Возможно ли было тогда, в одиннадцать лет, представить, как умирает человек? Нет. Мой детский ум ссылался на картинки из фильмов, где антигерой быстро и красиво дохнет, навсегда прекратив портить жизнь положительным персонажам. Тогда мне было неизвестно, как адски может орать цепляющийся за жизнь. Как боль и страх сплетаются на лице в жуткую гримасу. Как яростно борется умирающее тело, очищая желудок и выдавливая из себя яды. Как в судорогах и конвульсиях заламываются руки и ноги, как под напором рвотных масс меняется, булькает и хрипит голос, как белеет кожа, закатываются глаза… Но разве в этом есть моя вина? Если бы мама была мудрей… Чего мне стоило достать метиловый спирт, лучше не вспоминать. Но все получилось. Достаточно было сбежать с урока, чтобы наверняка вернуться домой раньше мамы. И заменить жидкости, вытащив из пакета ту самую бутылку водки и с осторожностью открутив крышку. Водка отправилась в раковину, а метиловый спирт – в бутылку вместо неё. Самым сложным было снова закрутить крышку и с ювелирной точностью приклеить на место акцизную марку, но и с этим мои руки справились на «отлично», ведь для человека, имеющего цель, не может быть невыполнимых задач. А моя цель была грандиозной и не знающей пощады. Друг явился на следующий вечер. Кажется, мама, в отличие от меня, не ожидала его визита. Открыв дверь, она разрыдалась и повисла у него на шее – бедная дура. Меня затрясло от звука его голоса. Выйти из комнаты казалось невозможным, и оставалось только сидеть на постели с книгой в руках, но – не читая, а жадно вылавливая обрывки их разговора. Первой начала оправдываться мама, она прямо на пороге мямлила что-то про меня и про психическое расстройство, умоляла верить ей и извинялась за то, чего никогда не делала. Мне было противно до тошноты – куда делась её гордость, которая всегда расправляла мои плечи? Потом прощения просил друг. Он говорил монотонно, печально, с раскаянием и, кажется, даже рухнул перед мамой на колени. Сказанное им было понятно лишь наполовину. Его язык заплетался, голос дрожал – он однозначно был пьян. И случилось невероятное – они простили друг друга! Так легко и просто! Без скандалов и выяснений! Словно ничего не произошло! Через несколько минут слышались уже звуки поцелуев и ноты радости в голосах. Кажется, это был настоящий момент счастья – двое влюблённых воссоединились после расставания, и ничто не должно было помешать их идиллии. Это было так… что внутри меня всё затрепетало. На короткий миг в моем сердце даже всколыхнулась радость за маму, и представилось, какой могла бы стать наша семья, появись в ней третий. Возможно, в глубине души мне хотелось иметь полную семью. Но только не с этим… Только не с ним! Нет! Мама достойна большего и лучшего – а вместе с ней большее нужно и мне. Дальше все пошло по самому смелому сценарию. Мне даже не пришлось вмешиваться и ненароком напоминать о выпивке – обнимаясь и признаваясь друг другу в чувствах, мама с другом удалились на кухню. Прошло часа два, возможно, три. На кухне они говорили вполголоса, и мне, несмотря на старания, ничего не удалось расслышать. Пришлось стоять на цыпочках около двери, прислонять стакан к стене, просто сидеть тихо-тихо, надеясь услышать хоть что-то и понять, пьет ли друг водку моего изготовления, но безуспешно. Не знаю, во сколько сон взял верх и как долго держал за пределами реальности, но разбудил меня пронзительный и испуганный голос мамы – она вызывала скорую. – Быстрее! Приезжайте быстрее! Пожалуйста! Умоляю! – она орала. Не помню, чтобы когда-то раньше ей приходилось орать… Сейчас я понимаю, что главную роль взял на себя случай. Если бы друг не был так пьян, он бы понял, что пьет не водку, а спирт, и насторожился бы. Если бы мама не была в таком состоянии, она бы тоже могла заметить подмену. Если бы врачи не оказались слишком внимательными и дотошными, всё