— Да. — Его член был огромным и толстым от основания до сливовидной головки. Идеальным. Она хотела этого, хотела его, хотела прекратить это медленное поддразнивание и почувствовать его глубоко внутри себя. Что-то первобытное и собственническое вспыхнуло в его глазах. — Прикоснись ко мне. Она обхватила рукой его член, с гладкой кожей на твердой стали. Он был очень уверенным в себе любовником, грубым и полностью контролирующим себя. Она жаждала заполучить его в свою власть хотя бы раз и свести с ума так же, как он сводил ее. — Сильнее. Тепло разлилось в ее животе, пока она двигалась по его затвердевшей длине, представляя его внутри себя. — Ты возьмешь меня, ангел. — Он запустил руку в ее волосы и потянув ее голову назад. — Я полностью буду внутри этой горячей маленькой киски. Я заставлю тебя чувствовать боль, так что каждый раз, когда ты будешь двигаться завтра, ты будешь помнить, что это я был внутри тебя. — Боже, как я люблю, когда ты говоришь непристойности. — Желание пронзило ее, воспламеняя кровь. — Это потому, что ты непослушный ангел, и под всей этой сладостью ты такая же грязная, как и я. — Он убрал ее руку со своего члена и опустился перед ней на колени, дразня языком мягкую округлость ее живота, прежде чем двинуться ниже, чтобы обдать горячим дыханием ее холмик. Габриэль напряглась в предвкушении движения его рта туда, куда она хотела, но он перескочил через ее пульсирующий клитор и провел языком по внутренней стороне бедра. — Нет. — Она запустила руку в его густые волосы, раздвинула ноги без смущения и стыда. — Оближи меня. — Тссс, ангел. — Он держал ее половые губы открытыми и провел пальцем вокруг ее входа, медленно двигаясь к клитору. — Ты здесь не главная. Она застонала от разочарования, ее руки сжали его волосы. Лука не отводил свой взор с нее, одновременно потирая одним пальцем ее клитор. Ее внутренние мышцы напряглись, когда он скользнул пальцем по другой стороне. Никто никогда не обращал столько внимания на ее киску, и она никогда не была на грани так долго. — Giorno e notte sogno solo di te (итал. — днем и ночью я мечтаю только о тебе). — Я же просила тебя не говорить со мной по-итальянски. Я и так слишком возбуждена. — О Боже. Электричество искрило под ее кожей, и ощущения, которые он создавал внизу, становились настолько интенсивными, что она едва могла дышать. — Я не с тобой разговариваю. — Он поднял ее правую ногу, положил себе на плечо, тем самым открывая ее для себя. Он поцеловал мягкую складку под ее коленом, а затем провел теплую влажную дорожку по внутренней стороне бедра легкими, как перышко, движениями языка. Он снова пробормотал что-то по-итальянски, а затем просунул в нее толстый палец. — А-а-а... — Как хорошо. Желание свернулось глубоко в ее животе, и она прислонилась спиной к стене. — Лука Риццоли. Ты же не разговаривал с моей киской? — Я планирую многое сделать с твоей киской. — Он убрал палец и заменил его двумя. — Даже киски нуждаются во внимании. Обхватив одной рукой ее бедро, удерживая ее неподвижно, он погрузил пальцы глубоко в нее, дразня ее клитор, облизывая нежный комок нервов, но не там, где она нуждалась. — Что ты сказал? — прошептала она, когда желание кончить достигло крещендо, поднимаясь и опускаясь в такт ленивым движениям его языка по клитору. — Это секрет между мной и твоей киской. — Он снова пробормотал что-то по-итальянски, вибрация его губ и языка послала волны желания по ее сердцевине. — Я не люблю секреты. — Она обхватила его голову, прижимаясь к ней, пытаясь получить только один поцелуй его горячего, влажного языка прямо по ее клитору. — Некоторые секреты хранят тебя в безопасности. — Его грубые пальцы впились в ее задницу, удерживая ее на месте, когда он дразнил ее самым интимным способом. У Луки были секреты. Даже после всего времени, что они провели вместе, она знала о нем очень мало. В каких