– Мама меня подобрала, и я должна так же поступить. Вроде она стала порядочной женщиной. Но от имени, которым сама себя нарекла, не отказалась. Ее все так и звали. Когда она умерла, Мирон, ее сын, попросил, чтобы на кресте еще и «Зельда» написали! Анастасия вздохнула, мне стало понятно: Зельда много всего натворила, нам не всё сообщили. Погодина посмотрела на часы. – Простите, что-то я устала. Я встала. – Задержали мы вас. – Нет, нет, – возразила Погодина, – очень приятно встречать гостей. Просто возраст, утомляюсь быстро. – Нам радостно видеть экскурсантов, – добавила Полина, – давайте вас до машины провожу. – Не пойду с вами, – вздохнула Анастасия, – ноги побаливают. Май сырой, на март похож, в такую погоду суставы болят. Мы с Полиной покинули дом и медленно пошли к джипу. – У вас даже парники есть, – восхитилась я. – Да. Мы же говорили вам, неужели забыли? – удивилась сопровождающая. – Анастасия Романовна цветами увлекается. Перцы выращиваем, баклажаны. Приезжайте осенью, вареньица домашнего подарим, консервов овощных. Сейчас почти все съели. Летом заглядывайте, ягодами полакомитесь. – Много у вас теплиц, – отметила Ада, – но все стеклянные, не из современных материалов. Такие раньше делали, сейчас в ходу другие. – Откуда у нас деньги на обновление? – пожала плечами Полина, – пользуемся тем, что от родителей осталось. Иногда, правда, кто-нибудь помогает. Недавно один добрый человек весь наш долг за электричество выплатил. Я вынула кошелек. – Полина, сумма маленькая, но она вам пригодится. Пожилая дама не стала отказываться, она быстро спрятала купюры в карман куртки. – Спасибо. Анастасия Романовна не разрешает ничего у экскурсантов брать. Помощь исключительно от близких друзей принимает. Да их все меньше делается. Вот и Зельда ушла, она нам иногда немножко подкидывала. – Вы с ней состояли в хороших отношениях? – уточнила Ада. – Мне почему-то показалось, что мать Мирона чем-то обидела Анастасию Романовну. – Погодина очень добрая, она простила приемную дочь Авдотьи. Но вспоминать ту историю не хочет. Неприятная она. Годы прошли, Зельда приехала, плакала, рассказывала, как ей плохо без матери, – вздохнула Полина, – просила прощения за все. Анастасия у нее прямо спросила: «Ты украла драгоценности?» Она зарыдала: «Нет, я не способна на такое». Мы ей поверили. Зельда стала нас навещать. И вот умерла. Хорошо, что мы успели помириться. Плохо, когда человек покидает этот мир, а вы с ним в контрах, не успели простить его, сказать в глаза: «Не держу зла, я люблю тебя». – Зельда вас обокрала? – ахнула Ада Марковна. – У меня-то ничего нет, – улыбнулась Полина, – а у Анастасии Романовны были погремушки, ей их покойная старшая сестра оставила, у той муж был богатый. Он нам дом отремонтировал. Давным-давно это случилось. Мы, уж признаюсь, всегда на Зельду грешили. Она точно цыганка. И внешне, и по поведению. Ой наелась Авдотья от нее бед! Столовой ложкой черпала. С четырнадцати лет Зельда по вокзалам шлялась. Оденется как ромала, волосы распустит, колода карт в кармане, выискивает в толпе женщину, у которой на лице глупость написана, и пристает к ней: – Эй, золотая, давай погадаю, ой, вижу: тебе плохо… Чаще всего дурочка рот разевала, а Зельда ей ерунду пела. – Муж у тебя неласковый, свекровь придирчивая. Ну, такое у каждой второй. Пока Зельда врет, ее сообщники кошелек у тетки вытаскивают. Сколько раз девчонку Авдотья на платформе ловила, домой привозила, а толку? Посидит неделю тихо, и опять за свое. Когда у Анастасии Романовны пропали драгоценности, мы