Перучо почувствовал, как у него начал покалывать нос, как от разряда статического электричества, или когда к самому твоему лицу подлетает назойливое насекомое. Это было чудесное ощущение – предвкушение чего-то неожиданного. Он так редко испытывал подобное чувство, и оно так приятно смешивалось со страхом, который все еще не отпустил Перучо. "Любопытство убило кошку", – подумал Перучо. По-каталонски эта поговорка звучала как: "Qui escolta pels forats, sent els seus pecats", что означало: "Тот, кто из любопытства заглядывает в неподходящие места, находит там свои собственные грехи". В обоих случаях зло, или дьявол, скрывались в жажде новизны, информации, знаний. А эта женщина с луком выглядела как воплощение или, как сказали бы древние, олицетворение любопытства. – Может, вам лучше выстрелить в стену, видите, вон туда? И тогда кот воспользуется стрелой как ступенькой, чтобы спуститься вниз… и вы сможете поймать его. А затем он добавил уже шепотом: – А может, и нет. Женщина внимательно посмотрела на него. – Вы не хотите, чтобы я убивала кота? Перучо на мгновение засомневался. Нормальный гражданин поддержал бы убийство кота и даже пригрозил бы уборщице за то, что та не выполняла свои обязанности. Вместо этого он ответил: – Нет. – Вы уверены? – Никто не должен умирать просто так, по указке. Женщина с луком улыбнулась и сняла свою шляпу. У нее не было правого уха, как у демона в книгах сестры Ассумпции Ардебол. Она внимательно посмотрела на него. Перучо почувствовал, как его тело охватила дрожь. – Вы пойдете со мной? – спросила женщина с луком. – Да. Ощущение, что он оказался внутри сочиненной им же самим истории, пересилило страх. Перучо шел за своей провожатой по узким улочкам, пока они не привели его еще к одной двери, почти невидимой среди теней. Он вошел внутрь и, увидев, что там находилось, не мог поверить своим глазам… …старинная типография, полностью функционировавшая, в которой находились все печатные станки, начиная со времени зарождения книгопечатания! Несколько человек занимались изготовлением кустарной бумаги. Там даже был монах-переписчик, которого называли "La Moreneta"[64]. Настоящий живой монах, занимавшийся копированием документов в 1975 году! Очевидно, что эта мастерская работала подпольно. Окна были маленькими, с тусклыми стеклами, а стены устроены так, чтобы поглощать любые звуки. Такое секретное место теперь можно было отыскать только в районе Эль Раваль. Все помещение было погружено в полумрак, что одновременно внушало и тревогу, и чувство защищенности. А потом Перучо заметил "el bombín". Он ходил между усердно работающими людьми, но вел себя иначе, был совсем не таким, каким привык его видеть Перучо. Вместо того чтобы выискивать нарушения и мелкие недочеты, он казался совершенно расслабленным. Даже счастливым. Он производил впечатление абсолютно другого человека. – А! Перучо, рад видеть вас! – сказал он по-каталонски. Перучо не знал, что "el bombín" свободно владел его родным языком. – Идите, идите же сюда! Вам не нужно ни о чем переживать. Просто посмотрите на эту чудесную бумагу, которую здесь изготавливают. Но расслабляться особенно некогда, наша команда писателей хочет задать вам ряд вопросов. – Это он? – спросила женщина в очках. На ней было платье необычного зеленого оттенка. – Да! Позвольте познакомить вас: Жоан Перучо, это Роза Фабрегат, одна из наших самых талантливых писателей. – Писатели… Перучо с наслаждением произнес это слово. Он так давно уже не слышал его и уж тем более не произносил вслух. Он даже почувствовал зависть к этой молодой женщине. – Сеньор Перучо, – сказала она по-каталонски. – Я большая почитательница вашей работы. Перучо не мог понять, что к чему. – Но у меня нет никаких "работ"… я всего лишь редактор в… "El bombín" и Роза улыбнулись. – Вы – потрясающий творец. Вы придумали целую литературную карьеру для многих авторов и даже написали их основные работы. Октаво де Ромеу, Пере Серра и Постиус с его чудовищем Бернабо… Перучо почувствовал, как от страха у него по спине пробежала дрожь. Женщина говорила о его вымышленных персонажах так, словно они были ее любимыми писателями. Словно они на самом деле существовали за пределами его воображения. – …и кстати, у меня к вам есть вопрос по поводу Бернабо. Мы знаем, что у него черная шерсть, нет рта и три глаза. Но что происходит с его глазами, когда он следит за писателем: они все одновременно смотрят на него или способны двигаться каждый сам по себе? – Моя дорогая Роза, не мучайте Перучо расспросами… – Нет, нет… – сказал Перучо. – Я никогда не задумывался о глазах Бернабо. Это прекрасный вопрос. Возможно, каждый из глаз помогает ему увидеть разные части реальности: один – чтобы видеть свет, а также различать желтые и белые цвета, другой – для теней и синих и зеленых оттенков, а третий – для страстей, красных, фиолетовых, розовых и пурпурных. Это не кажется полной бессмыслицей? – Значит, ему нужно одновременно смотреть всеми тремя глазами в одну точку. Спасибо большое, сеньор