— Прежде чем перейти непосредственно к вопросам, — подался вперед Реваев, — у меня есть одно небольшое предложение. Что, если, пока мы с вами здесь будем общаться, моя коллега, — он показал на Викторию, — немного побеседует с вашей дочерью? — С какой стати? — нахмурилась Локтионова. — И к тому же, я проконсультировалась у юриста, вы не можете допрашивать ее в мое отсутствие. Ей нет еще четырнадцати лет. — Вы совершенно правы, но речь не идет о допросе как таковом, — мягко настаивал Реваев, — если какие-то вопросы девочке не понравятся или вдруг будут непонятны, то она на них может не отвечать. Но уверяю вас, Виктория — достаточно опытный сотрудник и у нее замечательный подход к детям. — Молода она для опытного сотрудника. — Полина бросила оценивающий взгляд на Крылову. — Ну что вы, — возразил Реваев, — так только на моем фоне кажется. Тридцать пять лет — вполне зрелый возраст. Брови Крыловой дернулись вверх от изумления, но благополучно успели занять свое привычное место, прежде чем Локтионова вновь уставилась на нее. — Тридцать пять, однако, — хмыкнула она, — я думала… Что именно она думала, Полина уточнять не стала. Еще немного поколебавшись, она взяла в руки смартфон. — Надюшенька, солнце, спустись к нам, пожалуйста, — ласково проворковала она в трубку. Меньше чем через минуту приемная дочь Локтионовых спустилась со второго этажа и застыла на входе в гостиную. На ней были короткие джинсовые шорты и белая навыпуск футболка с ярким рисунком, на который Реваев почему-то обратил внимание. Маленькая девочка с огромными белыми бантами, одетая в синее платьице в горошек, держащая одной рукой за лапу плюшевого мишку, смотрела на яркое солнце. Картина дополнялась надписью, сделанной огромными розовыми буквами: ENJOY! Познаний Реваева в английском вполне хватало для перевода. Наслаждайся! Что же, хороший лозунг, и врут те, кто утверждает, что это лозунг современной зажравшейся молодежи. Неправда. Это лозунг зажравшейся молодежи всех времен и народов. Хотя… почему только зажравшейся? — Надюша, — прервал его размышления голос хозяйки дома, — вот эта женщина… — Виктория, — подсказала Крылова, однако Полина сделала вид, что ничего не услышала. — Эта женщина побеседует с тобой немного. Если тебе вдруг что-то не понравится, сразу иди ко мне. Хорошо, золотко? — Это обязательно? — перспектива очередного общения со следователем энтузиазма у Нади не вызвала. — Считай, это моя просьба. Договорились? — Ну хорошо, — вздохнула Надя, — пойдемте тогда во двор, чего в доме сидеть. Не дожидаясь ответа Крыловой, она повернулась, чтобы выйти из комнаты, и на мгновение Реваев увидел еще одну картинку, теперь уже на спине девушки. На футболке была изображена планета, отдаленно напоминающая Землю, на которой стояла та самая маленькая девочка с медвежонком. Пропорции были, конечно, нарушены. Планета была слишком маленькая, а девочка слишком большая. Чем-то этот рисунок напоминал иллюстрации к книжке о Маленьком принце, которую Реваев читал еще в детстве. Но главное было не в этом. Главным было то, что солнце, светившее в лицо девочке на первом рисунке, на самом деле было раскаленной, несущейся к Земле кометой, которая вот-вот должна была уничтожить и мишку, и девочку, и, может быть, всю маленькую, но такую уютную планету. YOUR LAST MINUTES — гласила надпись в нижней части футболки. «Твои последние минуты», — перевел Реваев. Надя выскочила из гостиной, за ней последовала Крылова. — Оригинальная футболка, — Реваев вновь повернулся к Локтионовой, — я таких раньше не видел. — Таких и не встретить, — гордость отчетливо слышалась в ее голосе, — при Надином лицее есть школа красоты. Там девочки учатся разбираться в тонкостях современной моды, пробуют свои силы в качестве дизайнеров одежды, ну и, конечно, сами выступают в роли моделей. — И шьют тоже сами? — искренне удивился Реваев, не ожидавший такого усердия от отпрысков богатых фамилий. — Нет, конечно, — развеяла его сомнения Локтионова, — есть небольшой цех, хотя цех — это, конечно, громко сказано. Там три или четыре швеи, которые отшивают все то, что девочки нафантазируют. Попечительский совет даже обсуждал вариант открытия собственного бутика в Барвихе, но пока так и не смогли договориться по поводу приемлемой арендной ставки. Собственник ни в какую не хочет идти на уступки, а ведь его сынок тоже учится