Угли наконец разгорелись, и Сокольский подошел, чтобы попробовать коньяк. — Прелестно! — он зажмурился от удовольствия, — а работа следователя — искать преступника. Надеюсь, вы разницу улавливаете? — Где вы видели таких адвокатов, Юрий Борисович? — фыркнул Макс. — В американских фильмах? Задача адвоката — выжать из своего клиента максимум, прежде чем тот отправится по этапу, потому что потом это уже будут делать другие люди. Поверьте мне, чем именитее адвокат, тем лучше он справляется именно с этой конкретной целью и ни с чем другим. — Возможно, вы правы, — Сокольский подцепил вилкой оливку и отправил ее в рот, — но если мы не можем рассчитывать на тех, кто нам должен помочь по долгу службы, то с чего вы взяли, что Реваев вас выручит? Я так понял, человек он хороший, но он следователь. Понимаете, Максим, следователь! Он обучен находить следы, и, судя по тому, что вы мне рассказали, вы не можете быть точно уверены, что это следы не ваши. — Вы что же, Юрий Борисович, думаете, что я мог убить Локтионова? — Макс с удивлением смотрел на главного редактора своей телекомпании. — Почему тогда вы здесь? — А почему нет? — Сокольский невозмутимо сделал еще глоток коньяка. — Одно дело — спланировать и совершить преступление, хотя и в этом случае я бы оставался вашим другом, и совсем другое — выжрать две бутылки виски, ткнуть ножом собутыльника, а потом, проснувшись, ничего об этом не помнить. Я не скажу, что это нормально, Максим. Но это обыденность, как бы дико это ни звучало. Преступление, на мой взгляд, не в том, что по пьяни один режет другого, преступление совершается уже тогда, когда вы пьете вторую бутылку. Что вы можете контролировать после этого? Да ничего! — Вы бы на коньячок не налегали тогда, — хмуро посоветовал Подгорный. — Коньяк — благородный напиток, — отмахнулся Сокольский, — в нем нет низменных инстинктов. Ваше здоровье! — Это всегда пожалуйста, — отозвался, поднимая бокал, Подгорный. — Максим, а что вы тут делать будете в гордом одиночестве? — Сокольский положил решетку с мясом на прогоревшие угли. — Ну кроме распития спиртных напитков в одно лицо. — Даже не знаю, — задумался Макс, — у меня читалка есть электронная, накачаю себе детективов, буду читать. — Детективов? — удивился Юрий Борисович. — У вас и так сплошной детектив вокруг. Еще не надоело? — Надо же подтянуть теорию, — усмехнулся Макс, — Уголовный кодекс я уже изучил на прошлой неделе. Но там все совсем печально. Срока огромные, этапы длинные. Теперь займемся более творческим материалом. — Вам впору уже самому начинать книги писать, — Сокольский перевернул решетку и втянул ноздрями запах дыма, — скоро готово будет, пахнет изумительно. — Кстати, это мысль, — согласился Подгорный, — уж не знаю, какие во мне скрыты таланты, и есть ли они вообще, но вспомнить есть что, это точно. Правда, все как-то печально в моих воспоминаниях. — Так детектив и должен быть печальным, — отозвался Юрий Борисович, — я же, признаюсь, тоже почитываю вечерами. Вот сейчас мода пошла пытаться такой детектив написать, чтоб еще и смешно было. Целый жанр придумали, иронический детектив называется. На мой взгляд, глупость несусветная. Ведь детектив — это что? Это преступление, как правило, убийство. Это трагедия, торжество зла. — Ну так ведь преступника потом находят, хотя бы в книгах, значит, в итоге добро победило, все радуются. — А вот и нет, — нахмурился Сокольский, — в книгах преступника не находят. В книге персонаж, которого ты уже за триста страниц успел узнать, а порой и полюбить, оказывается преступником. Что это, по сути? Это значит, что зло вновь победило, а