Мне пришлось проглотить замечание насчет отсутствия у Ричарда оружия и доспехов и пришпорить Поммерса. Атаковать горящий город – сумасшествие, но именно это мы сделали в тот июньский день. Ричард вел нас, презирая опасность, будто неуязвимый. Вдохновленные его безумной отвагой и страшась за его жизнь, я и десятка два других рыцарей бросились за ним, все время пытаясь прикрыть его живым щитом. Полем боя стали узкие булыжные улочки и немощеные переулки – их могли перегородить два стоящих рядом человека, тем более под покровом затянувшего город дыма. Однако в сердцах воинов Генриха уже вспыхнуло пламя страха, а такой пожар трудно потушить. Мы наступали от главных ворот, и само наше присутствие заставляло врага отходить. Почти сразу мы столкнулись на углу с Овейном, окровавленным, но улыбающимся. К моему удивлению, с ним был бледный де Шовиньи. Он баюкал левую руку – по его словам, пока Маршал ехал к воротам, в пленника попал брошенный со стены камень, затем рядом посыпались другие. Испугавшись, конь де Шовиньи попятился и вырвал поводья из руки Маршала. Несмотря на боль в сломанной руке, Андре сумел успокоить жеребца и поскакал обратно к мосту. По пути он встретил Овейна, который с тех пор прикрывал друга. Пара присоединилась к нашему отряду, держась в его середине, рядом с Ричардом, где было безопаснее всего. По одним улицам нельзя было проехать из-за брошенных или перевернутых телег, по другим – из-за горящих зданий. Мы пробились к небольшой площади перед церковью и обнаружили изготовившийся к бою отряд рыцарей Генриха. Они сражались храбро, отразив первый натиск, но, не имея поддержки пехотинцев, оказались окружены нашими жандармами. Вторая атака сломила противника. Половина попала в плен, почти все остальные были ранены или убиты. Лишь горстке их удалось сбежать. Наше численное превосходство продолжало сказываться, так как нам противостояли небольшие кучки рыцарей – то двое, то трое. Вынужденные отступать, они подчас натыкались в боковых улочках на наших воинов, зашедших вперед. Отход врага вскоре превратился в повальное бегство. К несчастью, охваченные паникой горожане, стремясь спасти себя и своих пожитки, зачастую оказывались посреди схватки. Визжали и вопили женщины и дети, плакали младенцы. Умирали мужчины. Куда бы мы ни заходили, Ричард неизменно требовал сообщить, где король. Ответы поступали противоречивые: Генриха не видели с самого утра; он в квартале, который мы уже миновали. Герцог не сдавался и продолжал поиски, и перед тем, как колокола прозвонили к третьему часу, мы въехали в северную часть города. Там раненый рыцарь Генриха, который привалился к двери дома, вытянув кровоточащую ногу, снабдил нас более точными сведениями. Король проехал мимо совсем недавно в сопровождении нескольких сотен рыцарей, включая Маршала. Направляются они в Алансон, лежащий милях в пятидесяти на границе с Нормандией. – Если он доберется до Алансона, нормандские бароны его поддержат, – сказал Ричард и погнал Дьябло к ближайшим воротам. – А если нет, он уплывет в Англию, и я никогда его не поймаю. В его голосе звучала тревога, и мне вспомнился разговор про нормандских сеньоров, которые вроде как откликнулись на призыв Генриха, но остановились в Алансоне, чтобы подождать и посмотреть, кто станет брать верх: король или Ричард с Филиппом. Одно дело – не явиться на зов, подумал я, совсем другое – прямо отказать государю. Если Ричард пленит отца, а он явно намеревался поступить именно так, это заставит баронов сделать выбор. Мы выехали через северные ворота. Не сдерживаемые толпами или горящими зданиями, наши скакуны галопом помчали нас к Френе и далее к Алансону. Здорово было оставить позади дым и снова глотнуть чистого воздуха. Вскоре мы нагнали груженную мебелью повозку. Владелец, пухлощекий купчина, в страхе воззрился на нас, но мы не обратили на него внимания. Заслышав наше приближение, пешие горожане сходили на обочины, освобождая нам дорогу. Слышали не все. Еще один купец – верхом на лошади и с двумя вьючными животными в поводу – перепугался, обнаружив нас у себя за спиной, и бросился