– Заткнись, – приказал Йонас. – Сам заткнись! – я замахнулась и без разбору влепила ему пощечину. – Через неделю будет ровно год, как я торчу здесь! Триста шестьдесят дней ада! Еще столько же я не протяну! Нет смысла. Страж перехватил мою руку и сжал запястье до хруста, я закричала и упала на колени. Кость переломилась. – Давай! – я вздернула голову. – Убей меня! Убей, и покончим с этим! – Ты с ума сошла? – Не хоч-у-у… не хочу каждый день просыпаться с мыслью, что он последний. Не могу. Больше не могу. Всё. – Я думал, ты не собираешься сдаваться. Я рассмеялась, отплевываясь от невесть откуда-то взявшейся крови. Наверное, губа треснула. – Не собиралась! – мой крик разлетелся по всему коридору. – Когда у меня была надежда, что я выберусь из этого кошмара! А теперь этой надежды нет. Конгресс даже не читает мои письма, просто отправляет назад с печатью «отказано»! – Мне тебя пожалеть? – с кривой улыбкой осведомился Йонас. – Погладить по головке? Или прошептать на ушко, как скоро все наладится? – Ты холодный, как ледышка, – в слезах пробормотала я, рассматривая его отрешенные глаза. – У тебя нет жалости ко мне, и сломанная рука тому прямое подтверждение. – Мне очень жаль, что система Обители не идеальна и пропускает сюда ни в чем неповинных магичек с тринадцатым резервом. – Сандра тоже не заслуживает такого наказания… – Сандра? – перебил страж. – Ты – ошибка системы, а она – нет. Я приглядываю за этой соплячкой, только чтобы ты не повесилась в душевой на шланге, когда ее тело кремируют. Она не умеет прятаться и передвигается по Обители, как полудохлая сомнамбула. – Это неправда, – всхлипнула я, начиная постепенно успокаиваться. – Ты ее просто не знаешь. – Я достаточно хорошо разбираюсь в людях, чтобы отличать дерьмо от конфеток. – Фу! – я измученно поморщилась. – Почему ты такой грубый? – Учитывая то, что ты разговариваешь с основателем Обители на «ты», я могу позволить себе не придерживаться условной вежливости. – Ты ее никогда не придерживался. Йонас надменно усмехнулся. – Некоторых это заводит. – Меня отталкивает. – Вот поэтому мы больше не спим в одной постели, – ответил страж, тремя пальцами прощупывая мою руку, которую он же и сломал несколько минут назад. – Давай договоримся? Я потерла запястье. Под силой первого резерва кости срослись. – О чем? – О тебе. Страж поднял меня на ноги и придержал за плечо, чтобы я не плюхнулась обратно на колени. – Я дам тебе две недели выходных, – серьезно пообещал он, – четырнадцать дней без пряток и стражей. За это время ты должна успокоиться и прийти в норму. Сейчас ты прячешься лучше, чем большинство заключенных в этой тюрьме. Всего за год ты запомнила несколько тысяч ходов. Это мало для Обители, но много для женщины с тринадцатым резервом. Через несколько лет станет проще, ты освоишься и перестанешь нуждаться в моей помощи. Я покачала головой. – Несколько лет… Я не знаю, чем закончится завтрашний день, а ты говоришь про какие-то несколько лет. Йонас издевательски наклонился и чмокнул меня в разодранную от ремня щеку. – Ты моя сладкая, – еще большей язвы, чем Йонас, я не встречала. Никогда! Каждое его слово было пропитано агрессивной иронией. – Ждешь моего сострадания и утешения? Не выйдет. Я старше тебя на триста лет, а женские слезы, вроде твоих, вызывают у меня неконтролируемое желание выдавить глаза, из которых они текут. Поэтому либо ты, Рейтли, играешь по моим правилам, пока у меня не иссякло желание помогать ошибкам системы, либо проваливай отсюда и подыхай под каким-нибудь стражем без криков о помощи. Я отшатнулась и, помедлив, опустила глаза. Основатель хмыкнул. – Вот так-то лучше, – похвалил он и, приобняв меня за талию, повел по коридору вперед через потайные ходы к моей пожизненно-тюремной камере. Глава 14 Первая ночь в изоляторе прошла в кошмарах. Ничего другого я и не ожидала – мрачная камера не то место, где должна сниться цветная радуга или белые единороги с крыльями. Проснувшись утром, обнаружила, что до сих пор лежу на полу со смятой бутылкой в руке. Они издеваются?! Здесь каждый