еще делах он участвовал? Кем были его друзья в ресторане и почему он не рассказывал о них? И кто эти парни, с которыми он сейчас? Почему они называют его «босс»? Как владелец ресторана мог позволить себе Мазерати и пентхаус в одном из самых фешенебельных районов города и как ему удалось уговорить владельца «Гламура» дать ему ее адрес? Она отбросила эти мысли, решив насладиться этим временем с ним. В законе был термин для ситуации, в которой расследование выходило на финишную прямую, и человеку нужно было поставить конечную точку, но сознательно решил не делать это расследование, чтобы держать себя в неведении: умышленная слепота. И в полутьме коморки «Ред 27», с языком любовника между ног, темнота в ее сердце сменилась теплом и светом, и до сладостного забвения было рукой подать, из-за чего Габриэль сознательно решила стать слепой. — О Боже, Лука. Заставь меня кончить, — прошептала она, дрожа всем телом. — Io sono tua, bella. Per te farei di tutto (итал. — я твой, красавица. Для тебя я сделаю все, что угодно). — Переведи, — потребовала она. Его рот, горячий и влажный, сомкнулся на ее клиторе, отправляя ее в оргазм. Она сжала в кулаке его волосы, и ее гортанный стон зазвенел в ушах, когда изысканное удовольствие накрывало ее волной за волной в интенсивных ощущениях — Я твой, mio angelo (итал. — мой ангел), — он нежно поцеловал ее холмик. – Я сделаю для тебя все, что угодно. * * * Он не знал, куда смотреть, хотел запомнить каждую деталь. Ее пухлые блестящие губы, прекрасные голубые глаза, набухшие груди, которые увенчались розовыми сосками. Ее горячая, розовая, влажная киска. Не в силах больше ждать ни секунды, он достал из бумажника презерватив и, встав, надел его. — Готова принять меня, bella? — он обхватил руками ее зад и приподнял бедра. Она обхватила его ногами, прислонилась к стене и положила руки ему на плечи. Он не понимал, что она взяла верх, пока не стало слишком поздно. Как только он почувствовал, как ее мягкий, скользкий вход скользнул по головке его члена, он потерял себя. С тихим стоном он наклонил бедра и глубоко вошел в нее. Dio mio. Она была такой горячей. Такой тугой, влажной. Ее голова дергалась, длинные волосы струились по плечам, закрывая шрам на груди. На лбу у него выступили капельки пота, и он глубоко вдохнул душный воздух. Он так долго боролся со своим желанием, что не мог сдерживаться, и он хотел, чтобы она кончила с ним. Снова. Он жадно ловил ее стоны наслаждения. Он хотел почувствовать, как ее киска сжимается вокруг него, хотел услышать ее крик. — О Боже. Трахни меня, Лука. Поддавшись своей первобытной потребности, он вошел в нее, прижимая к стене, чередуя толчки с твердыми поглаживаниями пальцами по ее клитору. Он услышал шаги в коридоре, почувствовал вибрацию баса песни Green Day «Welcome to Paradise», которая гремела в динамиках, вдыхал запах секса и аромат диких цветов, который теперь был неразрывно связан с ней. Это действительно, рай. Он трахал ее в неистовстве, вгрызаясь, как животное, утыкаясь носом в ее шею, кусая ее плечо, отчаянно желая кульминации, которая была вне досягаемости. Он потерял контроль над собой, его зрение затуманилось, все его тело сосредоточилось на изысканной, чувственной женщине в его объятиях. — Не останавливайся. Не останавливайся. Нет, он бы не остановился. Просто был не в силах остановиться. Даже если Фрэнки распахнет дверь и приставит пистолет к его голове, он не отпустит эту женщину. Он вдыхал и выдыхал, сильнее, глубже, быстрее. Но именно ощущение ее киски на его члене заставило его перейти черту. Ощущение пробежало по его телу. Его член яростно дернулся внутри нее. Его яйца поднялись, напряглись, он откинул голову и застонал, когда удовольствие проносилось по его позвоночнику, дрожь за дрожью, пока давление не ослабло. Он прижался лбом к ее лбу, тяжело дыша. Он трахал много женщин, многими