Проснулась вся в поту и в испуге, сильно болела голова, хотелось пить. Она встала, умылась, пошла варить кашку. Дорогой, пока ехала с Витюшкой в трамвае, все время думала про свой сон, который помнила в подробностях, а потом, на работе, забыла его. Она боялась, вдруг кто-нибудь — Фира или Василий Васильевич — спросит: «Чего же ты пришла, ведь у тебя есть три дня?» И она не сможет ничего толком ответить. Но никто ничего не спрашивал, только Фира повела в ее сторону своими озорными глазками: — И красивый же у тебя муж, так и хочется отбить! Но Зина так посмотрела на Фиру, что та поперхнулась, надула губки. — Уж и пошутить нельзя… Нина подумала, что, может быть, Ада уже на работе, пошла, как обычно, на объекты, а к обеду вернется и скажет, где Виктор. Неужели уехал? Она вздохнула, взялась за чертеж. Еще вчера принесли ей эту синьку с надписью: «Татищево. Артполигон». Она, вычерчивая на кальке копии условных домиков, старалась угадать, который из них тот, где жили они когда-то? Кажется, он стоял на самом краю, у реки, но где тут река? Ведь это не карта, а всего лишь план-схема, и река не обозначена — может быть, все давно уже перестроено и того домика вовсе нет? Но она хорошо помнила, как стояли там в два ряда домики — совсем как на плане, окна в окна, — и теплинка шевельнулась в ней, когда она выводила тушью слова «Татищево. Артполигон». Подумать только — тогда была жива мать, был жив Никитка… К обеду Ада не пришла, и Нина не вытерпела, заглянула в комнату, где работали техники-смотрители И инженеры, спросила про Аду, ей сказали, что Ады на работе нет, у нее все еще болеет сын. Но ведь когда-нибудь она придет? Нина спустилась обедать, но и в столовой все думала о Викторе, о вчерашней встрече, которая была отпущена им судьбой, и как глупо они распорядились этой встречей… Она вспомнила его вчерашнее лицо, странно чужое, но с родными чертами, и как ушел он, не оглянувшись, — почему я не окликнула, не побежала за ним? Думала, что впереди много часов с ним, ведь он же сказал: «Вечером я приду». Нет, «зайду». Главное никогда нельзя откладывать на «потом», ведь никому не дано знать, сколько ему отпущено — вечность или миг… Она поднялась из столовой по той же крутой деревянной лестнице, где вчера они встретились — неужели это было? — и где она так нелепо подала ему руку, и никак не могла теперь вспомнить, о чем же они тогда говорили… Или просто стояли молча? Потом сидела, уже не отвлекаясь, над кальками, надо было до конца дня все успеть и сдать в спецчасть. Зина уже двигала ящики, все убирала, а Фира пудрила свой носик; она же все заполняла рейсфедер тушью, Передвигала по рейсшине угольник, от мелкой штриховки рябило в глазах. — Тебе еще много? — подошла Фира. — Давай помогу? Нина помотала головой — нет, не надо. Она догадывалась, что Фире просто не терпится остаться вдвоем, без Зины, и поговорить. Фира ей нравилась — всегда веселая, добрая, тетя Женя сказала бы «подельчивая», но Нину пугала ее развязность и то, как обнаженно рассказывает она про интимные тайны, и дружбы у них не выхолило. — Ну, как хочешь, — обиженно произнесла Фира и пошла, процокала каблучками, покачивая бедрами. Ладно, пусть, она молодая, у нее своя жизнь… И тут Нина вспомнила, что ведь Фира старше ее, Фире уже двадцать три, но все равно, она моложе по жизни, сейчас вернется домой, приоденется и пойдет с женихом — у нее каждый месяц менялся жених — в кино. А я зайду за Витюшкой, погуляю с ним, а дома буду стирать. Нина сдала чертежи, собрала свою сумочку, спустилась вниз, миновала турникет — «вертушку», пошла по узкому в выбоинах тротуару, где шли они вчера вдвоем, но что-то заставило ее остановиться. Она оглянулась и увидела высокого мужчину в серых брюках и в голубой с белым футболке, он стоял под деревом, курил и, улыбаясь, смотрел на нее. — Ты?! Она побежала назад, к нему, все еще не веря и ожидая, что вот сейчас непостижимым образом он исчезнет, она не успеет дотронуться до него. Подвернулся каблук, она чуть не упала, он подхватил ее, обнял, они стояли так, и она слышала, как громко и трудно он дышит: — Разве ты не уехал? — уткнувшись лицом в грудь, глухо спросила она. — А почему я должен был уехать? — Я думала… — Мы отчаливаем послезавтра, если, конечно, ничто