Майор анализировал ситуацию снова и снова. Чикатило живет в Шахтах… Постоянно ищет контактов с девушками. В портфеле находятся средства, с помощью которых вполне мог бы совершить преступление. Кроме того, характер работы снабженцем связан с выездами, в том числе и за пределы области. Преступления совершаются в городах Шахты и Новошахтинск. Заносовский снова приходит к тому же выводу: «Это он, кого все мы ищем…» Основания для задержания имелись тоже: приставал к женщинам, эта сцена на автовокзале… Он позвонил начальнику своего райотдела Бондаренко: — Иван Григорьевич, я задержал того, кого мы ищем по «Лесополосе». Присылай машину. Со всем содержимым привезу. Есть что показать… — Когда приехал, сразу зашел к Бондаренко: — Иван Григорьевич, допроси сразу. Немедленно. Он сейчас горяченький, придавишь — расскажет. Посмотри, что он в портфеле возит… Всю ночь, понимаешь, всю ночь искал применения этим вещам. Он на грани раскола, учти… — Ну хорошо, Сан Саныч, иди отдыхай. У тебя была трудная ночь… Иди, иди. Я буду заниматься… — Да, слушай… Все это хозяйство из портфеля надо сдать на экспертизу… На следующий день Заносовский с нетерпением спрашивал у Бондаренко: — Ну как он, признался? — Да нет. Я с ним беседовал, конечно. Но ничего прояснить не удалось. А тут узнали в следственной группе РСФСР. Народу понаехало. Забрали его у нас… …Заносовский подождал некоторое время, не выдержал, поехал в областное управление. Задавал вопрос прямо: «Так признался Чикатило, которого я задержал?» Ему сказали, что взяли на анализ кровь. Оказалось, не тот человек, которого искали, группа крови не та… Заносовский не мог успокоиться. Он чувствовал, тут что-то не так. Доверяя своей интуиции, снова шел к руководству. Заместитель начальника областного управления милиции Павел Чернышов относился к нему хорошо. Пользуясь этим, обратился к нему, стал доказывать, что не могла не совпасть группа крови, тут какая-то ошибка вышла. — Тот это человек, Павел Павлович, уверяю Вас. Надо только еще раз проверить. — Успокойся… Там люди знающие… Разберутся. …Заносовский продолжал надежно прикрывать автовокзал. Ему удалось задержать еще нескольких мужчин, искавших контактов с женщинами. Но по всем параметрам они не подходили. Иногда он ловил себя на мысли, что ждет… Чикатило. Вот он снова появится, и придется снова таскаться за ним по всему городу… После работы однажды он написал справку в Прокуратуру РСФСР, в которой обосновывал необходимость тщательного исследования на причастность к серии убийств задержанного им Чикатило Андрея Романовича… Добродушный Заносовский мог быть настойчивым и твердым. Следственная группа по операции «Лесополоса» продолжала работать с Чикатило, которому Первомайский районный суд присудил 15 суток за ту ночь приставаний к женщинам. А тут в «Ростовнеруде», где он работал в то время, обнаружилась недостача линолеума, пропажа аккумулятора. Подозрение пало на Чикатило. Суд определил ему год исправительных работ за хищение. Через три месяца его выпустили. Проверка его по «Лесополосе» за это время закончилась, участие Чикатило в преступлениях не было подтверждено следствием. Один парадокс наслаивался на другой: освобождению его, как говорят специалисты, способствовало и то, что группа «дурачков», находившихся под следствием, вовсю «раскалывалась», признаваясь в убийствах. …А майор Александр Заносовский некоторое время еще работал на автовокзале. Продолжал надеяться: попадется ему еще Чикатило. Но вскоре один из руководителей следственно-оперативной бригады написал на него рапорт: «нарушил конспирацию». — Что за нарушение, Сан Саныч? — спросил я. — Ё-кэ-лэ-мэ-нэ… — такая у него присказка. — Нарушение… Сидела в дальнем коридоре отдела милиции наша загримированная девушка, по «Лесополосе» в электричках работала. А ребята почему-то тем коридором задержанного повели. Следователь увидел — Заносовский виноват… Рапорт, ё-кэ-лэ-мэ-нэ… От операции «Лесополоса» Заносовский был отстранен… Уже после этого в Ростовском