— Причина в работе. — Что-то в ресторане? — Другая коммерческая деятельность. И, честно говоря, я вел себя как осел. — Это что, извинение? — Она склонила голову набок, изучая его. — Я никогда раньше не признавал, что я осел. Уголки ее губ приподнялись. — Ты пропустил что-то особенное в моем доме. — Каждое мгновение с тобой особенное, — рискнув, он переплел свои пальцы с ее и сжал ее руку. — Позволь мне забрать тебя отсюда и загладить свою вину. Она покачала головой, но ее лицо смягчилось, и она не убрала руку. — Я здесь со своими друзьями. Лука стащил ее со стула и усадил к себе на колени. — Ты подаришь мне удовольствие присматривать за тобой, пока ты не будешь готова к отъезду? — У меня такое чувство, что это не единственное удовольствие, которого ты захочешь сегодня. Жар зашипел между ними, и он крепко прижал ее к своим бедрам. — Я могу доставить тебе удовольствие прямо здесь, и никто этого не заметит. — Хммм. — Она посмотрела на парочку, едва скрывавшую свою незаконную деятельность в темном углу бара. — Это место как никакое другое подойдет нам. Dio mio. Его член мгновенно стал твердым. Он должен вытащить ее отсюда к чертовой матери. Не только из-за риска быть узнанным, но и потому, что он был всего в нескольких минутах от того, чтобы принять ее предложение. Хотел ли он снова пойти по этой дороге? Что бы она сделала, если бы узнала, что он выполнил свое обещание, и стрелки никогда больше не побеспокоят ее? Свяжет ли она его с двумя мертвыми албанцами в пустыне? Кому будет принадлежать ее верность? Выберет ли она Луку или закон? Возможно, он слишком поспешил довериться ей. Она не рассказала, что она полицейский, пока не пришлось. Насколько он знал, она с самого начала могла быть под прикрытием. В его бизнесе они не могли быть слишком осторожными. Вот почему у них было правило на счет общения с полицейскими, и почему они не могли стать посвященными, пока не проведут в семье десять лет. Мало кто из полицейских отдал бы десять лет своей жизни, чтобы уничтожить Мафию, хотя бывший доверенный помощник, Большой Джо, был одним из этих немногих. Насколько проще послать женщину под прикрытием, особенно к самодовольному умнику, который, скорее всего, попадется на ее чары. — Лука? — Ее мягкий голос вырвал его из мрачных мыслей, и его тело откликнулось на нежного ангела в его объятиях, на женщину, которая скручивала его в узлы, бросала ему вызов, возбуждала и тянула назад за большим. Желание вспыхнуло глубоко в его животе. Он никогда не думал, что его потянет к напористой женщине, но чем больше он узнавал о ней, тем больше хотел. Габриэль никогда не будет подавлена его требованиями и нуждами. Она никогда не спасует, когда он ошибется. Она была сильной как раз в том смысле, в каком он хотел. Она будет сражаться насмерть за тех, кого любит, и не побоится пустить в ход оружие. В течение многих лет после смерти отца Лука изо всех сил старался доказать, что он достоин этого. Достойный доверия босса. Достоин Коза Ностры. Достойный семьи, которую он хотел защитить. Но, когда он был с Габриэль, ему не нужно было доказывать. Она была последовательницей правил, открытой и честной, смелой и сильной. С Габриэль не было никакого притворства. И он почувствовал свою ценность в ее прощении, понимании и принятии. Она видела его суть, не запятнанного наследством отца или жестоким предательством Джины, и подарила ему решимость быть этим мужчиной — мужчиной, который мог сделать все, чтобы защитить свою женщину. Она заставила его задуматься, не слишком ли он старался все эти годы. Может быть, ему стоило самому увидеть себя достойным, чтобы другие приняли его. Может быть, ему нужно доверится самому себе, верить, что он не сын своего отца, а другие последуют за ним. — О чем ты думаешь? — Она уперлась бедрами в его член, твердый как камень под джинсами. — О тебе... — Он легонько поцеловал ее в губы. — Так откровенно, — поддразнила она. — Тебе не нужно думать обо мне. Я рядом. Останется ли она рядом, когда узнает правду? Он не был честен с ней — ни о том, кто он такой, ни о том, как живет. Сможет ли он быть честным с ней сейчас? Будет ли наказание за нарушение омерты (*омерта — итал. «взаимное укрывательство, круговая порука» — «кодекс чести» Мафии. — прим.