в нашей школе, — она возмущенно сдвинула брови, — тот еще балбес. — А вот этот рисунок на футболке, это сама Надя придумала? — Ну что вы, — рассмеялась Локтионова, — нет, конечно. С ней в классе учится одна девочка, дочка одного бывшего чиновника. Очень влиятельный был человек в свое время, — она сложила губы трубочкой и причмокнула, — потом — бац, и его сняли со всех должностей. Не посадили, правда, уже хорошо, но тем не менее упал он вниз очень сильно, сами понимаете, с большой высоты падал. Реваев кивнул, пытаясь изобразить сочувствие. — Вот после этого Леночка, его дочка, и стала создавать подобные шедевры, с двойным дном, так сказать. Кстати, ее работы очень большим спросом пользуются в школе, она там уже звездой стала. А Надя… — Локтионова на мгновение задумалась. — Надя, если что и нарисует, то какую-нибудь ромашку, скорее всего. Цветик-семицветик. Она сама как цветик — мечтательница. — Мне она показалась немного, — Реваев щелкнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, — даже не знаю, настороженной, что ли. — Ну а что вы хотели? — Полина свесила ноги с дивана. — В таком возрасте дети всегда немного замыкаются в себе, начинают строить стенку от взрослых, а после того, что произошло… Давайте выпьем, полковник? — Рановато вроде, — неуверенно попытался возразить Юрий Дмитриевич. — Да бросьте, — махнула рукой Локтионова, — мы же не будем пить водку. Я приготовлю вам коктейль. Подождите немного, я прислугу отпустила, чтоб никто уши не грел, так что придется самой. Или пойдемте со мной на кухню. — Пойдемте, — согласился Реваев. Он видел перемену в настроении Локтионовой и понимал, что не должен спугнуть едва зародившуюся возможность вывести ее на откровенный разговор. Из гостиной они перешли в почти такую же просторную столовую, которая, на взгляд Реваева, отличалась лишь отсутствием камина и наличием огромного обеденного стола, за которым одновременно могли уместиться человек десять. Через столовую они прошли на кухню. Реваев уселся на один из барных стульев, а Локтионова разом распахнула обе дверцы огромного холодильника. Было видно, что, несмотря на наличие прислуги, хозяйка дома знает, что и где хранится на ее кухне. Поставив на небольшой столик рядом с Реваевым два высоких бокала, Полина бросила в каждый из них несколько кубиков льда, а затем быстро выдавила лайм и кинула немного мяты. — Вам с сахаром? — спросила она у Реваева, полковник отрицательно покачал головой. — Ну и правильно, в такую жару лучше кисленького. На взгляд Реваева, рома она налила слишком много, а швепса слишком мало, однако он промолчал. Локтионова примостилась на соседнем барном стуле. — Давайте здесь посидим? Чтоб потом опять не бегать. — Она неожиданно подмигнула Реваеву и засмеялась, словно уже успела пропустить с утра пару коктейлей. — Будем здоровы! Реваев сделал пару глотков и почувствовал, как пузырьки углекислого газа, смешиваясь с алкоголем, стремительно разносят его по организму. Полковник взглянул на часы, еще не было и одиннадцати. Реваев тихонько вздохнул и сделал еще глоток мохито. — Замечательно просто, — он поставил бокал на стол, — а откройте мне тайну, у Нади есть молодой человек? — Ну вы как скажете, — удивилась Локтионова, — молодой человек, это как-то чересчур. Ей четырнадцать вот только будет в августе. У нее, правда, есть мальчик, с которым она дружит, он на год старше. Ему недавно исполнилось пятнадцать, Надя ходила к нему на день рождения. Мальчик хороший, живет, кстати, в нашем поселке. Но пока у них ничего серьезного. Детство, дружба. — Сейчас дети раньше взрослеют, — заметил Реваев. — Ой, не говорите, — Локтионова уже опустошила свой бокал, — но я думаю, что они просто дружат. Мне кажется, они ни разу и не целовались, во всяком случае, я на это надеюсь. — А как Надя перенесла смерть отца? — А как это можно перенести? Первые несколько дней она была в шоке, отказывалась выходить из комнаты, я еле смогла уговорить ее пойти на похороны. Сейчас, конечно, немного успокоилась. — Полина покрутила в руке пустой бокал и поставила его на стол. — Мы обе делаем вид, будто ничего не произошло, будто ничего и не было. Словно и Толи тоже вовсе не было. Она всхлипнула и, схватив бокал Реваева, залпом опустошила его. — Сейчас я сделаю еще коктейль. — Полина распахнула дверцу холодильника, ее лица не было видно полковнику, но