– Она права, – поддержала меня Моппи. – У нас получится. Антония знает наизусть практически все гримуары, которые успела прочесть. Если кто и может победить этого, разбрасывающегося направо и налево заклинаниями окаменения, то это мы. Мы должны это сделать. – Она сделала глубокий вдох и, решительно вскинув голову, встретилась с Аей взглядом. – Мне нужно доказать, что у меня получится. Старушка долгое время задумчиво нас рассматривала, затем тяжело вздохнула и кивнула: – Хорошо. Но не говорите потом, что я вас не предупреждала. А пока ложитесь спать, – добавила она, когда Моппи без особого успеха попыталась подавить зевок. – Вы всю ночь провели на ногах, а всем известно, что планировать рискованные предприятия следует хорошо отдохнув. Когда во второй половине дня я проснулась, в доме никого не было, не считая козла, под взглядом которого мне стало так неуютно, что я заторопилась наружу. Солнце начало своё медленное падение в западное море. С крыльца открывался захватывающий вид на лазурные воды. Отсюда можно было даже разглядеть Арку Судьбы – что-то вроде каменных ворот естественного происхождения на южном конце Медазии. По преданию, любого проплывшего сквозь них ждёт удача. С такой высоты покачивающиеся на волнах рыбацкие лодки казались игрушечными. Куда ни посмотри, со всех сторон до самого горизонта тянулась бирюзовая и лазурная гладь моря. Ещё никогда мой родной остров не представал передо мной с такой стороны. Горло перехватило. Меня затопило восхищение – а может, и благодарность, – настолько это было красиво. Флориан часто говорил, что нам очень повезло родиться медазийцами, но до этого момента я никогда по-настоящему этого не осознавала. А теперь мне как никогда хотелось, чтобы брат был рядом. Когда я в детстве попадала в неприятности, он всегда помогал мне. Улаживал споры с мамой. Давал мне деньги на книги, когда она отказалась «потакать моим глупым капризам». Верил в меня, даже когда я в себя не верила. Но теперь я осталась сама по себе. Даже не могу попросить совета у мастера Бетрис. Если не считать… – Делия. Поднять, – донёсся снизу голос Моппи. Её маленькая сестра, визжа от восторга, воспарила над травянистым склоном. – Выше! Выше! Она ухнула вниз и зависла прямо над островком мелких жёлтых цветов. Моппи ещё какое-то время с помощью заклинаний поднимала и опускала её, пока девочка не начала задыхаться от смеха. У Моппи уже неплохо получалось контролировать свои силы, и это хорошо, учитывая, как их у неё много. Я заставила себя отвести взгляд. У меня есть дела поважнее. Например, моё платье. Шёлк – материал красивый, но в путешествии по горам непрактичный. – Шёлк. Преобразовать. Лён. Заклинание искрящейся волной пронеслось по мне от воротника до колен, превратив смятый шёлк в куда более удобный для повседневных нужд синий лён. Затем я избавилась от оборок и кружев, ослабила ткань в районе талии и рукавов и даже смогла превратить юбку в пару свободных штанов. Именно такая магия давалась мне лучше всего: тонкая и практичная, короткая и без фанфар. Никаких огненных шаров, молний или поворачивания рек вспять, как делали великие волшебники старины. В голове, словно предупреждение, зазвучали слова имперского уполномоченного Бенедикта: «Я не мастер. Мои таланты посчитали… недостаточными». – Это было потрясающе! – вывел меня из раздумий чей-то голос, и я обернулась. Лисса стояла на крыльце и смотрела на меня совершенно круглыми глазами. Позади неё дядя Козёл невозмутимо жевал нечто, подозрительно напоминающее ручку сковородки. – А что ещё ты умеешь? Можешь превратить мой горох в золото? – Она вытянула перед собой деревянную чашу с тугими стручками. – Нет, – сказала я. – Нельзя изменить глубинную сущность вещей. Можно превратить ложку в нож, но металл останется металлом. Еда останется едой. Кроме того, магическое слово для «золота» – государственная тайна. Его знают лишь считаные волшебники имперской казны. Её лицо разочарованно вытянулось. – Но я могу кое-что другое, – вызвалась я. – Горох. Преобразовать. Пирожное. Стручки замерцали и превратились в моё любимое пирожное: мягкую булочку из пахнущего кардамоном теста, полную миндального крема. Мне даже удалось добавить мазок розовой глазури, так что пирожное выглядело как из настоящей кондитерской. – О-о! – протянула Лисса, с жадностью и восхищением глядя на пышную булочку. – А ты можешь… – Покраснев, она договорила уже шёпотом: – А ты можешь научить меня, как это делать? – Не знаю, – осторожно ответила я. – Ты слышала, как я произносила заклинания? Слышала это слово – пирожное? – Вроде бы. Но не совсем. Звучит невнятно, будто ты бурчишь себе под нос. У меня ёкнуло сердце. – Можешь повторить? Она сосредоточенно нахмурилась, став ещё больше похожей на старшую сестру, и, запинаясь, выговорила несколько звуков. Но на магическое слово это было совсем не похоже. Зря я решила творить магию у всех на виду, только обнадёжила её, но раз она не может слышать магического языка, значит, она не волшебница. – Прости, – выпалила я, желая поскорее