уголовном розыске, где oн продолжал работать, раскрыл несколько преступлений на сексуальной почве… Интуиция его не подводила. Не давала она осечки и тогда, когда раскрывал разбойные нападения, грабежи. Много потом задерживал преступников. Но таких градин пота, такого животного испуга, как при задержаний Чикатило, не видел больше никогда. Впрочем, после одного случая он мог вообще больше ничего не увидеть. При задержании квартирных грабителей его напарник Сергей Козлов был убит. Сам Заносовский получил восемь ножевых ранений. Долго лежал в больнице. Все же выжил. Продолжает работать… Как он сам говорит, был на волосок от славы и на волосок от смерти. Все правильно. Если бы тогда раскрыли Чикатило, жизнь Заносовского, вероятнее всего, пошла бы куда более удачливо и ровно. Наверное, не попал бы и в больницу. Не было бы и десятков убитых после достопамятного дня 13 сентября 1984 года. Александр Заносовский теперь подполковник. После той встречи с Чикатило прошло много лет. Не обойден сыщик от Бога наградами: орден Красной Звезды, три медали. «Много переловил ихнего брата и еще буду ловить», — говорит он. С Чикатило они встретились через восемь лет. В суде. Здесь он, как сам признался, пережил самые страшные, самые жестокие муки. Председательствующий в суде Леонид Акубжанов, прокурор ставили перед ним вопросы жестко: — Как же так? Вы, сыщик, задержали преступника. Были уверены, что он — это он. И его отпустили? Как понимать? — А как понимать? Так и надо: я кто был? Всего-навсего участковый инспектор. Мне определили участок: от сих — до сих. Я делал больше. По совести. Свое. Но дальше меня не допускали. Кто я и кто они? Большие люди, занимающие большие посты. И все же его не покидает чувство вины. Он говорит не судье, а влево, где сидят родители убитых, говорит, будто винясь перед ними и казня себя: — Я очень сожалею, — говорил он. — Если бы я тогда оказался понастойчивее, сколько бы людей осталось жить… А ему, — он указал на клетку справа, — ему еще и нож вернули. И кто? Следственная группа прокуратуры РСФСР… Да, так и было. Чикатило еще не вернулся домой, а его жене отдали коричневый портфель, со всем содержимым. Он возвращенным ножом потом убивал, убивал и убивал. Во время следствия Заносовский и Бондаренко из 23 изъятых у Чикатило ножей признают под № 15 тот, который тогда был в портфеле. Но тогда до суда было еще далеко. Заносовский достойно прошел по следу зверя, выследил, поймал. И не его вина, что зверя упустили… Все же уточняю: — Чувство вины отпустило? — Ой… Какое там отпустило. Я себя, конечно, успокаиваю, когда очень уж тошно: ты, мол писал, требовал, нарушал субординацию — через голову докладывал. Не добился… Я же тех убитых мог спасти, а не спас… Понял, ё-кэ-лэ-мэ-нэ? Они Чикатило законспирировали, а я конспирацию нарушил. Меня совесть мучит. Мучит, понимаешь?.. Не того расстреляли? …В очередной (который уже раз!) дело Кравченко рассмотрел областной суд. То, что он был ранее судим за подобное преступление, сыграло свою роль. Ему в очередной раз был вынесен смертный приговор. Но теперь вышестоящие российские инстанции его не отменили… …На десятый день после ареста Андрей Чикатило начал давать показания. К тому времени по операции «Лесополоса» набралась «серия» убийств, сходных по почерку. В этом страшном списке первое убийство было обозначено 1982 годом. Потому и все рапорты, донесения по «Лесополосе» писали так: «Начиная с 1982 года в Ростовской области в лесных массивах находили трупы…» Заместитель начальника отдела по расследованию особо важных дел Прокуратуры России Исса Костоев предъявил арестованному обвинение в 36 убийствах — именно этот самый список. Чикатило с предъявленным ознакомился и тут же часть его отверг: вот эту, в Мясниковском районе, и эту, в Батайске, он не убивал. Осталось 34. Но в тот же день рассказал еще о трех жертвах, о которых следствие до сих пор не подозревало. Среди них, как утверждал, была девочка, которую он потом бросил в реку Грушевка. Чуть позже