Перучо. – Роза, вы еще непременно пообщаетесь с ним. Но сейчас нашему гостю нужно немного осмотреться. – Ну хорошо, – сказала она немного раздраженным тоном. – Еще только один момент… Тот очерк о зеркалах был… просто великолепным. Она ушла и потому не увидела, как Перучо покраснел от смущения. – Она права. И средневековые истории… они такие запоминающиеся, – продолжал "el bombín". Перучо был глубоко польщен тем, что этот человек потратил столько времени на изучение его проектов. – Мануэль, – "el bombín" указал на одного из художников, работавшего над столом, – сейчас трудится над сводом законов, который вы так подробно описали в прошлом году. – Я… я не понимаю. Вы создаете поддельные документы, следуя указаниям, которые я… придумал? Целиком, от начала и до конца? – Именно этим мы и занимаемся. Правда, удивительно? Вас никогда не поймают на подлоге, потому что все те вымышленные документы, на которые вы ссылаетесь, будут существовать на самом деле. И таким образом, ваша работа окажется полностью достоверной. – Мне нужно присесть, – сказал Перучо. После ухода Розы "el bombín" и Перучо какое-то время молчали. – Она занимается поэзией и самыми что ни на есть деликатными работами. Она страстный читатель и невероятно любознательна… – Но… зачем предпринимать все эти старания только ради моего спасения?.. Ведь все это, наверное, стоит огромных… – Только ради вашего спасения? Нет. Ради спасения самой литературы, Перучо. Вы не единственный, кто пытается "оживить" Энциклопедию, хотя, должен признать, что вы – один из лучших. Я говорю о некоторых ваших коллегах, с которыми вы знакомы, как, например, наш любимый сеньор Кункейро или Марсель Эме – один из руководителей французского отделения… Другие создают свои воображаемые миры в научной сфере. Как, например, знаменитый профессор… – Торренте Баллестар! – перебил его Перучо. – У меня всегда вызывали подозрения его шрифты. Некоторые из них были настолько красивыми, что даже не верилось в их подлинность. "El bombín" вздохнул. – Как будто красота обязана быть чем-то отличным от правды… Но, боюсь, все дело в том времени, в котором нам приходится жить. – Estos bueyes tenemos y con ellos tenemos que arar.[65] Повисла долгая пауза. – Перучо, – сказал "el bombín", – история последних десятилетий была не совсем такой, как им… нам… официально сообщали. Сильные мира сего внесли свои "не совсем правдивые" дополнения в Энциклопедию, и, вынужден прибавить, они совсем не такие приятные, как ваши. Как начитанному человеку вам, полагаю, знакомо имя Герберта Джорджа Уэллса? Перучо был удивлен. Он ожидал услышать громкие разоблачения, касавшиеся политики, экономики… – Да, он был английским писателем. – А что, если я скажу вам, что именно он сформировал тот мир, который мы сейчас знаем? – Ну… меня это очень удивит. – В 1935 году он написал роман… Слово "роман" звучало для Перучо чудесной музыкой. В нем была заключена свобода и сила искусства прошлого. – "Очертания грядущего", – продолжал "el bombín". – Это была история-предостережение, но не в классическом ключе, когда советы давались отдельным людям. Нет, это была история обо всем обществе и описывала она мрачное будущее, возникшее в результате коллективных заблуждений. Книга имела относительный успех, но в целом ее расценивали как экстравагантный эксперимент. Зачем серьезному писателю тратить свое время на описания гипотетического будущего? Перучо улыбнулся. Ему очень нравились подобные книги, но, возможно, его нельзя было назвать типичным писателем. – Через три года человек по имени Орсон Уэллс устроил радиопостановку. Он обожал творчество этого писателя, своего, можно сказать, однофамильца, и решил устроить розыгрыш на Хэллоуин. Он был перфекционистом, поэтому договорился с коллегами в Британии, Европе и даже России для достижения максимального эффекта. Он собирался продемонстрировать своим боссам, насколько велика сила радио. – Но как же события у Тодос-лос-Сантос в 1938 году… Ведь именно в этот день произошли перевороты в старых США и Британии… – перебил его Перучо. – Именно. Только в самом начале никаких путчей вовсе не было, а был ложный радиорепортаж об одном из них. Перучо был ошеломлен. – Это полная бессмыслица! Свержение правительств было реальным. И это привело к серьезным последствиям… – После радиопостановки люди испугались. Многие покинули города. Повсюду царил хаос. Теория подтвердилась – радио обладало огромной силой. Но когда Орсон Уэллс решил объяснить миру, что это всего лишь розыгрыш, все коммуникации были отключены. Радикальные политические партии воспользовались возможностью и стали устраивать настоящие перевороты. – Никто не знал, что делать. Через несколько часов было поспешно созвано тайное собрание. А вскоре олигархи поняли, что новый порядок для них намного удобнее. И амбициозные новые лидеры арестовали Орсона Уэллса. Он отдал им книгу, которая вдохновляла его. – Вы хотите сказать, что наш мир стал таким, каков он есть, благодаря книге и радиопостановке?