редактора) хуже, чем наказание за связь с полицейским? Может ли он доверять ей? Он доверился Джине, а она почти уничтожила его. Я уже много лет нюхаю это дерьмо прямо у тебя под носом. Я трахалась с ним в обмен на дурь. Ты никогда не любил меня. Маттео не твой. Потерявшись в водовороте эмоций, Лука обнял женщину, которая удерживала его на земле. — Думаю, это место подойдет. — Она прижалась к нему, ее грудь к его груди, а бедра прижались к его стволу. Похоть прогнала последние его мысли о вещах, которые не включали в себя снимание ее одежды и погружение его члена глубоко в нее. — Это в высшей степени неподобающее поведение для публичного места, детектив Фокс, — пробормотал он. Она подняла на него глаза и лукаво улыбнулась. — Тогда нам лучше найти какое-нибудь уединенное место. Мне кажется, я видела как раз то, что нам нужно. Там даже есть дверь. Двенадцатая — Хммм, — Лука оглядел пыльную комнатку в дальнем углу коридора «Ред 27». — Я думаю, мы должны трахнуться прям здесь, как и все остальные. — Я никогда раньше не занималась сексом в коморке, — Габриэль прижалась к нему. — И таким образом мы не будем выходить за рамки закона. Это было решение, которое удовлетворяло ее потребность следовать правилам и его потребность нарушать их. — То, что я хочу сделать с тобой, незаконно ни в каком смысле этого слова. — Его рука обхватила ее вокруг талии, и он притянул ее ближе. Габриэль усмехнулась, изучая в тусклом свете его красивое лицо. — Я скрытая девственница. Будь нежен. Она уткнулась носом в его шею, прикусила мочку уха и обхватила рукой его затылок, пока его густые волосы не начали дразнить ее пальцы. Даже затхлый запах коморки не мог скрыть его аромата — виски и одеколона с намеком на опасность. — Не буду. — Он наклонил голову и взял ее губы в требовательном поцелуе, его язык переплелся с ее, проникая глубоко, забирая контроль, когда его пальцы впивались в ее задницу. Боже, как он умел целоваться! Ее трусики были влажными и, чем грубее он становился, тем влажнее они становились. — Черт, да ты просто горячая задница. — Его грубые слова распалили ее. Под цивилизованным лоском он был грубым и диким, а она хотела большего. Больше грязных разговоров, больше грубого обращения. Еще больше кровоточащих поцелуев. Она хотела, чтобы с ней обошлись грубо. Она хотела его твердое тело между своих бедер. Она хотела, чтобы завтра ей было больно, и с каждым движением, она вспоминала его внутри себя. Ей хотелось цеплять, чувствовать, жить. И этот человек мог ей это предоставить. Одной рукой она ухватилась за пряжку его ремня, намереваясь стянуть ее, но прежде чем она успела пошевелиться, Лука схватил ее за запястья, заломив руки за спину, заставив выгнуться и подставить грудь для его удовольствия. — Мне нравится видеть тебя такой. — Крепко удерживая ее, он прижал ее к стене и потерся грудью о ее грудь, заставляя ее соски напрячься под одеждой, а клитор пульсировать. — Как? — это слово вырвалось у нее с трудом. — Влажной. Жаждущей. Выполняющей то, что я тебе говорю. — Он завладел ее ртом, язык проник внутрь, дегустируя, пробуя, требуя. Когда ее руки были обездвижены, а рот опустошен его поцелуем — ее внутренности сжались, и она издала стон. Он отпустил ее руки, чтобы расстегнуть молнию на платье, позволив ему упасть на пол. — Сними лифчик и трусики. Я хочу трахнуть тебя только в этих сапогах. Взгляд Габриэль метнулся к двери позади него. Когда они вошли, он запер старомодную дверную ручку, но если бы у кого-то снаружи был ключ, скрыть то, что они делали или быстро поправить одежду, было невозможно. Даже в полумраке, с единственным слабым лучиком, пробивающемся сквозь щели в двери, она засияла бы, как маяк, будь обнаженной. А не приведет ли это к дурной славе полиции? — Сейчас же, Габриэль. Услышав его твердую команду, она вздрогнула. Это была та сторона Луки, которая пугала ее. Не потому, что она думала, что он причинит ей боль, а потому, что его доминирующая сторона возбуждала ее так сильно, что она не знала, где провести черту. Ощущение того, что ее контролируют, в нерешительности свернулось клубком внутри нее, ожидая продолжения. Преодолев колебания, она расстегнула свой черный кружевной бюстгальтер, спустила трусики на бедра, и сделала шаг в сторону, когда они достигли пола. — Sei bellissima (итал. — ты прекрасна), — прошептал он, прежде чем она успела подумать о том, что ее слишком легко принудить. Он прижался губами к ее губам, а затем поцелуями спустился вниз по ее телу, облизывая впадинку ключицы, выпуклость груди. Он дразнил ее соски языком и зубами, обхватывая и сжимая ее груди своими теплыми руками. Снаружи New York Dolls «Personality Crisis» сменился The Stooges «Search and Destroy». Швабры вибрировали у стены, банки и бутылки дребезжали на полках. Лука снял футболку, и взгляд Габриэль скользнул вниз по его телу, рассматривая шрамы от пулевого ранения, великолепную татуировку, грудные мышцы и точеный пресс, а также кобуру поперек его тела. — У тебя много оружия. — У него было два пистолета в кобуре за спиной и по ножу с каждой стороны. — Есть ли что-то, что я должна знать о ресторанном бизнесе? — Это очень опасный мир. — В уголках его глаз появились морщинки, когда он расстегнул ремень. — Люди бескомпромиссны, когда дело доходит до хорошей итальянской кухни. Она облизнула губы, когда он расстегнул молнию на джинсах и освободил свой член. — Это очень опасный мир. — Тебе нравится то, что ты видишь, bella? — Лука издал низкий удовлетворенный рык.