– Каталина хочет, чтобы ты поехала со мной. София замирает с недоплетенной косой в руке. – А ты хочешь? Смешанные чувства. Я испытываю и гнев, и досаду, но постепенно все вытесняет страх. Страх, от которого учащается пульс и становится тяжелее дышать. Страх, от которого хочется спрятаться под кровать. Madre di Luna. Я добровольно отправляюсь навстречу погибели. Хочется быть смелой – как Ана, которая каждый раз рискует жизнью, чтобы раздобыть нам еды. Но даже она берет с собой подмогу, когда совершает вылазки в Ла Сьюдад. Я сглатываю. – Не уверена, что я готова идти одна. София доплетает косу. – Тогда я пойду с тобой и помогу убить мерзавца, который посмел взять в плен мою мать. Сделаем вид, что я твоя горничная. Если дойдет до боя, оставь это дело мне. Пусть думают, что кондеса слаба и умом, и телом. Я киваю. – Думаю, они не удивятся, что кондеса возьмет с собой горничную. – Главное, держи себя в руках, – предостерегает София. – Сколько бы у них ни было пращей… – Они называются хуараки, – уточняю я и подаю ей заколку, чтобы она могла закрепить косу на макушке. София оживляется. – Помнится, ты как-то попробовала такую штуку на одной из тренировок? – Она хлопает в ладоши. – Да! Ты разбила пять окон! И сломала чей-то нос. – Вообще-то ногу, – бормочу я в ответ. – Точно! – хохочет София. Я закрываю лицо руками. – Забудь об этом. Но София уже не может остановиться и смеется еще громче. На самом деле это не смешно. Я убираю руки от лица и сердито смотрю на нее. – Просто хотела тебя развеселить, – говорит София, обнимая меня. – Или разозлить. Это все же лучше, чем бояться. В какой-то момент мне показалось, что тебя сейчас стошнит от волнения. – Неправда, – бурчу я, отстраняясь. – Правда-правда. Еще чуть-чуть – и точно стошнило бы. – Думаю, тебе все же показалось, – отвечаю я и встаю: не терпится отправиться в путь. Захватив сумку, я торопливо спускаюсь по лестнице, выхожу из башни в большой зал, а оттуда – во внутренний двор. София следует за мной по пятам. Оказавшись на улице, я замираю от изумления. Во дворе собрались все – то есть совсем все. Лица напряжены, губы поджаты, глаза опущены. Эти люди растеряны и напуганы. Они думают, что кондеса оставляет их на произвол судьбы, и я боюсь, как бы Каталине не захотелось убедить их в обратном. Белые стены крепости отливают золотом в лучах закатного солнца. В первом ряду стоит Каталина, которая, судя по всему, отчаянно пытается сдержать слезы. Она выходит вперед и крепко обнимает меня. Мы редко проявляем чувства на людях, но я вовсе не возражаю против такого прощания. Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз? На самом деле это очень важный момент для нас обеих, поэтому я прекрасно понимаю ее порыв. – Давай, Химена, – тихонько шепчет она. – Подбодри их. Им важно видеть, что тебе не страшно. Я киваю. Кровь приливает к лицу. – Хорошо. Я не боюсь. И не подведу тебя. – Я знаю, – отвечает Каталина и отступает в тень, пропуская меня вперед. Я поворачиваюсь к собравшимся. Непривычная тишина. Напряженные плечи и встревоженные взгляды. В воздухе витает страх, окутывающий нас, словно густой туман. Я не знала, что придется произносить речь. Это самое ужасное в роли кондесы. Во рту пересыхает, и я начинаю нервно теребить край туники. – Спасибо, что пришли проводить, – говорю я сдавленным голосом и закашливаюсь. – Я знаю, многие из вас тревожатся за меня. Не надо. Все… все будет хорошо. Каталина нетерпеливо цокает языком. – Я хочу… Madre di Luna. А чего я хочу? Наверное, чтобы они выжили. – Я хочу, чтобы вы помнили: в хранилище осталось очень мало еды. Прошу вас, распорядитесь запасами разумно, пока меня не будет. Каталина выступает вперед и громко откашливается. – Кондеса хочет, чтобы Инкасиса стала безопасной для всех нас. Оказавшись в замке, она получит уникальный шанс подобраться поближе к