сразу на Зельду подумали. Она к нам за пару дней до того, как пропажа обнаружилась, приезжала с мужем чайку попить. Посторонних в тот день не было никого, и на следующий экскурсанты не записывались. Мы ведь тех, кто вроде вас решил с мемориалом ознакомиться, в свои покои не приглашаем. Для них чай-кофе подаем в зале. Наследство сестры Анастасия Романовна в своей спальне держала. Она в левом крыле здания на первом этаже находится, ноги у Погодиной давно болят, по лестнице ей трудно ходить. Лето стояло, окно нараспашку. Лев Павлович не стал притворяться, что рад поболтать с подругами покойной тещи. Сказал как отрезал: – Вы тут о своем, о девичьем, потолкуйте, а я погуляю пока. И ушел. Зельда давай его оправдывать: – Лева богатый человек, пустую болтовню не терпит. Он добрый, но сюсюкать не любит, не обижайтесь на него. Я привезла Льва Павловича, чтобы он посмотрел, как вы живете, вспомнил, что его предки из обители, и помог вам. Пела, пела, потом в туалет побежала, а он дверь в дверь был со спальней Анастасии Романовны. Она через несколько денечков открыла секретер, и где сундучок, кольца-ожерелья-браслеты? А нет их! Ясненько? – Да уж куда яснее, – протянула Ада Марковна. – Так и мы решили, да ошиблись, – смутилась Полина, – напраслину возвели на Зельду. Она, когда мужа прах привезла… – Что? – подпрыгнула Дюдюня. – Супруг Зельды давно скончался, – пояснила Полина, – от какой-то сердечной болезни. Мирону едва ли год исполнился. Вдова приехала с урной, попросила разрешения ее в могилу Доти захоронить. Плакала сильно, аж сердце разрывалось на нее смотреть. Супруг ее разорился и поэтому инфаркт заработал. Или инсульт. Не помню уже точно. Спустя полгода она в гости прикатила, уже веселая. Бизнес какой-то открыла, подарила нам денег. И вдруг говорит: – О покойных или хорошо говорят, или рта не открывают. Но сказать вам надо, потому что вы до сих пор думаете, что я ювелирку украла. Не я это! Муж мой. Он через окно открытое в комнату Анастасии Романовны влез, решил на секретер поближе посмотреть, очень мебель старинную любил. Открыл его, увидел сундучок, поднял крышку и позарился на чужое! Полина осеклась. – Ох, разболталась я! Задерживаю вас! Хорошей дороги домой! Приезжайте, всегда рады вас видеть. – Вы торопитесь? – спросила я. – Нет, – улыбнулась Полина. – После вашего рассказа захотелось посмотреть на могилу Зельды, – сказала я, – такое ощущение, что мы познакомились с ней. – Понимаю вас, – кивнула Полина, – пошли, тут недалеко. Глава двадцать шестая – На надгробии написано: Лев Павлович Краснов, – доложила я Ивану, – он давно скончался, Мирон был еще маленький, Зельда зарыла урну с прахом в могилу Авдотьи Локтевой. – Так, – кивнул муж, – а под домашним арестом сейчас находится Лев Павлович Краснов, он же Астрадамус, предсказатель, маг, волшебник и, похоже, еще Кощей Бессмертный в придачу. Умер и воскрес. – На памятнике можно написать что угодно, – пожал плечами Никита, – тем более на таком погосте, где вы побывали. Может, в урне прах вовсе не мужа Зельды. – А чей? – спросил Миша. – Хороший вопрос, – кивнул Никита, – да ответа нет. – Можно взять анализ ДНК у Мирона и Льва, – предложил Михаил, – тогда точно узнаем, где находится отец нашего клиента. – Знаешь, я тебе завидую, – неожиданно сказал эксперту детектив. – Чему? – удивился Миша. – У тебя и машина лучше, и квартира больше. – Ты уверен, что женщина, состоящая в браке, всегда рожает ребенка от законного супруга, – пояснил Никита, – по твоему мнению, если анализ укажет на