Я послушано закрываю глаза, не представляя, что может произойти и чем ещё сегодня можно меня удивить. Движение. Миг. Касание. Стремительно и нежно тёплые ладони Глеба снова дотрагиваются до моей шеи. Пальцы вплетаются в волосы. Дыхание становится близким. Все происходит так быстро и неожиданно, что я не успеваю даже открыть глаза – его губы накрывают мои. Неужели… Нет. Да. Стоп! Я же не хочу этого? Или хочу? Неужели это происходит со мной? Как такое может происходить?! Сердце взрывается сумасшедшим ритмом, меня бросает в жар, исчезают все до одной мысли, а воздух в легких заканчивается. Но я не открываю глаз. Не останавливаю поцелуй. Что же я делаю?! Мои руки сами собой обвивают плечи Глеба, время становится бесконечным, и поцелуй все длится и длится. Так сладко. Так томительно и нежно, словно я целуюсь впервые в жизни. Глава 40 Великан – Друзья, на выходных я изучала ваши последние работы – они достойны и интересны, как всегда. Но поймите, именно сейчас нам нужен самый высокий уровень. – Я стою в конференц–зале, за круглым столом и держу в руках папку, как бы отгородив ею своё пространство от ребят. Стою ровно, с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Сначала хвалю, а потом говорю о цели – делаю всё так, как учил Глеб. Коллеги смотрят на меня через раз. Они оценивают ситуацию, ещё не решив, стоит ли прислушиваться к моим словам, ведь сегодня я попросила всех задержаться на работе, сама инициировала собрание без главреда и впервые говорю с ними не наравне. – А Василий Палыч знает, что мы здесь собрались, – Римма вызывающе закидывает ногу на ногу, – или нет? Румянец вспыхивает на моих щеках и медленно сползает на шею и грудь, но это почти незаметно, ведь я надела водолазку с высоким горлом и перед выступлением выпила стакан холодной воды – тоже как учил Глеб. – Сейчас для него непростое время, – продолжаю я, – и наше будущее только в наших руках. Кажется, они совсем не слушают. Но я говорю. – На прошлой неделе головной офис предложил Василий Палычу заменить или расширить штат, для того чтобы журнал снова взлетел. – Что-то я не вижу здесь новых лиц, – замечает Ефим, поглядывая на часы. – Потому что главред отказался. Он решил дать нам дополнительную нагрузку и рост, именно сейчас мы должны взять себя в руки… Никто не включается в общение. – …показать весь свой потенциал… – я повышаю голос, но никто не реагирует. Не раздражайся, Ия! Не раздражайся! Не раздражайся! – … сработать слаженно и чётко, как год назад! – тишина в ответ. Все сидят здесь без интереса, а во взглядах я вижу только одно желание – поскорее отвязаться от меня. Римма ёрзает на стуле, слушая с неохотой, Ефим и Дима отвлекаются на телефоны, даже Майя смотрит в окно, и только Степан, глядя прямо на меня, плавными движениями пальцев разглаживает несуществующие складки своих брюк. – В прошлом году мы чуть не сдохли, – тихо говорит Степан, – не хочется снова повторять тот подвиг. – Да, да, поддерживаю, – подхватывает Дима, – работаем как работаем, задницу рвать не хотим – ещё вопросы есть? Можно идти? Мой румянец бесследно исчезает и, кажется, что в конференц–зале становится прохладнее, чем всегда. Работаем как работаем, значит… Я молча прохожусь взглядом по равнодушным лицам, не понимая, когда они успели стать такими пресными? Где они растеряли искры? Когда превратились из жадных и голодных журналистов в офисные растения? Вспоминаю обречённое лицо Василий Палыча и наш последний разговор: «они разлюбили свой талант». Как точно он подметил, а я столько времени не теряла надежды и думала, что по-прежнему работаю с лучшими. Майя глядит в окно – сегодня она особенно отстраненна, Римма смотрится в зеркальце пудреницы, Дима с Ефимом, улыбаясь, печатают в телефонах, Степан увлечённо наблюдает за своими танцующими пальцами. – Журнал потеряет позиции, и Василий Палыча уволят, – говорю резко, желая дать словами пощёчину всем, кто сидит за этим столом. Взгляды коллег тут же взлетают на меня. – Белочерное нужно голове только как показатель успеха, – я с вызовом смотрю на коллег, – денег журнал приносит немного, нет успеха – нет нас. Дима, Ефим, Степан вытягиваются на креслах, Майя отрывает взгляд от окна. Пудреница выскальзывает из рук Риммы и падает ей на колени. Они однозначно не ожидали услышать такое. Не ожидали, что их финансовая, профессиональная, социальная стабильность может в один момент пошатнуться. – Готовьтесь искать работу! – рявкаю, стукнув папкой по столу. Этому Глеб меня не учил, он, напротив, говорил, что нужно сохранять спокойствие и бесстрастие – но я не справилась. Не хотят – как хотят! Это их дело! Пододвигаю к столу кресло, на которое так и не села, и, кивнув коллегам, делаю шаг в сторону двери. – Ия! Подожди! – Дима, изменившись в лице, подскакивает на ноги. Ребята поднимаются следом за ним. – Так как же нам быть? Скажи, что переписать, где доделать! Мы всё сделаем! Этого нельзя допустить! Глава 41 Демоны Пакет, который в тот злополучный вечер принёс друг, так и остался не разобранным – мама как есть засунула его на нижнюю полку холодильника, а через несколько дней выбросила только торт, который, очевидно, уже испортился. Конфеты с вином и водкой остались на месте. Этот неизменный набор и был основой моего плана. Метиловый спирт на вкус мало чем отличается от обычного, этилового – тщательное теоретическое изучение вопроса принесло мне знание, что семьдесят процентов всех смертей от алкоголя приходятся на долю этого вещества. После нескольких стопок метанола организм получает сильнейшее отравление и выходит из строя с сумасшедшей скоростью. Системы начинают отказывать, координация теряется, а сердце просто не выдерживает резкой нагрузки и выключается. Я помню свои мысли так ярко, словно всё случившееся произошло вчера. Какими наивными и глупыми были мои представления, какими безграничными представлялись возможности… Просто немыслимо.