сыщик, вычисливший убийцу, всего лишь констатирует это печальное обстоятельство. Подлинный детектив, Максим, — это трагедия, причем двойная. — Да уж, Юрий Борисович, глубоко вы копаете, — Макс долил коньяк себе и Сокольскому. * * * — Ну как вам аппарат? — Мясоедов хлопнул рукой по рулевому колесу. — Мощная штука? — Да уж, — невнятно отозвался Реваев, — просторно. — Конечно, не крузак, но машинка достойная, — делился впечатлениями Мясоедов, — умеют немцы все же делать. Да и по цене приемлемо, хотя, конечно, все равно кредит брать пришлось. — Я слышал, оперативному составу с сентября должны зарплаты повысить, — обрадовал Жору полковник. — Это правильно, — обрадовался Мясоедов, — повышение мне зарплаты — это всегда правильно. Насчет остальных, конечно, не уверен. Вот взять Фишмана, за что ему вообще зарплату платить? Ни черта не делает, на задержания уже недели три не выезжал. Либо в спортзале грушу колотит, либо в тире патроны тратит. А патроны ведь тоже денег стоят! — Смотри, Ленька про такие слова узнает — намнет тебе бока. — Реваев отлично знал о дружбе оперативника с командиром группы захвата Леней Фишманом. — Намнет он, как же, — усмехнулся Мясоедов, — я ему сам что угодно намять могу. Давненько мы, кстати, с ним не возились, надо проведать его. — А как, кстати, Дима? Ты давно был у него? — Рыбалко? — уточнил Мясоедов. Реваев кивнул. — Да нормально, держится. Ходит, конечно, пока, как Кутузов, с повязкой. Но вроде по осени обещают ему искусственный глаз установить. Говорят, почти ничего и не заметно будет. Дмитрий Рыбалко, напарник Мясоедова, несколько месяцев назад был тяжело ранен, когда, наплевав на все писаные и неписаные правила, решил в одиночку задержать преступника, над поиском которого вся следственная группа работала целых три месяца. В итоге этой авантюры сам Рыбалко чуть не погиб, а Реваеву пришлось долго корпеть над составлением бумаг, объясняющих странное поведение своего подчиненного[3]. — Какие у него планы? Или пока так далеко не загадывает? — Думает, конечно. Сами понимаете, после лечения его комиссуют, — Мясоедов с сожалением вздохнул, — к оперативной работе уже никак не вернется, а ничему другому он и не обучен особо. Так что у нас он вряд ли останется. Говорит, что в частную контору зовут, куда точно, я не знаю, какая-то служба безопасности. — Тоже вариант, — согласился Реваев, — опыта у Димы достаточно, в том числе и плохого, но это для мозгов тоже полезно. — Ну да, — кивнул, Жора, — как говорится, за одного битого… Вика, ты там не спишь? — Он оглянулся назад. Виктория действительно сидела на заднем сиденье с закрытыми глазами, и казалось, что она дремлет. — Не сплю, — она открыла глаза, — я думаю. — Думаешь — не поспать ли? — рассмеялся Мясоедов. — Думаю — зачем я с вами еду? Мне кажется, вы и вдвоем прекрасно со всем справитесь. — Ну так это только Юрий Дмитриевич знает, — протянул Жора, — так что ты у него спрашивай. Он сегодня в настроении, может, что и ответит. Да, Юрий Дмитриевич? — Виктория, вы действительно собираетесь строить свою жизнь вместе с этим балаболом? — теперь обернулся Реваев. — Подумайте, когда-нибудь он заболтает вас до смерти. Крылова смущенно покраснела и бросила взгляд на Жору, который с невозмутимым видом управлял внедорожником. — Что касается того, зачем вы с нами едете, то у меня есть к вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы провели допрос. — Допрос? Я? — удивилась Крылова. — Ну а что такого? В свое время вы неплохо поработали с этим пареньком, Хроминым. Да и мать его вы отлично разговорили. Так что мне кажется: допрос — это