покончить с неприятным разговором. – Не думаю, что ты волшебница, Лисса. – И добавила: – Ими рождаются, не становятся. Это как быть высокой или маленькой. Но это не значит, что ты не способна на другие чудесные вещи. Я мысленно напряглась, готовая к обиженному плачу. Но вместо этого Лисса задумчиво посмотрела на бескрайний синий горизонт и призналась: – Я хочу быть капитаном корабля. Как мама. – Здо́рово! – обрадовалась я её неожиданно спокойной реакции. – Уверена, из тебя выйдет отличный капитан. Вот я с лодками совсем не дружу. Меня так мутит, что я без всякой магии становлюсь зелёной. Лисса захихикала, и груз вины на моём сердце стал немного легче. Я знаю, каково это – не обладать желанными талантами, но я хотя бы родилась волшебницей. А если бы у меня и этого дара не было? – Твоя мама сейчас в море? – полюбопытствовала я. – Поэтому вы живёте с бабушкой? Она вдруг растерялась: – Э-эм… н-ну… – Да, – раздался из-за моего плеча голос Моппи, и я вздрогнула от неожиданности. Давно она там стоит и слушает? – Лисс, сходи за горохом, он сам себя на ужин не нарвёт. А нам с Антонией нужно поговорить как волшебнице с волшебницей. Лисса кивнула и, жуя на ходу булочку, побежала в огород. – Спасибо, – сказала Моппи, глядя вслед скрывшейся за зарослями артишоков сестре. – За что? – За это. – Она указала подбородком в сторону огорода. – Что отвлекла её и не дала расстроиться. Она с детства такая. Всегда хочет доказать, что ни в чём не хуже меня. Прошлым летом она чуть не утонула, когда поплыла за мной к маяку Кафос. Я пожала плечами и выдавила улыбку: – Я знаю, каково быть младшей сестрой. Флориан был маминым любимцем. Я могу стать величайшей волшебницей современности – и всё равно она никогда не улыбнётся мне так, как улыбнулась ему, когда он получил звание. Моппи нахмурилась. Она не была глупой и наверняка отметила прошедшее время. – Что с ним случилось? – после секундного колебания спросила она. – Его убили, – ответила я, глядя на фрегат вдалеке. На таком сейчас бы служил Флориан, если бы всё сложилось по-другому. – Его назначили на «Викторию» третьим помощником. Нам сказали, что он, по всей видимости, поднялся на борт раньше времени – возможно, хотел отнести свои вещи. И оказался единственным на корабле, когда капитан Порфира и Освобождение захватили его и увели из гавани. Его тело так и не нашли. Мятежники просто выбросили его в море. Я услышала, как Моппи громко вдохнула, но посмотреть на неё не решилась. Может, зря я ей всё рассказала. Я чувствовала себя устрицей, раковину которой вскрыли: мягкой, розовой и такой беззащитной и ранимой. Но Моппи не стала говорить, что он был храбр, или что он погиб с честью, или ещё что-то такое же высокопарное и пустое, чего я наслушалась на похоронах. Она не стала обнимать меня или приносить свои соболезнования, спотыкаясь на словах. Она просто села рядом со мной на крыльце, не вплотную, но достаточно близко, чтобы я могла чувствовать тепло её плеча, и мы вместе молча смотрели на море. Солнце погрузилось в подкрашенные розовым облака на западном горизонте. Бабушка Моппи нашла нас здесь к тому времени, когда уже сгустились сумерки. – Ну что ж, девочки, – сказала она. – Пора. – Что пора, Ая? – спросила Моппи. – Пора быть храбрыми. Глава 10 На гору мы поднимались под свет звёзд. Ая шла впереди, уверенно шагая по узкой тропе, вьющейся между лимонных рощ и скалистых выступов, заросших пучками дикого тмина. Дядя Козёл трусил за нами, в его жёлтых глазах отражалась висящая над нами восковая луна. В темноте квакали лягушки. Но они были далеко не единственными участниками ночного хора. Слух то и дело улавливал шорох от перемещения чего-то крупного, чьё-то глухое дыхание и тяжёлую медленную поступь. Один раз я заметила светящиеся серебряные рога над вытянутой угрюмой мордой с призрачно-светлыми глазами. Я поёжилась: мне почудилось, что это существо заглянуло прямо мне в душу. – Серебряный олень, – пояснила Ая. – Не бойтесь, они меньшая из ваших забот. – И улыбнулась, будто это должно было нас успокоить. – Куда мы идём? – спросила я. – И нам обязательно идти туда в темноте? – С тобой не так уж и темно, – заметила Моппи. Действительно, по мере того как мрак сгущался, исходящее от моего лица и рук проклятое сияние становилось всё отчётливее. – Могло быть хуже, – прокомментировала Ая. – Радуйся, что не превратила себя в козу. – Она отрывисто засмеялась, как настоящая ведьма из сказки. Дядя Козёл в ответ грубо заблеял. – Уже недалеко, – добавила старушка и указала узловатым пальцем в густую чащу впереди. – Трепещите: пред вами лес Безмолвных Страхов. Я вгляделась в темноту, которая вдруг стала казаться полной размытых силуэтов безымянных ужасов и тусклого мерцания тысячи наблюдающих за нами глаз. – Его так прозвали, потому что он тёмный и загадочный? – с надеждой спросила я. – Нет, – ответила Ая. – Потому что всякому, кто осмелится туда войти, придётся взглянуть в лицо своим величайшим страхам, если он хочет выжить. – А что будет, если не взглянуть? – спросила Моппи.