Чикатило назвал еще 18 своих жертв, о которых следствию ничего не было известно. Все они погибли после 1982 года. А та девочка в сознании следователя была словно заноза: она не значилась в «серии», хорошо известной следственной группе. Чикатило назвал дату: 1978 год. Не давала покоя загадка: почему убийство с характерным почерком, с признаками «серийного» осталось в стороне, где-то далеко за пределами «Лесополосы»? Следственный механизм был приведен в действие, и в архивах Ростовского областного суда нашли дело об убийстве девятилетней Лены 3-вой. Как оно оказалось там? В архиве суда хранится только «отработанный» материал. Значит, дело рассмотрено, кому-то предъявлялось обвинение, осудили? Да, так и оказалось: дело по убийству 3-вой прошло весь путь от следствия до приговора. В убийстве обвинен Александр Кравченко. Приговорен к расстрелу. И расстрелян: в июле 1983 года приговор приведен в исполнение. Что за человек? С делом меня знакомил Виктор Бураков. У Александра Кравченко, 1953 года рождения, судьба не из простых. Он — сельский житель. 13 июля 1970 года находился дома. Был, как говорят, крепко навеселе. И тут во двор к нему зашла десятилетняя Галя Т. Он на нее набросился, изнасиловал, потом задушил. Мертвые глаза девочка были открыты, ему показалось, что она продолжает на него смотреть с ужасом, и он выколол их. Закопал девочку в огороде, но преступление быстро раскрыли. В начале ноября того же года Херсонский областной суд приговорил Александра Кравченко к десяти годам лишения свободы. Так он оказался в колонии города Шахты, отбыл в ней шесть лет. За примерное поведение в 1976 году условно-досрочно освобожден, как говорят в таких случаях, отправлен «на химию». Выражение это бытует со времен Никиты Хрущева, намечавшего планы химизации сельского хозяйства. Грандиозным стройкам «большой химии» требовались кадры, и лидер страны выдвинул идею пополнять ряды строителей заключенными, вставшими на путь исправления. С тех пор и начали комплектовать объекты рабочими, которые продолжали отбывать наказание, но уже на стройках. Они считаются расконвоированными, живут свободно, хотя обязаны регулярно отмечаться в своих комендатурах. Давно уже нет объектов «большой химии», но выражение «отправлен на химию» так и живет, пока жива практика использования дешевого труда заключенных на стройках народного хозяйства. Александр Кравченко в 1976 году был условно-досрочно освобожден, направлен в спецкомендатуру Артемовского района города Шахты, работал в десятом строительном управлении, в бригаде штукатуров. Адрес проживания — переулок Межевой, 19. Проще говоря, отбывал «химию», а «условно-досрочно» значило: при первом нарушении тебя могут вернуть в колонию… Вел себя нормально. Женился. Родился ребенок. Похоже, Кравченко доказывал, что бывают и исключения из общепринятого правила об обязательности повторения рецидива. И вот недалеко от дома, где жил Кравченко, 24 декабря 1978 года в реке Грушевка был обнаружен труп девятилетней школьницы. Городская прокуратура возбудила уголовное дело. Начались оперативно-розыскные мероприятия, поиски свидетелей. Подворные обходы, опросы… Когда знакомился с этим делом, мне было интересно узнать, как следователь выходит на преступника, где ищет прежде всего? Виктор Бураков примерно так ответил: обычно убийцу начинают искать среди убийц. — Практика показывает, — говорил он, — что однажды убивший уже не остановится. Убив снова, он в точности повторяет свои действия, воспроизводит то, что и называется почерком убийцы. Поэтому, случись что, в первую очередь проверяют: чье может быть дело? Кто таким способом убивал свою жертву? Если исходить из таких установок, то Кравченко для «отработки» был первой фигурой. Среди многих других несколько раз вызывали, допрашивали и Чикатило, жившего неподалеку. Но у него было алиби. Это подтвердила и жена. А кроме того, Чикатило — коммунист, активный общественник, его положительно характеризуют на работе… А потом: какой он убийца, этот