- Может, и говорил, не помню. Вроде было что-то, он еще злился, что там не нашли ничего. Ты это хотел услышать? - Нет, – разочарованно признался Игорь. – Вообще ничего? Мне нужен хоть какой-то намек на то, что у Насти был мужчина. - Тебе лучше знать, был у нее кто или не был. Слушай, я спал всего три часа, у меня куча дел, а тут ты ни свет ни заря! Отстань, а, подобру-поздорову? - Все-все, спи давай. Генка бросил трубку, а Игорь задумался. Тупик. Он надеялся найти хоть что-то, что укажет на Дэна, на то, что они с Настей все еще встречались. Но либо они, правда, давно разошлись, либо тщательно скрывались, либо у нее был другой. О последнем он старался не думать. Когда на улице зазвенел хор детских голосов, Игорь сел в машину и поехал к Лере. Он почти не спал ночью, окрыленный внезапно свалившимся на него открытием и тихонько проклиная себя за собственную слабость. Подумать только – влюбился! Ерунда какая-то! Чтобы он, свыкшийся с мыслью, что любовь зла, что предательство неизбежно, и вообще нет такого светлого чувства, которое он себе когда-то придумал – и он влюбился? Да нет же, он все придумал! И Генка придумал с его наблюдениями, и Степан Семеныч со своими понимающими взглядами, и дядя Миша, заявивший еще в тот день, как Лера в цирке появилась, что он ведет себя неправильно, и отправивший его ее провожать. Все всё придумали! Их, вон, даже поженить успели, упаси господь, Семенычу спасибо! Да куда ему жениться, зачем? После Насти-то? Плавали, знаем, и ничего хорошего из этого не вышло и не выйдет уже, потому что нет на земле взаимной любви до гроба, больше нет. Была когда-то, пока ее не истребили мысли о предательстве, людские пороки и жестокость, непонятно откуда взявшаяся в любимых людях. Он все больше убеждался в своих же мыслях и почти убедился, но стоило подъехать к ее дому и увидеть ее, как все убеждения пали прахом. Она ждала его такая красивая, такая искренняя, такая настоящая... Нет, все-таки влюбился. И пропади пропадом Гена и его намеки! Лера скользнула в его машину тихо, как мышь, так же тихо поздоровалась и уткнулась взглядом в окно. Он ничего не понял. - Ты в порядке? – угрюмо спросил Игорь, когда они выехали со двора. - Ник звонил, – буднично ответила Лера, словно сказала что-то само собой разумеющееся, но ему неожиданно почудилась легкая дрожь в ее голосе. А вдруг он был прав, и взаимной любви не существует? Только она как раз ничего себе не придумала, а он – да? Что он тогда будет делать? - Что хотел? – спросил Игорь максимально невозмутимым голосом. Лера пожала плечами, все так же отказываясь на него смотреть. - Сказал, забыл ежедневник, просил найти. Вечером заберет. Возникло сильное желание ударить этого Ника по физиономии, а потом спустить с лестницы, но он сдержался, крепче сжав руль и до боли в челюсти стиснув зубы. - Что мы скажем Денису? – снова заговорила Лера, лишь бы избавиться от повисшего в воздухе тягостного молчания. – Все, что вчера узнали, или ты придумал что-то еще? - Да я, похоже, вчера много чего придумал, – пробормотал Игорь. Она удивленно обернулась, но ничего не сказала, и ему показалось, что она и так поняла, что он имел в виду. – Скажем, как есть, только осторожно, посмотрим на реакцию. А там уже как пойдет. Она только кивнула и сразу же выбралась из машины, едва он затормозил возле цирка. Он еще помедлил, наблюдая, как она заходит в служебный вход, потом вздохнул, взлохматил ладонью волосы и пошел следом. Степан Семеныч, по обыкновению, выписывал ей пропуск. Необычным было то, что старый вахтер при этом что-то весело ей рассказывал и вообще пребывал в благодушном настроении. Помимо него в холле обнаружилась еще парочка живых обитателей: в углу, отвернувшись к портьере, сидела женщина в синей куртке, а по подоконнику бродила любимица Семеныча Феврония и тонко мяукала. - Терпи, Феврош, сейчас закончу и покормлю тебя, – приговаривал вахтер, делая записи в журнале. Заметив за плечом Леры Игоря, он прищурился. – О, наконец-то! Тебя тут ожидают давным-давно, до тебя же не дозвонишься. Лера заозиралась, заметила женщину в углу и с любопытством на нее воззрилась. Игорь тоже оглянулся и замер чуть ли не на полушаге, едва не сворачивая себе шею – так сильно косился, но поворачиваться отчего-то не спешил. Женщина медленно поднялась. - Мама?! Та, кого назвали «мамой», подошла ближе, и Лера увидела тонкие черты лица с едва заметными для ее возраста морщинками, копну крашенных каштаново-красных волос, которые ей невероятно шли, и умные лукавые глаза, так похожие на глаза дрессировщика. - Прежде, чем ты спросишь, почему