способами. Но он никогда так не трахался в ярости, отчаянии, в водовороте эмоций. Он хотел, чтобы она была в его постели и в его жизни, любил и ненавидел то, что она была полицейским, хотел, чтобы был способ, чтобы они смогли бы быть вместе, который не закончится с ним на дне озера Мид, обутым в специальные цементные туфли Фрэнки. Отбросив мрачные мысли, он коснулся губами ее губ, нуждаясь в чем-то большем, в какой-то связи. Она тихонько всхлипнула, и он скользнул языком в гостеприимный жар ее рта. — Мне это понравилось, — тихо сказала она, отстраняясь. — Мне нравится эта грубость. «Нравится» казалось слишком мягким словом для дикого, грубого секса в коморке. Опьяняюще, наверное. Вызывающий привыкание. Она вызывала привыкание. И все, о чем он мог думать, отпуская ее, было: когда он сможет получить следующую дозу? * * * — Мне нужно подышать свежим воздухом, — поправив одежду, наспех причесавшись, Габриэль закрыла дверцу подсобки. Хотя в коридоре было намного прохладнее, чем в их непристойном убежище, ей понадобилось несколько минут, чтобы спуститься вниз после еще одной умопомрачительного незаконного столкновения. — Сюда, — Лука взял ее за руку и повел по узкому коридору. Он толкнул выходную дверь, придерживая ее одной рукой, а другой достал телефон и написал сообщение. — Просто сообщаю ребятам, где мы, — сказал он, когда она с любопытством подняла бровь. Она тут же почувствовала себя виноватой за то, что не сделала того же, но не успев вытащить телефон из сумочки, как она услышала голос Николь в переулке. — Я только разговаривала с ним, Клинт. Ничего особенного. — Ты хотела его. Ты хотела трахнуть его. Я видел это. — От сердитого голоса Клинта по спине Габриэль пробежала дрожь. — Ты чертова шлюха. Габриэль застыла за приоткрытой дверью, которую придерживал Лука, не желая вмешиваться, но опасаясь оставить Николь наедине с собой. Клинт был в ярости. — Я хочу только тебя, детка, — голос Николь перешел в умоляющее хныканье. — Давай вернемся внутрь и выпьем. — Ты унизила меня там, — прорычал Клинт. — Тебе нужно научиться не делать этого снова. Тебе нужно понять, кому ты принадлежишь. Теперь мне придется наказать тебя. Ты же знаешь, Ник, я не люблю этого делать. Почему ты всегда заставляешь меня это делать? — Я не знаю. Извини. Пожалуйста, только не бей меня там, где мои друзья смогут увидеть. Желчь подступила к горлу Габриэль. Не только от мысли, что Клинт собирается ударить ее лучшую подругу, но и от звука голоса Николь — совершенно нехарактерного для нее хныканья, которое заставило ее задаться вопросом, была ли это та самая Николь, которую она знала. — Пожалуйста… — Заткнись на хрен. Ты знаешь, что заслуживаешь этого. Габриэль рванула еще до того, как услышала удар плоти о плоть. Хлопнув дверью, она выбежала в переулок и увидела, что Николь пошатнулась и прижалась спиной к стене от силы удара Клинта. Как долго это продолжалось? Почему Николь ничего ей не сказала? Что же она за подруга, если не знала об этом? — Нет, bella, — крикнул Лука позади нее, но ничто не могло остановить ее сейчас, даже проклятые каблуки, которые стучали по тротуару, испачканному пролитым пивом, рвотой, окурками и жвачкой. — Ты гребаный ублюдок, — закричала она. — Не смей больше прикасаться к ней. Габриэль ударила Клинта кулаком в челюсть. Клинт был по меньшей мере на восемьдесят фунтов тяжелее ее и на четыре дюйма выше, но она вырубала парней крупнее его, когда отрабатывала приемы, а Клинт не был закоренелым преступником, привыкшим к жизни на улице. Ее удары были сильными, точными и рассчитанными на то, чтобы вывести его из строя быстро и с минимальными усилиями, но, когда он упал на колени, она не смогла остановиться. Чувствуя гнев, разочарование, и отвращение к себе за то, что она была так поглощена собственной болью, что не понимала, что Николь страдает и требовала внимание.