он понимал, что сейчас Локтионова вытирает слезы. Когда бокалы вновь были наполнены, а Полина немного успокоилась, беседа продолжилась. — Надя, кстати, Анатолия отцом никогда не называла. Ни разу, — Полина облокотилась локтем на стол и подперла рукой голову, — так получилось, когда мы взяли ее из детдома, она была уже достаточно взрослая, девять лет, и прекрасно понимала, что мы не ее родители. И мы предложили ей звать нас по именам. Полина и Анатолий. Думали, может, со временем что-то изменится, но вышло так, что все привыкли. И она и мы. А теперь мы нет. Теперь только она и я. Реваев подал Локтионовой бокал. Она сделала несколько глотков и благодарно кивнула. — Вы не подумайте, я тут не спиваюсь в одиночестве. Просто сегодня какой-то день чудной, разговорилась не в меру. — Скажите, а почему у вас в доме не было охраны? Даже если считать Алексея, то одного человека явно недостаточно. Ему же надо есть, спать, отдыхать. — А какой смысл? — пожала плечами Полина. — Когда мы куда-то выезжаем, с нами всегда водитель, обычно днем здесь вообще полно народа. А ночью… Охранника же под кровать не положишь. Ну сидели бы в сторожке два мордоворота, это разве бы что-то изменило? Для решения мелких вопросов хватало и Алексея, а серьезные проблемы охрана не решает. Серьезные проблемы решают только серьезные знакомства, что называется, связи. Реваев задумчиво кивнул. По странному стечению обстоятельств Локтионов был убит меньше чем через сутки после того, как самый серьезный из его знакомых лишил банкира своего покровительства. Полковник представил, каким станет лицо начальника следственного управления, генерала Карнаухова, когда он озвучит ему данную версию. Хотя нет, слово «когда» здесь неуместно. «Если» будет правильнее, во всяком случае, честнее. Ведь хотя бы с собой можно быть честным. — Кстати, что с Алексеем? Неужели вы всерьез полагаете, что он мог убить Анатолия? Реваев молча смотрел на нетерпеливо ожидавшую ответ Полину. — Скажите, а почему вы все время говорите: «Анатолий»? Не Толя, не мой муж, а Анатолий, — наконец он ответил вопросом на вопрос. Локтионова нахмурилась. — Это так важно, как я зову своего мужа? Вы действительно именно это считаете важным? Полковник, я думала, в вас есть хоть что-то человеческое, а вы думаете, как доказать, что это я убила Анатолия? Да, Анатолия! Ему нравилось, как звучит это слово. Толя, Толик — он терпеть не мог таких обращений. Это не соответствовало его статусу. Что тут странного? — В этом, пожалуй, ничего, — пожал плечами Реваев, — странно другое. — И что же вам так странно? — раздраженно бросила Локтионова. От ее доброжелательности не осталось и следа. — Странно, что женщина, которая знает, что за ней подглядывает через окно ванной комнаты посторонний мужчина, не только ничего не говорит об этом своему мужу, но даже продолжает пользоваться ванной, не закрывая окно. У вас же там наверняка есть жалюзи? Бокал с недопитым мохито ударился о каменный пол и мгновенно превратился в скопление брызг и осколков, разлетающихся по всей кухне. Мокрые, сморщившиеся листья мяты, словно дохлые аквариумные рыбки, неподвижно лежали среди кусков стекла. — Здесь где-то должен быть веник. — Локтионова нерешительно опустила босую ногу на пол и тут же вновь ее отдернула. — Порезались? — Нет, — покачала она головой, — там мокро. Господи, как же все глупо. Как в оперетте. Реваев не был уверен, что она сейчас говорит о разбитом бокале. — Где у вас веник? Да и тряпка тоже нужна, весь пол мокрый. — В кладовке, — Локтионова указала рукой на белую деревянную дверь, — посмотрите, там должно все быть. Реваев сделал широкий шаг, пытаясь переступить через разбросанные на полу осколки, и почувствовал, как под подошвой хрустнуло стекло. В кладовке, которая по размерам была чуть больше кухни в его собственном доме, он действительно обнаружил все необходимое. Пока он сметал осколки, а затем протирал пол шваброй, Локтионова сидела неподвижно, уставившись куда-то в потолок. Однако когда полковник вновь вернулся к столу, то обнаружил, что его почти полный бокал удивительным образом опустел. — Я все выпила, — пробормотала Полина, — сейчас я вам намешаю. — Пожалуй, достаточно, — Реваев осторожно коснулся ее плеча, — может быть, нам вернуться в гостиную? На диване сидеть вам будет удобнее. — Вы правы, — не стала спорить Полина.