сложилось бы по–другому. Но в случившемся нет моей вины. Нет моей вины. Глава 42 Великан Пока я еду к родителям, меня трясёт от напряжения. Руки ходят ходуном на руле, дыхание сбивается. Я выступила! Выступила! Это победа! Сама! Без чьей-то помощи произнесла речь перед своим коллективом! Хотя, как это без помощи… Воспоминание о ночи с Глебом откликается внутри меня теплом, по телу пробегают мурашки, дрожь отступает. Глеб. Глеб. Глеб. Что за чудесное имя. Короткое, звучное, яркое. Первые три буквы – движения губ, улыбка; последняя буква – поцелуй. И это сплетение согласных – как танец, как реверанс чуткости. Я знаю, что он хотел большего, и, возможно, не будь в моей жизни Эфа, что-то могло бы сложиться иначе. Но я остановила тот сладкий поцелуй. Не знаю, в какую по счёту секунду я будто пробудилась от сна, испугалась, растрогалась, расплакалась как маленькая девочка, сказала, что никогда не испытывала ничего подобного, но идти на сближение так быстро – просто не могу! И он понял меня! Ни на чём не настаивая, не склоняя и не упрекая. Сколько понимания и отзывчивости в этом человеке! Просто невероятно! Я хотела уйти в темноту и в лес, но он сказал: «я просто хочу, чтобы ты осталась у меня». Просто! Фраза нежная, как в лучших фильмах о любви, она до сих пор звучит в моих мыслях и возвышает над землёй. И мы говорили почти всю ночь, это было магией, слиянием душ. Я впервые так быстро раскрылась и доверилась, рассказывала о себе, о работе, о родителях, почему-то плакала, снова рассказывала, говорила о том, что устала жить без выходных, что страшно злюсь на коллег, что до трясучки боюсь выступать. Не передать трепет этой ночи, могу назвать её только волшебством, чистым откровением. Меня несло потоком искренности так быстро и неумолимо, что я чуть не рассказала о том, что это я – Великан. Но сдержалась в последнюю секунду, даже пришлось зажать рот рукой. У меня нет объяснения случившемуся. Выслушав и успокоив меня, Глеб сказал, что в одном точно может помочь, что страх выступлений – это верхушка айсберга моих сомнений в собственной значимости, и от него легко избавиться. Он научил меня! Только что, в кофренц-зале, я поняла, что урок усвоен. Я слушала его так же внимательно, как он меня. Но, кажется, я была просто учеником, а он – близким и желанным мужчиной. Но как он может быть таким чутким? Откуда знает, как играть на струнах души и раскрывать самые сокровенные тайны? Этого я не узнала. Невероятно, но, похоже, о себе рассказывала только я… А потом, под утро, выговорившись и выплакавшись, обессиленная, уснула, свернувшись калачиком на том самом кресле, в котором очнулась, первый раз оказавшись в доме Глеба. Хлопнув ладонями по рулю, начинаю хохотать. Надо же! Я поведала ему всю свою жизнь, вытащила на поверхность боли, которые, кажется, мешали дышать! Но ровным счётом ничего не узнала о своём собеседнике! Как же так? Смешно и странно одновременно! – Бестолочь! – Великан медленно выходит из своего кабинета и обрывает мой смех. – Надо же быть такой доверчивой! Не узнаю тебя! – Вот это встреча! Давно тебя не было видно! – я рада его голосу и отвечаю весело. – На черта ты потащилась в этот дом, да ещё и осталась ночевать? – Захотела! Могу же я хоть иногда делать глупости! – Ты его совсем не знаешь. – Великан не разделяет моё настроение, он строг и холоден. – Узнаю! Он взял мой номер и обещал позвонить! – Не станет он звонить! – фыркает Великан. – Почему это? – спрашиваю, удивившись его категоричности. – Потому что ты бестолочь! – Ааа… Ну да, ну да, – закатив глаза, цокаю языком. Мой добрый друг любит побрюзжать. – Там что-то нечисто. Не знаю, как ты могла это не почувствовать ещё в первый раз. – Там прекрасно… – со вздохом говорю я. Хочу снова напомнить о том, что мы договорились только работать вместе и не вмешиваться в личные вопросы, но тут раздаётся звонок мобильного.