нашему врагу и его тайнам. Когда она обнаружит его слабые места, мы сделаем все возможное, чтобы узурпатор заплатил сполна за беды, которые навлек на Инкасису, – говорит она, и ее глаза сверкают решимостью. – За наши разрушенные дома, за наши жизни – и прежде всего за наши погибшие семьи. У кондесы есть план. Надо только продержаться еще немного, и мы поднимем восстание против самозванца! Раздаются вялые возгласы одобрения. Некоторые аплодируют, но я чувствую, что люди встревожены. Возможно, нам удалось их немного успокоить, но после стольких лет голода и лишений они привыкли относиться к любым изменениям с опаской. На спине выступает пот. Переминаясь с ноги на ногу, я бросаю взгляд на Софию, и та подмигивает в ответ. Уж она-то знает, что сейчас мне больше всего на свете хотелось бы поскорее уехать. Я киваю в сторону конюшен. Чтобы добраться до них, мне придется пройти сквозь всю толпу мимо коричных и дынных деревьев[18], которые мы посадили вместе с Аной, когда она привезла меня в крепость. Глубоко вдохнув, я делаю первый шаг, и люди расступаются. Стражники вертикально поднимают мечи и прислоняются лбами к клинкам. Знак глубокого уважения. Но они проявляют уважение не ко мне, а к кондесе, за которую меня принимают. Мы с Софией проходим мимо свежих могил, где похоронен лаксанский посланник со своей свитой. Все тринадцать человек. Седлаем коней и галопом скачем к сторожевым башням, поднимая за собой облако пыли. И вот наконец мы вступаем на мост. Нас мгновенно окутывает теневая магия Аны – значит, где-то далеко она все еще жива. Луна наделила ее даром скрывать предметы, и Ана заколдовала мост таким образом, чтобы его мерцающие очертания были видны лишь иллюстрийцам. У меня сразу начинает кружиться голова: да, я знаю, что мост здесь, и вижу его контуры, но если посмотреть вниз, прямо подо мной зияет бездонная пропасть. – Даже лошади уже привыкли к магии! – кричит София, оборачиваясь. – Cállate[19], – отвечаю я, вцепившись в поводья. Мы проезжаем через поля, которые когда-то принадлежали иллюстрийцам. На фоне закатного неба выделяются темные телеги, доверху груженные листьями коки. Небольшой кусочек может облегчить симптомы высотной болезни и помочь при расстройстве желудка, но в бóльших количествах кока вызывает галлюцинации. А если принять слишком много, можно вообще не проснуться. Перистые кончики ветвей этого кустарника напоминают хвосты лам. Листья – широкие и плоские, с толстыми черенками. Я с печалью оглядываю открывшийся перед нами пейзаж. Кусты коки на опустевших полях выглядят словно огромные колючие чудища бораро. Они повсюду, и это жутко. – Глазам не верится, – говорит София, вырывая меня из размышлений. – Как можно было засеять этим все поля? Людям нечего есть, а он думает лишь о том, чтобы продавать наркотики в другие страны… Кровь стучит в ушах, и я крепче сжимаю поводья. С большим усилием направляю лошадь в сторону замка, прочь от этих полей. От ярости темнеет в глазах. Меч так и просится в руки. Узурпатор отнял у нас все. Наши семьи. Дома. Королеву. И теперь – наши несчастные земли. – Ándate a la mierda, Atoc![20] – выкрикивает София. Я подхватываю, и мы орем во все горло, зная, что в ближайшее время придется держать язык за зубами. Солнце заходит. Сумерки постепенно сгущаются. Мы переходим на галоп, и вскоре на горизонте появляются очертания города. Всходит Луна, и из-за облаков робко выглядывают звезды. По спине пробегают мурашки. Эта ночь сулит опасность. Луна, дай мне сил. Мы проезжаем через ореховую рощу, сквозь деревню и мимо внешних стен Ла Сьюдад. Теперь вместо иллюстрийцев город населяют проклятые лаксанцы. Некогда белые стены запятнаны изображениями самозванца со свитой и портретами Атока с его младшей сестрой Тамайей. Как будто ему постоянно нужно напоминать всем, кто победил в войне. Мы проезжаем мимо городских