прятаться в еще не поспевшую пшеницу. Зрелище было потешным, и я хохотал так, что заболели бока. – Вот они! – гаркнул Ричард. Вдалеке я увидел лошадей. Судя по клубам пыли, животных гнали во весь опор. Я пришпорил Поммерса, и тот охотно прибавил ход. Хотя я был в доспехах, а Ричард – нет, мой конь перегнал Дьябло. Каждый раз, как скакун герцога настигал меня, Поммерс выказывал еще больше прыти. Эту скачку выдержали еще две лошади – Овейна и рыцаря по имени Филипп де Коломбье. Дьябло поотстал от нас шагов на пятьдесят. Все стало ясно, когда до меня донесся огорченный крик герцога: его жеребец захромал. Прочие, состоявшие в нашем отряде, остались далеко позади. Бог и все его святые, как гордился я Поммерсом в тот день! С обеих сторон стремительно пролетала сельская местность. Живые изгороди, покрытые пышной летней листвой. Поля, засеянные ячменем и пшеницей. Овцы, пасущиеся на лугу. Деревья – ольха и береза – на берегах реки. Крытый соломой крестьянский дом с надворными постройками и обнесенным изгородью садом. Свинья, выкапывающая рылом червей. Я был ближе всех к преследуемым, Овейн шел на полкорпуса позади меня. Группа беглецов насчитывала, по моим прикидкам, полсотни всадников. В самом ее центре виднелся сгорбленный человек на крепком гнедом. Справа и слева от него скакали двое – достаточно близко, чтобы прийти на помощь в случае нужды. Несомненно, это был Генрих. Представляя, как доволен будет герцог, если я захвачу его отца, и не думая об опасности, я принялся еще сильнее подгонять скакуна. Разрыв сократился до сотни шагов. Ветер свистел в ушах. Копыта Поммерса подо мной выбивали неистовый ритм. Я приготовился бросить копье, чтобы ухватить освобожденной рукой поводья королевского коня. Потом, осознав нелепость своей затеи, я внутренне похолодел. Мне не удалось бы сделать это в одиночку. Непонятно как, но меня опередил Филипп де Коломбье. – Руфус! Овейн! – Голос Ричарда доносился издалека. – Филипп! Назад! Два коня перед нами замедлили ход, потом развернулись. Всадники без колебаний опустили копья и поскакали навстречу мне и Филиппу. Я выругался. Подчиниться приказу герцога означало, что мы рискуем получить копье в спину. Пришлось мне ослушаться его, тем более Филипп не выказывал намерения натянуть поводья. Я порадовался, что не бросил копье, переместил его под локоть и нацелился на щит противника. Мчась полным галопом, мы сблизились в мгновение ока. Во второй раз за несколько часов мне достался точный и сильный удар копьем. Щит врезался в грудь, ребра отозвались ослепительной вспышкой боли. Я вылетел из седла, потеряв оба стремени. Словно кукла, свалившаяся вверх ногами с лестницы, я повалился плашмя на спину и больше ничего уже не помнил. Разбудил меня грохот копыт, как под Шатору. Позже я сообразил, что был без сознания всего с дюжину мгновений. Я вдохнул, в груди закололи иголки. С хрипом перекатившись на бок и упершись ладонью в грязь, я попытался сесть. Сначала я увидел Поммерса – тот, похоже, был цел, и это меня приободрило. Потом я различил рыцаря, выбившего меня из седла, – он лежал в траве шагах в тридцати, бесчувственный или мертвый. Я обошелся с ним так же, как он со мной. Филипп валялся рядом, громко чертыхаясь, тогда как его противник удалялся, сжимая в руке обломок копья. По дороге грохотали копыта. Я повернул голову. Теперь развернулся Маршал – я узнал зеленый с золотом герб на его щите – и преградил путь. Он, в полном облачении, взял на изготовку копье – я с радостью понял, что оружие нацелено не на меня. Затем я проследил, куда смотрит острие, и у меня екнуло сердце. Его целью был Ричард, переведший Дьябло на шаг. Никогда еще отсутствие у него доспеха и щита не выглядело столь вопиющим. Маршал ударил коня шпорами и пошел в атаку. – Божьи ноги, парень! Не убивай меня! – крикнул герцог во всю мощь своих легких. – Это неправильно, ведь я безоружен. Маршал ни на йоту не сдержал бег коня. Тошнотворный ком подкатил у меня к горлу. Ричарда вот-вот нанижут на копье, как на вертел, а я ничем не могу помочь. Я кое-как встал, извлек меч и, едва передвигая непослушные