не помешает. Послезавтра! У нас уйма времени, можно целые сутки смотреть друг на друга и говорить слова… Или даже молчать и не смотреть друг на друга, а стоять вот так и слушать, как стучит его сердце. — Вчера я не смог. Мы всю ночь разыскивали свои вагоны, их куда-то загнали, а ты ждала? — Нашли? — Кого? — Ну, вагоны эти. — Нашли. Жаль, подумала она. Виктор поднял отскочивший каблук, повел ее, припадающую на ногу, к какому-то зданию, сказал «Подожди-ка…» Она стояла, привалившись боком к теплой стене, смотрела, как ищет он камень и прибивает каблук. На руках его вспухали и опадали мышцы. — Я тебя без формы не узнала. — А-а! — Он состроил гримасу. — Надоело козырять, а ничего другого не нашлось, это все, что осталось от моей гражданской жизни. Не все. Там, в Лефортово, в камере хранения — твой синий костюм. Он махнул рукой. — А-а, зачем мне он сейчас? Он прибил каблук, покачал его, проверяя надежность, присел на корточки, снизу посмотрел на нее: — Ну-с, ножку дивную продень… И сразу она вспомнила свой сон точно таким было у него лицо, когда он столкнул сапогом на них черную груду земли. Он поднялся, вытер платком руки. — У тебя такое лицо — обиделась, что не пришел вчера? …Но он же не отвечает за мои сны! — Да нет, не обиделась. Они пошли, Нина продела руку под его локоть, но все сбивалась с ноги, не могла приноровиться к его шагу, а он прижал к себе локтем ее ладонь и все поглядывал на нее сверху горячими карими глазами, а она слабела и обмирала под его взглядом. Что же я молчу, почему молчу, ведь уже начался отсчет нашего с ним времени, он уедет, и опять я буду жалеть… — Ты от Ады узнал, где ясли? — Это были не те слова, которые хотела она сказать, но нельзя же все время молчать… — Да, и знаешь, он сразу ко мне пошел… Красивый мальчик, ТОЛЬКО худенький. В этой фразе ей послышался упрек, но она промолчала. Еще бы не быть ему худеньким! — Сейчас заберем его и отправимся к нашим, там ждут. Нина вскинула на него глаза: — Я не пойду. Не могу. Он даже приостановился от удивления. — Почему?.. У тебя дела? — Нет. Просто не могу — и все. Он облегченно улыбнулся, похлопал ее по руке. — Глупости, маленькая, нас ждут, и я обещал… Там накрывают стол. Она молчала, но он понял: в этом молчанье нет согласия, и принялся уговаривать, все так же похлопывая ее по руке: сейчас не время разводить капризы, он приехал ненадолго, ему одинаково хочется побыть и с ней, и с родными… А если были какие-то обиды, нужно переступить через них, в такое время надо держаться всем вместе, вот так, — сжал он в кулак пальцы. — И потом, они хотят поглядеть на Витьку. В его словах были логика и правота, но слова эти уходили, как вода в песок, ей очень хотелось сейчас сказать «ладно» — ведь ради него, — но она знала, что не сделает этого, даже ради него. Даже если он сейчас уйдет один и она не увидит его больше. Она очень точно сказала: «не могу». Хотела, но не могла. Не обида и, уж конечно, не гордость мешали ей переступить порог того дома. Она потом много раз возвращалась к мысли: наверно, у них — своя правота, они не виноваты, что не дано им сострадать чужой беде, как не дано слепому видеть солнце, глухому слышать звуки мира… И она ни в чем не обвиняла их, но не могла забыть, как скиталась с ребенком по скованным морозом улицам и возвращалась вечерами, чтобы услышать: «Как успехи?» …Он остался у дверей, она вывела из яслей зареванного сына, Виктор взял его на руки, спросил: — Ну, куда теперь? Ты не передумала? — Ты иди, тебя ведь ждут там… Виктор ничего не сказал, понес сына, она шагала рядышком — совсем, как мечталось ей вчера, но что-то уже встало между ними, она подумала измученно: боже мой, ведь остался всего один день! — Почему он плакал? — спросил Виктор. — Он всегда плачет, когда я прихожу. Боится, что опять уйду. Виктор прижал к себе головку сына, забормотал что-то, Нине послышалось: «Комочек мой…» На Приваловом мосту возле лестницы Нина приостановилась: — Осторожно, здесь крутые ступени. Виктор посмотрел вниз, потом пробежался взглядом по ветхим деревянным строениям. — Никогда бы не подумал, что в этом городе есть такие трущобы. Они спустились вниз, подошли к домику, Нина, поднявшись на цыпочки, пошарила рукой над дверью, нашла ключ.