— Так отчего не идем, в лесу засели? — У нас с утра был уже приказ прибыть на станцию Кохтла. А там немцы. Вот Нестеренко и выслал разведчиков, проверить, все ли в порядке. И что-то они не возвращаются. Неспроста, чует моя задница. Как бы там заместо Брюквина какой-нибудь фон Брюкман не оказался. Чутье у задницы взводного оказалось незаурядное. Чуть погодя Нестеренко выстроил роту на лесной полянке. — Товарищи краснофлотцы! — начал он, как на митинге, но сообразил, что взял не совсем верный тон, и продолжил уже попроще. — У нас, парни, был приказ присоединиться к нашим частям, держащим оборону по узкоколейке Выйса-Силламяэ. Но там сейчас немцы. Куда отошли наши, неизвестно. Другого приказа нет, и рации, чтобы его получить, нет. Поэтому принимаю решение: будем пробиваться к Таллину. У Балтфлота сейчас одна задача: отстоять Таллин, свою главную базу. И мы нужны там. Двигаться будем, держась поближе к побережью залива. Возможно, немцы туда еще не дошли. А если дошли — двинемся без дороги, скрытно, лесом. Вопросы есть? Единственный вопрос на деле оказался не вопросом, а просьбой. — Передохнуть бы, товарищ лейтенант, поесть, поспать... На ногах едва стоим. — Потерп<И>те. На ночлег под носом у немцев устраиваться нельзя. Отойдем на несколько километров, пока светло, и встанем лагерем. И они снова начали мерить шагами версты дороги, по которой только что шли, теперь в обратном направлении. Хотелось выть от такой жизненной несправедливости. А Федоркин и в самом деле взвыл, без фигур речи, — при каждом шаге издавал еле слышный скулящий звук. Отойти на несколько километров не удалось. Даже одного не отшагали. Послышался звук моторов, на сей раз не с неба, с земли, — навстречу им кто-то ехал. Скорее всего, то была отступающая советская часть, не знающая, что путь впереди перекрыт. Однако Нестеренко не стал рисковать, убрал колонну с дороги. И оказался совершенно прав — из-за поворота вывернул хорошо знакомый полугусеничный бронетранспортер с немецким крестом на борту. Судя по звукам, в отдалении за ним следовали еще какие-то машины, но на глаза пока не показывались. А самое плохое случилось чуть позже. Бронетранспортер повел себя странно: остановился посреди дороги и замер. Не пытался развернуться, или высадить десант, и никто не вылез наружу, чтобы осмотреть и исправить поломку, если таковая случилась. Боевая машина просто стояла, и всё. Причем интересно стояла — как раз посередине ровного участка дороги между двумя поворотами — и могла открыть огонь по любому, кто попытается пересечь дорогу на этом участке. Двигатели остальных машин смолкли. Вполне возможно, что другие бронетранспортеры заняли аналогичные позиции. — Они знают, что мы здесь, — негромко произнес Гонтарь с полнейшей убежденностью. — Откуда? — так же негромко удивился Яков. — От верблюда. Секрет у них в лесу был. — Какой? От кого? — Тьфу... Ну, в смысле, дозор скрытно стоял. Засекли нас и доложили. Сейчас прочесывать лес начнут, гнать нас к узкоколейке. А другие там встречать станут. Облава, понимаешь? А мы заместо волков, значит. Гонтарь говорил спокойно, даже несколько равнодушно, словно давным-давно предвидел такое развитие событий, и оно его сейчас не расстраивает и не пугает. Нестеренко, очевидно, пришел к тем же выводам, что и взводный. Без громких команд, по цепочке бойцов пришел новый приказ — и рота быстро, переходя на бег, двинулась прочь от дороги, пытаясь ускользнуть из сужающегося зазора между молотом и наковальней. Удивительное дело: только что ноги бурно протестовали даже против ходьбы, а уж мысль о том, чтобы куда-то бежать, вызвала бы лишь кривую усмешку у истомленных бойцов. А сейчас бежали, и весьма-таки бодро. Разобранные на части минометы бросили, даже не припрятав, не замаскировав, — бесполезный и лишний вес, жизни людей дороже. А вот где раненый... Яков понял, что нигде не видит морпеха с раздробленной ногой, которого они, сменяясь, тащили на плащ-палатке. Неужели и его Нестеренко приказал оставить? Нет, нельзя так, не по-людски. Каждый должен знать, что его, случись что, будут вытаскивать до последнего. Наверное, и этот скончался, Яков просто не заметил... И все же он прибавил ходу, хоть и казалось это невозможным, — хотел догнать знакомого морпеха Пашу, бежавшего где-то впереди, хотел спросить того о раненом... Не успел. Рота продралась сквозь низкорослый, в