нескладный, робкий, незаметный человек? Вежливый, культурный, да еще кто — воспитатель профтехучилища… У Чикатило взяли на исследование кровь. Она оказалась второй группы. Сперма, оставленная на одежде убитой, принадлежала к четвертой группе. И оказывалось: Чикатило непричастен… Послушаем, как рассказывали о событиях 1978 года на процессе Чикатило свидетели — работники милиции, во время убийства Лены 3-вой занимавшие не самые маленькие посты в уголовном розыске города Шахты. «Почему следствие, в поле зрения которого попал тогда Чикатило, вдруг оставило его?» На этот вопрос в суде отвечали трое. Виктор Файнман, в то время начальник Управления инспекции уголовного розыска города, утверждал, что информацией о Чикатило вообще не располагал, поскольку каждый выполнял свою, узкую часть работы. При этом он считал, что неинформированность тех, кто занят поиском, только вредит делу. Из показаний Файнмана и других работников милиции становится ясно, что в поле зрения следствия после убийства 3-вой попадало очень много людей, каждый подозреваемый проверялся, но не очень тщательно. При этом бывший начальник отдела уголовного розыска города Шахты Геннадий Кравчук утверждал на суде: проверяли и Чикатило, но версия приоритета не получила, так как следствие уже вышло на Кравченко. Иван Щелычев был в то время заместителем начальника уголовного розыска города. Нет, с Чикатило он не встречался. Но в его присутствии со слов свидетельницы, видевшей на трамвайной остановке мужчину с погибшей девочкой, художник изготовил фоторобот предполагаемого убийцы. Тогда же, в 1978 году, кажется, директор профтехучилища узнал в фотороботе Чикатило. — Я тогда информировал вышестоящее руководство, — говорил Кравчук. — Но знаете, как бывает… Кто-то выше не доложил, и все. У этих свидетелей на суде по делу Чикатило спрашивали и о том, как «вышли» на Кравченко. Они отвечали, что на совещании по убийству девочки назвали впервые эту фамилию. Речь шла о том, что подобное преступление Кравченко уже совершал и необходимо основательно проработать данную версию. А наутро стало известно: Кравченко совершил кражу. Тогда его взяли и стали с ним работать… Процесс над Чикатило меня, автора этих строк, не раз поражал необычными совпадениями. Вот и тут, надо брать Кравченко — и он очень своевременно, будто выполняя заказ милиции, совершает кражу. В перерыве я не удержался, подошел к только что «отговорившим» свое свидетелям, высказал удивление и предположил: так может кражу милиция подстроила? Они смотрели почти с искренним сочувствием: — Как же вы не понимаете… Кравченко опытный преступник. Чтобы не привлекли за убийство, решил сесть за кражу, прием известный. Совершил он ее недалеко от своего дома и специально «терял» вещи до самого порога, чтобы вышли именно на него… Яндиев — следователь опытный. Когда я ему рассказал об этих загадках и высказал сомнения, он просто рассмеялся: — Да кто же сомневается, что здесь без милиции не обошлось? Вы дело смотрели, видели: человека взяли за кражу, а с первого допроса оперативники ведут речь не о ней, а об убийстве. Дураку ясно, откуда что взялось. Потом: вы заметили, чего от него добивались с первого допроса? Подписать «явку с повинной» по убийству… Признаться, мне было не совсем понятно: человек уже находится под следствием, о какой явке с повинной можно говорить, куда он явится? — Эта проблема с большой бородой, — говорит Яндиев. — Чтобы вы поняли ее, приведу пример работы системы госбезопасности. Там в одном ведомстве находятся следователь и оперативные работники. Оперативник без следователя не сделает ни шагу, все у них в рамках своего ведомства согласовано, выверено, выполняют они одну общую задачу, потому просчеты, ошибки, а тем более нарушения законности просто невозможны. В нашей системе следователь ходит в прокурорском мундире, оперативник — в милицейском. Оперативные работники должны действовать в интересах следствия. Есть приказ Генерального прокурора о необходимости тесного взаимодействия