я без звонка, скажу, что звонила вчера весь вечер, – спокойно проговорила женщина. – Ты не брал трубку. Чувствуя себя лишней, Лера только подумала о том, как бы бочком скользнуть мимо вахтера, как Игорь цепко ухватил ее за руку и притянул к себе. - Мама, это Валерия, журналистка, временно наблюдает за моей работой. А это Оксана Борисовна, моя мать. - Очень приятно, – пискнула Лера. Оксана Борисовна по-доброму улыбнулась. - Да вы не смущайтесь, Лера, я вас не съем. Это Игорю подавай экзотику, а я человек мирный. - Мама! - Я тридцать шесть лет мама! Лера, простите, вы нас не оставите? Нам с сыном нужно поговорить. - Она останется, – резко бросил Игорь. Лере захотелось провалиться под землю под пристальным взглядом Оксаны Борисовны. - Перестань, я подожду в гримерке, ничего со мной не случится. - А что должно случиться? – быстро и озадаченно вопросила Оксана Борисовна. - Никуда оттуда не выходи, – проигнорировав мать, приказал Игорь. – А еще лучше изнутри запрись, все безопаснее. - Сомневаюсь, что твоя гримерка хоть чуть-чуть похожа на Форт-Нокс. На шутку он никак не отреагировал, если не считать строгого взгляда, которым ее одарили. Лера коротко попрощалась с его мамой и ушла, звеня зажатыми в руке ключами. Громовы – и мать, и сын – провожали ее глазами до поворота, после чего, рассерженно зыркнув на навострившего уши вахтера, Игорь отошел к дивану. - Ну, и зачем ты приехала? Оксана Борисовна поморщилась. - Не груби, Игорь, ты же знаешь, тебе не идет. Я насчет отца. - Он тоже здесь? - Здесь. И он хочет помириться. Игорь медленно сел на диван. Он прекрасно знал своего отца – сам унаследовал многие его черты. Они оба были гордыми и упрямыми, нередко сталкивались лбами по пустякам, и Игорь уступал только ради матери – ведь ты же наш сын, Игорек, а отец знает, как лучше!.. И поверить в то, что этот человек ни с того ни с сего так просто отступился от своих слов, Игорю было сложно, если не сказать – невозможно. - Так... И с чего вдруг такая щедрость с его стороны? Он же клялся, что никогда в жизни не примет мой выбор, что я подонок и сволочь и что, если я все же стану работать в цирке, он от меня отречется. Я ничего не упустил? Что изменилось? - Нам Гена звонил. Игорь выругался. Как бы сильно он не был привязан к своему другу, порой ему хотелось его придушить. - Сказал, тебя в чем-то обвиняют, что тебя могут посадить, – возмущенно продолжала Оксана Борисовна. – Почему ты сам нам не позвонил? Последняя фраза прозвучала почти обвиняюще. Его это взбесило. - А с какой стати? – взвился Игорь. – Чтобы папа заявил «А я предупреждал»? Я не хочу выслушивать его нравоучения, я уже не мальчик, и в угол меня не поставишь! Ты бы переживала, он бы строил из себя всезнайку, а я опять был бы виноват. Хватит, мне за всю мою жизнь это во как надоело! Что он хочет на самом деле? Он замолчал, переводя дыхание и зло косясь на мяукающую Февронию. Оксана Борисовна нерешительно постояла рядом, почесывая кошку за ухом, потом осторожно села рядом с сыном. - Отец всегда гордился тобой. Говорил, что у настоящего мужчины всегда должно быть свое мнение и сила воли, чтобы его отстоять. И он всегда считал, что вырастил тебя именно таким. Да, он хотел видеть тебя юристом, да, разозлился. Но когда ты уехал, он винил себя, понимаешь? Говорил, что никогда не видел тебя таким решительным, как в тот вечер, что он очень тобой гордится и жалеет, что все вышло именно так. Игорь молчал. - Он никогда тебе этого не скажет – слишком упрямый и гордый, ему трудно выражать свои чувства, а уж свою вину он тем более никогда не признает. И ты точно такой же – упертый, независимый, даже безбашенный. Поэтому всякий раз, когда вы встречаетесь, все заканчивается ссорой. Он не может показать, как горд тобой, а ты – насколько тебе это важно. - Он не говорил... - Я говорю, – мягко сказала Оксана Борисовна. – Мы всегда были в тебе уверены, но после звонка Гены мы впервые испугались, что можем тебя потерять. - То есть то, что я каждый день могу оказаться съеденным, это ничего страшного? – мрачно пошутил Игорь. Оксана Борисовна улыбнулась. - Вот как раз поэтому я здесь. Отец хочет посмотреть на тебя в работе. - Он же никогда не ходил на мои выступления. - Упрямство и гордость, – повторила Оксана Борисовна. – Но от того, что он не сразу принял твой выбор, ты не перестал быть его сыном. – Игорь не ответил, уткнувшись взглядом в одну точку, и, протянув руку, его мать взъерошила русую шевелюру. – Ты встретишься с ним? Простишь? Он осторожно улыбнулся. - Как будто, у меня есть выбор. Сама же говоришь – мы упертые.