полтора человеческих роста, но густой березняк, выросший на месте сгоревшего леса. Выскочила на протяженную гриву, поросшую очень редко стоявшими мачтовыми соснами, — и тут же угодила под фланговый пулеметный огонь. «Волчья облава» оказалась организована сложнее, чем представлялось старшине Игнату Гонтарю. Шарахнувшись от загонщиков и избегая линию флажков (проще говоря, узкоколейку), «волки» выскочили из чащи как раз там, где их поджидали. Выбежали прямиком на стрелков. Эпизод 2. Подозреваются все — У тебя секреты от меня завелись, подруга? — спросила Варенька за завтраком словно невзначай, словно о чем-то маловажном, но между слов проскользнула нотка обиды. «Да, подруга, — могла бы ей ответить Ксюша. — Я тут, знаешь ли, окончила секретную школу ГУГБ, и работаю агентом под прикрытием, но для тебя это секрет, уж извини». Разумеется, вслух она произнесла другое: — Ну, конечно! Я самая таинственная девушка в Москве и окрестностях! Но ты какой именно секрет имела в виду? Моё внебрачное происхождение от императорского дома Габсбургов? Или коллекцию фамильных бриллиантов, спрятанную за батареей? Эйдеман учил: когда задают вопрос, правдиво ответить на который никак нельзя, старайся не лгать, переводи всё в шутку. Она была хорошей ученицей. Варенька предложенный тон не поддержала. Сказала вполне серьезно: — Я вчера днем на минуточку домой заскочила. Пуговицу к блузке пришить, та в метро отлетела, полдня пришлось с английской булавкой проходить. И как на грех ниток в тон не нашлось, я к тебе зашла, одолжить. А шифоньер-то заперт оказался. Фамильные бриллианты, говоришь? Или, может быть, ты переписку с любовниками там складируешь? Последние слова Вареньки, вроде бы и шутливые, прозвучали серьезно. Ксюша, сообразив, что ставка на шутку не сыграла, тоже изменила тон. — Я, подруга, иногда беру работу на дом. И тогда запираю документы, потому что на них в уголке стоит прямоугольный штамп со словом «Секретно». Если любопытствуешь их почитать, я доложу куда надо, чтобы тебе оформили допуск. Это была ложь (не положено брать на дом секретные документы), но Ксюша с удовлетворением отметила, как во взгляде Вареньки плеснулась тревога, с тонкостями секретного делопроизводства та не сталкивалась. И Ксюша сменила тему: — Так тебе принести коробку с нитками? — Спасибо, обойдусь. Купила вечером нужные. Завтрак завершился в несколько напряженном молчании. Допивая кофе, Ксюша подумала, что второй ключ от шифоньера где-то валяется у них в квартире, и если хорошенько поискать, можно его найти. Так не поставить ли ей на шифоньер «секретку», не прилепить ли снизу незаметный волосок? И станет ясно, насколько далеко зайдет любопытство Вареньки. Несколько времени она обкатывала в уме эту мысль, и вынесла сама себе диагноз: паранойя. Лучшую подругу собралась на живца ловить... Дожила. С Костиком поведешься, не такого наберешься. * * * Однажды — на «конспиративном свидании» в Сокольниках — Ксюша все-таки задала Костику вопрос, давно не дававший покоя: почему так получилось, что она изображает Мату Хари в советской стране, в советской организации, среди советских людей? Ведь ее готовили — и неплохо подготовили — для работы за рубежом, среди иностранцев? Костик попытался отшутиться (тоже в свое время обучался у Эйдемана?), она не отставала. Он вздохнул, обвел взглядом парк. Рядом были прекратившие работу аттракционы, летний театр с опустевшей эстрадой, застывшее — хотелось верить, что не навсегда — «чертово колесо». А людей вблизи их скамеечки не было видно. Поодаль тоже, и не отговориться тем, что место для секретного разговора не подходит. Костик вздохнул еще раз и начал объяснять. Зашел издалека, начал с международной обстановки, — военной, политической и экономической. Потребность СССР, говорил Костик, в продукции военного назначения, да и гражданского тоже, выросла сейчас многократно. При этом произошло резкое сокращение международных торговых связей. Германия, Италия, Франция отпали после 22 июня по понятным причинам. Англия хочет и готова помочь, но мало на что способна, английская промышленность задыхается в тисках морской блокады. Вот и получается, что силой обстоятельств главным и ключевым торговым партнером на сегодняшний день стали США — единственная крупная страна с высокоразвитой промышленностью, остающаяся пока нейтральной. Амторг, соответственно, стал