того, кто сейчас в реанимации, как на папашу Мирона, то это точно Лев Павлович. А в действительности мы узнаем лишь то, что человек с паспортом на имя Краснова сделал Зельде мальчика. Чей прах похоронен на погосте? Законного мужа Зельды? Или кого-то другого, а этот тип много лет выдает себя за Краснова? И тут возникает новое недоумение. У семейной пары есть друзья, почему никто из них не удивился, что супруг Зельды изменился внешне? Возможно, в могиле прах совершенно постороннего человека: не мужа, не любовника Зельды. Кого? Не знаю. – Вам не кажется странным поведение Зельды? – спросил Иван Никифорович. – Жена, которая изменяет мужу, не вызывает удивления, – хмыкнула Ада Марковна. – Имя таким бабам легион. – Не о том речь, – остановил Дюдюню Иван, – Краснова решила захоронить пепел мужа в могиле матери. Не купила нишу в колумбарии. Зачем зятя к теще помещать? Был бы он ее сыном, тогда понятно. Но супруг дочери Адвотье не родня. – Дотя не рожала Зельду, – уточнила я, – она ее воспитала. – Хорошо, – кивнул муж. – Есть вопрос. Зельда привозит урну, а Полина и Анастасия Романовна разрешают зарыть ее в могиле Локтевой. Просто так? Без каких-либо справок? – Возможно, они видели какие-то бумаги, – попыталась я защитить симпатичных мне тетушек. – Ваня, – вступила в разговор Ада, – что Полина, что Анастасия – обе крайне наивные дамы. Для них важна не бумажка с подписью, а знание: в урне то, что осталось от супруга Зельды, а она своя, девочка из Агафина. – Следующий вопрос, – продолжил Иван Никифорович. – Зачем Зельда указала на памятнике имя и фамилию покойного, если по его документам жил ее любовник, а? – У меня возник тот же вопрос, – пояснила я, – поэтому, когда мы подошли к могиле Авдотьи, я задала его Полине, но в завуалированной форме. Осведомилась: «Как красиво написаны на надгробиях данные о покойных. Наверное, художник вам помогает?» Она ответила: «Анастасия Романовна училась каллиграфии. Она сама работает кисточкой. Зельда просто зарыла урну в землю и уехала. Я сначала не обратила внимания, но спустя несколько дней решила посадить на могиле Доти цветы. Принесла ящик с рассадой и расстроилась. Никакой таблички Зельда не оставила. Ну разве можно так поступать? А потом сообразила: все равно Анастасия Романовна сама памятную надпись сделает, она еще и эпитафию сочинит. Очень у нее красиво получается». – Муж Авдотьи – Вениамин Мартынович Локтев, – произнес Коробков, – советский портретист. Его отец был расстрелян по приговору суда. Мать мальчика Зинаида Локтева угодила вскоре после гибели супруга в лагерь и там быстро скончалась. – Темные годы советской истории, – грустно заметила Ада Марковна. – Да уж, не хотелось бы жить в то время, – высказался Димон. – Мартын организовал коммуну «Жизнь на земле». Он вроде решил создать образец новых коммунистических отношений. Его проект очень понравился людям, которые имели право принимать решения, Мартыну отвели под его проект землю в Подмосковье. Деревню Агафино. – Там сейчас живут Полина и Анастасия Романовна, – удивилась я, – последняя рассказала нам, что село сразу после большевистской революции основал Федор Колпаков. Он спас своих односельчан от красного террора, увел жителей деревни в далекие леса-поля. Там люди основали поселение, которое назвали Агафино в честь Агафьи, жены Петра. Это предки тех, кто решил спрятаться от большевиков. – Сведений у меня немного, – произнес Коробков. – Могу лишь сказать: до тысяча девятьсот семнадцатого года в Агафине жили язычники. – Кто? – заморгала Ада Марковна.