ворот и замечаем двух лаксанцев, которые жмутся друг к другу, сидя на рваных одеялах. Они вяло поднимают опухшие красные веки и глядят на нас; из ноздрей течет кровь. Несчастные души, запертые в ловушке зависимости. Жертвы смертоносных решений Атока. Мы молча движемся дальше; городские стены остаются позади. Приближаясь к замку, я крепко сжимаю поводья и стискиваю зубы. – Дыши, – шепчет София, и мы въезжаем на дорогу, ведущую к железным воротам. Впереди возвышается замок. Его белые стены, простые и строгие, поблескивают в лунном свете. Узкие арочные окна скорее напоминают щели. Как в тюрьме. Я даже не могу представить, на что теперь будет похожа моя жизнь. Какие ужасы ждут меня? Воображение рисует темные подземелья где-то глубоко под замком, бесконечно долгие дни без еды и холодные ночи без надежды на тепло. Мой гнев неожиданно превращается в удушающий страх. Я одобрила этот план и не раздумывая бросилась в омут, точно так же как бездумно согласилась стать двойником Каталины много лет назад. Очередное импульсивное решение привело меня прямо в логово врага, где ни один мой малейший промах не останется незамеченным. Оказавшись в замке, я никогда больше не смогу быть Хименой. А что, если они поймают меня на лжи? Я крепко зажмуриваюсь и изо всех сил пытаюсь вспомнить, зачем я прямо сейчас еду навстречу пугающей неизвестности. Как далеко я готова зайти ради своей королевы? Я открываю глаза, и мы выезжаем на большую дорогу. Путь преграждают высокие железные ворота. К прутьям прикреплено изображение Эль Лобо; за информацию о разбойнике в черной маске предлагается денежное вознаграждение. Я придерживаю поводья и жду. Притихшая и настороженная София следует моему примеру. Ночная тишина тяготит, словно за ней – по ту сторону крепостной стены – скрывается нечто зловещее. Как лисий капкан, спрятанный в лесу. – Там кто-то есть, – шепчу я Софии. – На стене. Слева от ворот. Убери оружие, черт возьми! Ты же моя «горничная»! София хмурится, но прячет меч в ножны. – Мне все это не нравится. Как, впрочем, и мне. Я запрокидываю голову и оглядываю ту часть крепостной стены, где заприметила людей; вижу еще двоих стражников в верхнем ярусе сторожевой башни. Темно; лишь Луна и звезды освещают наши лица. – Кто вы? Сердце замирает. Назад пути нет. – Кондеса, – громко и четко говорю я. – Я пришла по повелению Ато… короля. Раздается звон цепей, и постепенно решетка поднимается, словно открытая пасть гигантской анаконды, которая вот-вот поглотит добычу. Я подстегиваю коня. София едет по левую руку – слава Луне, что она рядом. Меня бьет крупная дрожь, и я удивляюсь, как до сих пор не испугала несчастную лошадь. Внутренний двор выглядит так же, как в моих воспоминаниях, – только гораздо ярче. Я ожидала увидеть белокаменный замок, но теперь стены выкрашены в ядовито-зеленый и усеяны изображениями самозваного короля в венце из подсолнухов. Двор имеет квадратную форму; вдоль каждой из сторон тянутся белые аркады. Повсюду огромные горшки с растениями; вдоль стен расставлены каменные скамейки. Конюшни, если не ошибаюсь, должны быть где-то справа. Главный вход преграждают высокие железные двойные двери. Выглядят очень внушительно: так просто внутрь не попасть. Вдруг двери распахиваются, и нам навстречу выходит человек возраста Аны. Он с холодной внимательностью рассматривает меня. Высокий и тощий, увешанный амулетами, в мантии баклажанового цвета, которая развевается при ходьбе. Он продолжает молча изучать меня, и я замечаю, как раздуваются его ноздри. – Кондеса, – снисходительно произносит он. – Будем знакомы, я жрец Сайра. Пульс учащается, и рука инстинктивно тянется к рукоятке меча. София судорожно вдыхает. Это второй человек после короля. Теневая фигура, стоящая за самыми сумасбродными указами Атока. Мучитель, разрушающий жизни при помощи своей кровяной магии.