важнейшим нашим зарубежным представительством. Ксюша слушала, кивала, не очень понимая, как непосредственно влияют на ее судьбу эти высокие материи. Оказалось, влияют. Ее, Ксюшу, готовили, по словам Костика, к работе именно в Америке, в головном офисе организации. Просто так уж принято, что в Нью-Йорк сотрудники Амторга отправляются после полугодичной стажировки здесь, в Московском представительстве. Конечно же, по просьбе их конторы для Ксюши могли в Амторге сделать исключение и сразу, без проволочек, отправить ее в Америку. Но зачем? Легенда должна быть выдержана безупречно. Кто бы ни проверил ее прошлое, ничто подозрений не вызовет: да, закончила ИнЯз, да, стажировалась полгода в Москве, самая обычная выпускница вуза, никакого второго дна. Разумеется, продолжал Костик, бездельничать в ипостаси агента ей в эти полгода не пришлось бы. Имелись кое-какие наметки по ее работе с американскими дельцами, бизнес-мэнами, как они себя именуют, прибывающими в Москву. Ничего серьезного, завязывание знакомств, установление личных связей, которые можно было бы возобновить позже, приехав в США. Но все изменилось. Появилась другая задача, первоочередная, отодвинувшая все остальные в сторону. Выяснилось, что в Амторге сидит предатель. Именно здесь сидит, в Московском представительстве, не за океаном. — Как же его вычислили? — спросила Ксюша. — Или это гостайна? — Гостайна, но твоего допуска хватает... Вычислили по косвенным признакам. По деталям и обстоятельствам ряда недавних торговых сделок. И он объяснил: допустим, готовится закупка большой партии необходимого для страны оборудования. Авиационного. Какого именно, совсем не важно. Гирокомпасов, например. В свой срок проработанная заявка уходит в Нью-Йорк, в Амторг, его сотрудники обращаются к американским фирмам соответствующего профиля: кто возьмется выполнить заказ? Те спустя какое-то время, все просчитав, выдвигают свои коммерческие предложения. Можем, дескать, выполнить заказ в такой-то срок и за такую-то оплату. Остается только выбрать исполнителей, сравнив предложения, причем иногда имеет смысл переплатить ради быстроты исполнения. И вот ситуация: все капиталисты еще расчетами заняты по заказу, а от одной корпорации уже на следующий день предложение: есть нужные вам приборы, и в нужном количестве, и уже готовые, платите и забирайте. И всё, конкурс выигран, конкуренты глотают пыль. Это как понимать? — Самолетная рация ведь такая штука, что в магазине ее не продашь, это не гражданский радиоприемник... — Костик вдруг осекся, сообразив, что невзначай выболтал истинные детали контракта, улыбнулся слегка смущенно, махнул рукой. — Их про запас, на склад, в больших количествах не делают. Только под заказ. А тут вдруг готовые лежат, и в нужном количестве, и цена приемлемая. Один раз такое можно на случайность списать, на совпадение, сорвалась поставка кому-то, свободный излишек получился... Но когда «случайности» идут одна за другой, сомнений нет — кто-то сливает информацию. Отсюда, из Москвы. Потому что в Нью-Йорк данные по заказу попадают позже. Будь утечка там, заранее произвести нужную партию капиталисты не успели бы. На этом разговор вынужденно прервался — к скамейке целеустремленно двигалась разносчица мороженого. Лицо у нее было мрачнее тучи. Утомилась, видно, рыскать по парку с увесистым ящиком-«баяном» через плечо в поисках редких гуляющих. — Мороженого не желаете? — спросила разносчица тем неприязненным тоном, каким ресторанные швейцары заявляют «Мест нет!» — Мы желаем? — Костик вопросительно посмотрел на Ксюшу. Ей не очень хотелось, но ясно ведь, что если она откажется, то разносчица плюнет на тяжелый бесперспективный труд и утопит свой «баян» в Путяевском пруду. А если заодно откажется Костик, так и сама утопится рядом. — Мне двойной пломбир, — сказала Ксюша, спасая продавщицу от бесславной гибели. — Пломбира нет, — ответила разносчица так, что сомнений не осталось: решение попасть на дно Путяевского пруда уже принято и отмене не подлежит. — Крем-брюле? — И его нет. — Какие есть? — спросил Костик. — Только ванильное. Берите, скоро и его не останется. Закрывают цех, госпиталь там будет. — Тогда выбираю двойное ванильное, — сказала Ксюша, произнеся «выбираю» не без легкой издевки. — Мне такое же, — поддержал Костик. — Рубль двадцать с вас, и мелочь сразу приготовьте, сдачи нет.