двух ведомств — следствия и дознания — в одном направлении: раскрытии преступления. Но разве можно любить по приказу? Тем более когда ведомства разные, у каждого свои, корпоративные интересы? Оперативники должны обеспечить работу следователя из другого ведомства, хотя им очень хочется самим, без него раскрыть преступление, тем более что идут они впереди следователя — информацией располагают раньше него. На всякий случай самое выигрышное придерживают у себя. А как это удается? С помощью многочисленных инструкций все оперативные материалы строго засекречиваются, так, что даже прокурор только в редких случаях может с ними ознакомиться. Если оперативник раскрыл преступление, отрапортовал своему ведомству, ему — звезды на погоны, ордена-медали, денежные премии. Но есть условие, при котором будет считаться, что раскрытие это — «его»: та самая «явка с повинной». Человек явился в милицию, признался. Дальше — дело техники. Но явки не было. Значит, задача — организовать ее, даже «выбить», если потребуется. Для этого в камеру к подследственному подсаживают крепкого парня — платного агента. Наркомана, готового сделать все за порцию зелья. И доводят показания до кондиции. Амурхан Яндиев, Исса Костоев приложили титанические усилия, прежде чем добрались до секретных оперативных материалов по убийству 3-вой. Как велась «разработка» Кравченко, который пришел домой в шесть вечера и трезвый, что и обеспечивало ему алиби? «Взяли» жену. Держали и ее в следственном изоляторе, грозили: пойдешь как сообщница мужа в краже. Она долго держалась. Когда «сломалась» и стала показывать нужное следствию время, взялись за подругу: — Сядешь за ложные показания, — говорили ей. Подругу держали в камере три дня. По закону без санкции прокурора дольше держать нельзя. Но продолжали. «Сломалась» и подруга… К Александру Кравченко посадили в камеру, как установил Исса Костоев, платного агента под номером семь. Он добросовестно отрабатывал свой хлеб, избивал Александра, заставлял подписать «явку с повинной». Но тот долго держался, зная, что у него алиби, и никто с ним ничего сделать не сможет. После жестоких, чуть не до полусмерти, побоев в камере, утром на допросе снова и снова твердо стоял на своем: у него алиби. Но однажды во время очной ставни с женой, оперативник угрозыска самодовольно ухмыляясь, спросил. — Так в котором часу он пришел? — В половине восьмого, — выдавила жена. — И что, как стеклышко? — Он был хорошо выпивши… — Ты с ума сошла! — закричал Кравченко. То же самое он кричал и подруге жены, но уже куда тише, понимая, что нужно «признаваться», надеялся, что в суде потом все расскажет как было и справедливость восторжествует. Кравченко начал «признаваться». Оперативные работники «помогали» ему давать «правильные» показания. Из дела хорошо видно, как Александр полностью отрицал свою вину, потом снова начал признаваться. Показания были путаными: ясно было, что сначала он не знал ничего о возрасте девочки, внешности, одежде, о месте убийства, характере повреждений… Он то признавался, то отказывался от показаний. Не терял надежды, что на суде все встанет на свои места. Но когда начался суд, надежды таяли: его и в перерывах между заседаниями продолжали «навещать» следователи. Он пытался говорить о примененном к нему насилии в ходе следствия. Но в суде не всегда прислушиваются к подсудимому, тем более что Кравченко обвинялся в страшном злодеянии. Коллегия Ростовского областного суда приговорила его к исключительной мере — расстрелу. Кравченко и его адвокат пытались доказать правду. «Я писал явки с повинной только из-за того, — жалуется Александр в Верховный суд России, — что от некоторых работников уголовного розыска и тюрьмы слышал угрозы в свой адрес. Многие детали этого преступления я узнал из актов экспертиз, в моих заявлениях есть и подробности, которые я узнал от своих следователей…» Он не только рассказывал о терроре сокамерников, но и назвал имена конкретных людей, жестоко истязавших его, чтобы был покладистее…