем более, с какой стати Фролов может быть причастен к убийству своего же человека? — С того, — в тон ему отозвался Реваев, — что за день до убийства он принял решение убрать Локтионова от всех дел в банке и продвинуть на его место другого своего подопечного. — Тогда я вообще не понимаю, зачем он пришел! — воскликнул Карнаухов. — Бочкарев разрабатывал версию Подгорного, рано или поздно его все равно бы нашли. Зачем дергаться? — Затем, что «поздно» не устраивало ни Фролова, ни тех, кто сомневается в его невиновности. Фролов должен в ближайшее время доказать, что он чист, иначе те, кто включил его в предвыборную гонку, могут так же легко его вычеркнуть. — Ну, знаешь ли, — возмутился генерал, — это у тебя уже паранойя какая-то, теория заговора. Тебе не мои советы нужны, тебе к врачу надо, желательно к психиатру! — Угу, — кивнул Реваев, — то есть ты со мной согласен. — Я согласен? — выпучил глаза Карнаухов. — Да с чего ты это взял? — Илья Валерьевич, — Реваев еще раз стукнул пальцем по столу и встал, — я ведь тебя давно знаю, так что не обессудь, все вижу. — Да что ты можешь видеть? — кипятился генерал. — Меня ведь к делу привлекли не для того, чтобы я настоящего преступника нашел, я вам нужен, чтобы быстрее найти Подгорного. — А Подгорный что, по-твоему, не преступник? — Карнаухов тоже вскочил на ноги и, опершись руками на стол, наклонился вперед. — Раз бегает, значит, уже преступник. Так что найти его — это твоя прямая обязанность в любом случае! — Хорошо, — вздохнул Реваев, — сформулирую вопрос иначе. Если я найду Подгорного, но в результате следственных действий приду к выводу, что он не причастен к убийству, и отпущу его на все четыре стороны, что тогда будет? Начальник управления медленно выпрямился и одернул китель, после чего негромко, но четко произнес: — Тогда, полковник Реваев, я буду вынужден передать дело другому следователю, который отменит ваше неправомочное решение. А вас, товарищ полковник, я самого отпущу на все четыре стороны из следственного комитета. Если только, — Карнаухов немного помедлил, — вы не предоставите убедительные, я бы сказал, бронебойные доказательства, что это убийство совершил кто-то другой. — Угу, приятно иметь друзей в руководстве, хоть от кого-то можно узнать правду. — Реваев воинственно расправил плечи. — Разрешите идти, товарищ генерал? — Иди, иди. Не споткнись только, Аника-воин, — насмешливо напутствовал его Карнаухов. Реваев на насмешку не отреагировал и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, чем немало удивил ожидавшего громкого хлопка Карнаухова. Выйдя в коридор, Юрий Дмитриевич некоторое время стоял в задумчивости, не обращая внимания на приветствия проходивших мимо коллег. В конце концов он достал из кармана телефон и набрал номер Фролова. По мнению Реваева, для этого сейчас было самое подходящее время. Время сбросить маски. * * * За дни, проведенные в изоляторе, Туз почти не изменился, разве что взгляд стал еще более настороженным, волчьим. — Я так понимаю, ничего нового поведать мне вы не желаете. — Реваев достал из папки бланк протокола допроса. — Так ведь нечего рассказывать, — упрямо мотнул головой Леха, — да и вам, как мне кажется, тоже нечего мне сказать. Я так думаю, гражданин следователь, вы меня еще немного здесь помурыжите для острастки да и выпустите. — Это с чего же такая уверенность? — прищурился Реваев. — А с того, — доверительно ответил Туз, — что в нашей стране за лазанье по березам не сажают. Пока. Конечно, со временем вы и это упущение исправите, но в настоящий момент вам мне предъявить нечего. — Ну почему же нечего, Алексей Михайлович? Вы же мужчина у нас бывалый, жизнь повидали, знаете: был бы человек, статья найдется. Для вас тоже уже статейка заготовлена. — Это, интересно, какая же? — оскалился Туз. — Ну как какая? Статья сто пятая уголовного кодекса — убийство. Что вы так на меня смотрите удивленно? В момент убийства Локтионова вас в сторожке не было, вернулись вы к себе сразу же после того, как убийство было совершено, после этого еще раз выходили. Мотив у вас тоже имелся. Все сходится. А ваш отказ сотрудничать со следствием прекрасным образом подтверждает эту версию, так что вы можете спокойно молчать дальше. Суды у нас, кстати, таких молчаливых любят. И процесс идет быстрее, и срок можно дать побольше. — У вас же нет никаких доказательств, вы не можете просто так это сделать! — возмутился ошарашенный Леха. — А береза? — усмехнулся Реваев. — А что береза? — не понял Туз. — Вы сами дали показания, что сидели на дереве в то время, как Локтионов и Подгорный распивали спиртные напитки на соседнем участке. Правильно я говорю? — Ну, предположим, что так, — осторожно согласился Туз. — Так, без всякого предположим. Вы же сами коврик к ветке примотали. Сидеть неудобно было? Теперь-то точно удобно будет. Главное, долго. — При чем тут береза? — вновь спросил Туз. — Ну, сидел я там, и что? — Как что? — удивился полковник. — Вы сидели и наблюдали за Локтионовым. С того места виден только край террасы, конечно, но тем не менее. Вы дождались, когда Локтионов останется наконец один, спустились