день дают снотворное? Если да, то это совсем не радует. Даже в Обители я отказалась от седативных препаратов. Лучше быть в трезвом уме, так больше шансов выжить и справиться с ситуацией. – Ты что-то совсем приуныла, рыжая, – чернокожая южанка уселась рядом и, толкнув меня локтем в бок, протянула не распакованный ланч-бокс с едой. – Чего не ешь? Завтрак еще час назад принесли. Понюхай… м-м-м… вкусно ведь пахнет. На держи. – Спасибо, – я с благодарностью посмотрела на магичку, которая, как и Ксения, не производила впечатления заядлой уголовницы. В чем, интересно, ее обвиняют? – Просто… – я со вздохом отложила ланч-бокс, – ничего не хочется, понимаешь? Наверное, голод накатит позже, – как это обычно и бывает, когда сходит апатия, – а сейчас от любых запахов тошнит. Из дальнего конца камеры хмыкнул Зак. – Вот везет же тебе, блин! – с набитым ртом проговорил он. – Я каждый день просыпаюсь и жрать хочу, как медведь, а нам эти паршивые сосиски подсовывают и горох недоконсервированный. – Парень брезгливо поковырялся пластиковой вилкой у себя в контейнере. – Кажется, у него срок годности вышел сотню лет назад. Что это за пупырки на горошинах? Я приоткрыла ланч-бокс. Действительно – две переваренные сосиски и сомнительный консервированный горошек. М-да… я лучше поголодаю денек-другой. – Хочешь? – я показала Заку на свой контейнер. – Я просто не люблю… горох. – Смотрите, какая неженка нарисовалась! – Майя подхватила принесенный южанкой контейнер и, проигнорировав мое возмущенное: «э-э-э?», подцепила горошину и отправила ее себе в рот. – В Обители небось все бы схавала, а тут выпендриваться начала. Может, тебя наша компания не устраивает? Ну, конечно, кроме Зака, – она коварно усмехнулась и, наклонив голову, сморщила носик. – Ты его прям глазами раздеваешь. – Прости? – я поперхнулась от ее слов. – Кого я раздеваю? – Зака! Все видят, как ты на него смотришь. Я остолбенело открыла рот. Какой к черту Зак? Единственного человека, которого бы я раздела глазами, сейчас здесь нет, и вообще, я запретила себе думать про Леннера, поэтому никого я раздевать не хочу! – Ты это серьезно? – отойдя от шока, я перевела взгляд на жующего парня с дредами. – Прости, Зак, но ты не в моем вкусе. Зак равнодушно пожал плечами. – Да ничего, – прочавкал он, откусив половину сосиски, – мне тоже нравятся девушки… другого типа. – Красивые и стройные? – промурлыкала Майя, вешаясь ему на шею. Я не сдержалась: – Самовлюбленные и легкомысленные. Южанка, сидящая рядом, прыснула от смеха. – Лживые и лицемерные, – добавила она. – А еще легкодоступные, на каждого стража здесь вешается. Доиграется. Либо Зак ее убьет, либо стражи. – О чем это вы? – Майя обернулась, прерывая наши тихие перешептывания. – Меня обсуждаете? Она нахмурилась и, заметив на наших лицах подрагивающие улыбки, чуть не захлебнулась своим собственным ядом. – Два фрика! Одна чернокожая, другая шизанутая! Решили сплотиться против меня? – Тебя это удивит, Майя, – спустила ее с небес я, – но ты не центр нашей вселенной. – Зато ты центр вселенной Зака, – тут же поддержала меня южанка. – Да, Зак? В твоей вселенной есть место для Майи? – Угу, – он что-то нечленораздельно пробормотал, доедая горошек из моего контейнера. – У меня для нее есть не только центр. – Ага-ага. А не хочешь стать моим центром, Майя? – ядовито осведомился наркоман, до этого молча наблюдающий за всеми из-под глубокого капюшона. – Уверен, что мой член ничуть не хуже, чем у капитана Лесли. Что за капитан Лесли? – Иди к черту, Мойлер! – огрызнулся Зак, защищая свою девушку, которая швырнула в нелюдимого парня пустым контейнером. – И пасть свою закрой, чтобы тебе прям щас не наваляли. Не имея желания слушать, а уж тем более участвовать в словесной перепалке, я повернулась к южанке, которая с каким-то нездоровым злорадством проследила, как Мойлер не выдержал и одним ударом прижал Зака к земле. – Ты в порядке? – поймав на себе мой непродолжительный взгляд, обеспокоенно спросила южанка. – Бледная ты какая-то. Голова не кружится? Второй день ничего не ешь.