ноги, пошел к нему. – Пусть дьявол убивает тебя, потому что я не стану, – вскричал Маршал, опуская острие. Рука его не дрогнула. Пронзив грудь бедняги Дьябло, он сразил его одним ударом. Промчавшись галопом мимо меня – не будь я оглушен, я мог бы достать его мечом, – рыцарь развернул коня и, не посмотрев на Ричарда, поскакал вслед за королем. Уверенный, что герцог тяжело ранен, а то и хуже, я доковылял до него. Он свалился с Дьябло, который лежал среди лужи крови. – Сир! – Я упал на колени и перевернул Ричарда. Тот вдохнул, закашлялся, веки его задрожали. Я чуть не расплакался. – Вы живы, сир! – Сдается, что так. – Он поморщился. – Как Дьябло? – Мертв, сир. Ричард закрыл глаза. Страх вернулся ко мне. – Вы ранены, сир? – Нет. Горюю по Дьябло. – Герцог вздохнул. – Помоги мне встать. Не обращая внимания на боль в ребрах, я закинул руку Ричарда себе на плечи и схватил ее. – Готовы, сир? Он крякнул. Мы поднялись. Поглядев на Маршала, видневшегося вдали на дороге, я обернулся в сторону Ле-Мана. – Наши товарищи уже почти здесь, сир. Они продолжат погоню. – Нет. Пусть уходят. – Решимость в его голосе не допускала колебаний. Освободившись от моей хватки, он похромал в сторону Дьябло и молча встал над трупом. Окликнув Филиппа де Коломбье – тот крикнул в ответ, что не ранен, – я направился к рыцарю, которого выбил из седла. Мне причитался еще один выкуп. И только тогда я заметил распростертое тело, немного дальше по дороге. Я не видел, кто это, но узнал стоявшего рядом скакуна. – Овейн! Я кое-как побежал. Он был мертв. Сломал при падении шею, или, быть может, его внутренности поразило копье, пробившее дыру в кольчуге на уровне груди. Валлиец лежал на спине, раскинув руки. Затих навеки. Ушел. Я позабыл про Маршала. Про Генриха. Про Ричарда и Дьябло. Горе овладело мной. Сев, я обнял тело Овейна и заплакал. Это был первый близкий товарищ, которого я потерял. Ах, если бы он был последним! Глава 32 Маршал скакал прочь с тяжелым сердцем. Если у него и была возможность сохранить свое положение, когда герцог унаследует трон, он только что сжег ее дотла. Перед ним, однако, стоял дьявольский выбор. Заколоть Ричарда означало стать почти что цареубийцей, а отпустив его, он навсегда обесчестил бы свое имя. Убийство герцогского коня было единственным, что оставалось. Осознание этого не сильно утешало Маршала. Совсем недавно у него было приподнятое настроение благодаря согласию короля на его брак с Изабеллой де Клер. Нынешний его поступок означал, что женитьба обречена еще до того, как до нее дойдет дело. Догнав своих, Уильям поравнялся с Генрихом. И встревожился: лицо государя стало пепельно-серым и покрылось каплями пота. Сгибаясь от боли, король дышал ртом, судорожно, с хрипом хватая воздух. Маршал рассудил, что, если бы не незаконнорожденный сын Жоффруа, который скакал рядом с отцом и поддерживал его одной рукой, Генрих выпал бы из седла. – Государь! Налитые кровью глаза Генриха повернулись. – А, Маршал. Где ты был? – Прикрывал отход, сир. – Он решил, что упоминание о сшибке с Ричардом совсем не пойдет на пользу королю. – Рад доложить, что больше нас не преследуют. Генрих словно не слышал. – Мы едем в Шинон. – Государь? Шинон с давних лет был дорог королю, подумал Маршал, но до него двести миль к югу, и на пути лежат земли, которыми Ричард и Филипп уже завладели или скоро завладеют. – Алансон совсем недалеко, сир, и он ближе к Нормандии, где много верных вам баронов. – Маршал прав, государь, – сказал Жоффруа. Мужчина, только-только достигший среднего возраста, с волнистыми волосами и приятной внешностью, как у сводных братьев, он давно сделался канцлером Генриха. – Нам предстоит собрать новую армию, и это надо делать в Нормандии, а не в Шиноне. – Скачи туда, Жофф, и поднимай всех, кто остался верен. Король сглотнул и рыгнул. Встревожившись, Маршал подозвал лекаря, и тот убедил короля выпить немного имбирного отвара. Генрих, похоже, почувствовал себя лучше, и Маршал предпринял новую попытку: – Вы говорили о Шиноне, государь? – Да. Ты поедешь со мной. Отбери пять человек, которые будут сопровождать нас.