ваша стихия. — И кого надо допросить? Я же правильно понимаю, мы едем к Локтионовой? — Правильно, — согласился Реваев, — но с Локтионовой поговорю я сам. Для этого вы не сгодитесь. — Это почему же? — вспыхнула Виктория. — Вот видите, — улыбнулся полковник, — как все просто. Только что вы совсем не горели желанием вести допрос, а сейчас прямо пылаете от возмущения, когда вам не дают это сделать. Что касается Локтионовой, вы и сами должны понимать. Она — сорокалетняя красивая женщина, вы тоже красивая женщина, но только моложе. Она будет подсознательно чувствовать в вас соперницу и не раскроется. Так что с ней беседовать буду я. А вы поговорите с Надей, ее дочерью. Вам будет проще, чем мне, вызвать ее на откровенный разговор. Крылова задумалась, не уверенная, что ей стоит соглашаться с предложением Реваева. — Понимаете, Вика, в общении с подростками я как-то теряюсь, — неожиданно сбивчиво начал объяснять полковник, — особенно когда подросток — девочка. Мне трудно понять ход их мыслей. Так что, — Реваев смущенно улыбнулся, — я очень на вас рассчитываю. — Хорошо, — приняла решение Крылова, — о чем я должна ее спрашивать? — А это я вам сейчас объясню, — оживился Юрий Борисович. Сидевший за рулем Мясоедов покосился на полковника и молча улыбнулся. Методы убеждения Реваева, как всегда, действовали безотказно. «Трудно понять ход мысли», — это же надо такое сказать. Неужели Викуся действительно поверила. Что Реваеву может быть трудно что-то понять. Или это был театр двух актеров? Жора на мгновение обернулся, но ему не удалось встретиться глазами с Викторией, внимательно слушавшей объяснения Реваева. Когда черный «террамонт» Мясоедова подъехал к воротам особняка Локтионовых, из сторожки вышел высокий, крепко сложенный мужчина, несмотря на жару одетый в темный строгий костюм. Жора выставил в окно удостоверение. Мужчина кивнул и, нажав кнопку на брелоке, отворил ворота. Предупрежденная о предстоящем визите, Полина встретила посетителей на крыльце. Как и прошлый раз, она не пыталась скрыть свое недовольство. — Вы так часто нас посещаете, — она начала говорить, когда шедший первым Реваев был еще метрах в десяти от нее, — словно здесь не дом, где живет семья убитого человека, а дом, где, наоборот, собрались одни убийцы. Зачем вы арестовали нашего сторожа? — Здравствуйте, Полина Игоревна, — невозмутимо поприветствовал ее Реваев, — жаль, что наш визит вас так расстраивает. Уверяю вас, мы к вам с самыми благими намерениями. — Вы не ответили на мой вопрос, — не отреагировала на приветствие Локтионова, — зачем вы забрали Алексея? Вы что, считаете, что это он убил Анатолия? — Полина Игоревна, — вздохнул Реваев, — давайте не будем так нервничать. Вашего сторожа задержали, потому что есть серьезные сомнения в его невиновности. Возможно, наш сегодняшний разговор поможет эти сомнения развеять, так что у вас тоже должна быть заинтересованность в том, чтобы мы могли откровенно поговорить. Если, конечно, судьба Алексея вам действительно небезразлична, — добавил Реваев, — и давайте пройдем в дом, говорят, июльское солнце небезопасно для кожи. Локтионова снисходительно оглядела полковника с головы до ног, но все же согласилась: — Пойдемте, сегодня и впрямь припекает. Она направилась в дом. Реваев и Виктория, переглянувшись, последовали за ней. — Я, пожалуй, поброжу по округе, может, чего интересного увижу, — буркнул им вслед Жора. В гостиной Локтионова непринужденно устроилась на диване, поджав под себя ноги. Реваев и Крылова расположились в креслах напротив. — Итак, ваши вопросы. — Локтионова выжидательно смотрела на полковника.