и убили его. Понимаете, Алексей Михайлович? Это неопровержимая улика. У нас есть доказанный факт того, что вы следили за убитым непосредственно перед тем, как убийство произошло. Этого достаточно. И мне, и суду. — Вы же знаете, что я следил не за ним! — Ой! — Реваев бросил ручку на стол. — Ой, Алексей Михайлович. Вы еще скажите, что Локтионова вас видела и может подтвердить ваше безобидное хобби. Чего вы молчите? Я знаю, что она видела. У вас там вообще, странная компания подобралась. Вот только, уверяю вас, в суде, где будет куча народу, а может, даже еще пара журналистов заявится, она этого не признает никогда. Ей еще жить дальше в этом чудесном домике, который достался ей от покойного супруга, в окружении чудесных соседей, которым такой, нет, — Реваев развел руки в стороны, — вот аж такой повод для пересудов она дать точно не осмелится. Туз угрюмо молчал. — А вот следствие, если вы вдруг заявите свою версию с вуайеризмом, предоставит суду справку о состоянии вашего здоровья, где будет указано, что женщины вас в принципе интересовать не могут. И все. Нет, извините, вру. Не все. Вот еще заключение экспертизы, согласно которому рост убийцы составлял 160–165 сантиметров. Вы знаете, как это определяется? По углу, под которым наносится удар. Все очень просто. Так что убийца был совсем невысокий. Мы, кстати, с вами оба подходим под размер. Вот только в клетке сидеть будете вы, Туз. Реваев устало вздохнул. У него опять начинала болеть голова. Полковник достал бутылку с водой и, открутив крышку, сделал несколько глотков прямо из горлышка. — В общем, так, Алексей Михайлович, дело я в суд передам и без ваших признаний. Но поскольку с ними оно будет выглядеть, скажем так, элегантнее, предложение у меня к вам простое. Даете показания, и в суде гособвинение будет просить срок по нижней планке. Десять. Через семь выйдете досрочно. Если нет, то не обессудьте. Как минимум пятнадцать вам гарантировано. Реваев сделал еще глоток воды и закрутил крышку. — Решайте, Туз. Чем скорее я подготовлю обвинительное заключение, тем быстрее уйду в отпуск. Конечно, так себе мотивация, в сравнении с вашей, но тем не менее. — И долго действует это ваше предложение? — Туз, не моргая, смотрел на Реваева. — Ну, как долго, — Реваев взглянул на часы, — еще пару минут действует. А дальше, как говорится, действовать будем мы. Реваев быстро заполнил шапку протокола допроса и поднял глаза на подследственного. — Похоже, мы друг друга не поняли. Жаль. Вас жаль. Реваев нажал кнопку, вызывая конвоира. Почти сразу лязгнул замок на двери. — Подождите, не надо, — Туз в отчаянии провел руками по лицу, оставляя на коже быстро исчезающие белые полосы, — я скажу. Я все вам скажу. * * * В огромной гостиной дома Локтионовых место нашлось для всех. Полина с дочерью сидели, обнявшись, на диване, напротив, на таком же точно диване, располагались Реваев и Крылова. Диваны разделял невысокий столик, на котором предусмотрительно были поставлены три бутылки нарзана и четыре бокала. Крылова машинально отметила, что если воду будет пить каждый из присутствующих, то кому-то одному стакана не хватит. В просторном мягком кресле, стоящем в торце стола, расположился худощавый немолодой мужчина, который внимательно рассматривал полковника и его помощницу сквозь толстые линзы очков в дорогой оправе. Александр Львович Чижевский был адвокатом опытным. Несколько лет назад он уже сталкивался с Реваевым, защищая одного из обвиняемых по громкому делу о серии разбойных нападений на дома зажиточных жителей пригородов столицы. Тогда ему удалось в суде представить своего подопечного чуть ли не идиотом, пользуясь недальновидностью которого, его и втянули в преступную группировку. Это было совсем несложно, всего лишь вопрос денег. Тех денег, которые родители его клиента передали родственникам остальных подсудимых за то, чтобы максимально обелить их сына. Было не очень понятно, зачем молодой человек из семьи, которая способна оплатить такие расходы, включая и немалый гонорар самого Александра Львовича, пошел на участие в разбоях, но этот вопрос мало волновал Чижевского. Как он сам всегда говорил, подлинная мотивация преступников выходит за пределы компетенции юристов и является уделом священников и психиатров. Сегодняшняя задача тоже не представлялась Александру Львовичу чрезмерно сложной. Основным недостатком происходящего, на его взгляд, было то, что присутствующим не был предложен кофе, однако Полина в очередной раз была вынуждена отпустить прислугу с тем, чтобы длинные языки не разнесли по всей округе то, что должно было остаться в стенах этого дома. Поэтому Чижевский искренне надеялся, что встреча не затянется. — Итак, дамы и господа, — он нетерпеливо потер руки, — наверное, стоит перейти непосредственно к делу. Я так понимаю, у Юрия Борисовича есть некоторая новая информация, которая для всех нас может быть интересна. Я правильно излагаю, Юрий Борисович? — Адвокат ласково улыбнулся Реваеву. — Не совсем, — отозвался полковник, — что касается новой информации, то я хотел бы получить ее от здесь присутствующих, в особенности, Надя, от тебя.