Я могу сделать так, чтобы у Кэрол пропало желание уходить в отставку. Но не исключено, что для этого понадобится что-то еще, а не только моя потребность в ее помощи. Это может положить начало возникновению необходимой взаимосвязи, но как поддерживать ее постоянно? Я не могу день за днем мириться с этой неэффективной и медлительной манерой работы. Однако в данный момент мне нужна ее помощь, поэтому я должна использовать сложившуюся ситуацию к своей выгоде. Несмотря на то что все эти мысли тревожат мой разум, я машинально останавливаюсь, когда нос заставляет тело повернуть влево. Все мысли тут же исчезают. Я не сосредотачивалась на зрительных образах, в них нет особой пользы из-за дронов, которые постоянно мельтешат под потолком, выползают из трещин и щелей на стенах и в полу, пикируют сверху. Я прислушиваюсь, не обращая внимания на глухое гудение станции, хотя уже понимаю, что след был оставлен здесь несколько минут назад и нужный мне объект сейчас скорее всего находится вне зоны слышимости. Но основные мысли сосредоточены на носе – я нюхаю, стараюсь распознать запах. "Интересно", – передаю я. – Я вижу, – говорит Кэрол. Ее голос звучит довольно. Она по привычке достает рацию, чтобы передать сообщение, но затем убирает ее в карман, вспомнив, где мы находимся. Я начинаю искать источник запаха. Крыса – отвратительный мерзкий грызун, запах мочи и кала из переваренной клетчатки, а также еще чего-то, и этот запах совсем слабый, не соответствующий тем образцам, которые мне предоставили, но близкий к нему, это не обычная крыса, по крайней мере не крыса, которая живет здесь и пропиталась запахами цемента, бензина и чистящих средств, а крыса, жившая в доме или лаборатории, она хорошо питалась, и… там есть что-то еще, и я не могу… странно, но мне никогда еще не доводилось искать биологический дрон, и я Запах начинает рассеиваться, исчезать, воздух здесь подвижен, перепады температуры и легкие сквозняки гонят его по разветвляющимся коридорам через пространство и время, создавая причудливые завихрения, в самое тихое место, и на четырехстороннем перекрестке запах все еще ощущается, но Его перебивает кисловатый запах обгоревшего электрического провода, скорее, нужно постараться найти запах Под перекрестком находится вентиляционная шахта, воздух поступает вверх, и невозможно определить, в какую сторону двинется воздух с нужным запахом Не так уж и невозможно, но… Кэрол позади меня, она не стоит на пути у запаха, она умеет остановиться так, чтобы не мешать мне Крыса. Размякшие от времени молекулы здесь чуть плотнее, они снова опускаются на решетку, как пучки вылинявшей шерсти Чем дальше я иду по туннелю, тем слабее и слабее запах, но я уверена, что это тот самый туннель, ошибки быть не может, я с силой втягиваю воздух, я уверена, что это – Сера, – говорит Кэрол, но я продолжаю нюхать воздух и не реагирую, поэтому она повторяет: – Сера. Еще тридцать футов туннеля пройдено, запаха нет, но я уверена, что его источник где-то здесь, он должен быть здесь, след был таким явным – Давай посмотрим в другом ответвлении. Если там ничего не окажется, Сера, мы можем вернуться. Она даже берется за ручку на моей шлейке, я сначала напрягаюсь и начинаю сопротивляться, чего никогда прежде не делала. Кэрол пытается утащить меня, хотя я взяла след. Я сбита с толку. Почему она не доверяет моему носу, ведь я – поисковая собака, а она – проводник, это я говорю ей, куда ведет след, а она должна делать на основании этого выводы. Мое сердце сильно бьется. Я иду за ней, но с трудом сдерживаюсь, чтобы не вернуться обратно. Мы входим в центральный туннель, он справа от того, где я только что была. Через пятнадцать футов я беру след крысы. Кэрол была права. "Интересно", – передаю я и быстро иду по следу. – Да, – соглашается Кэрол и следует за мной. Через несколько минут след вновь исчезает, время и непрерывное движение воздуха уносит его. А может быть, его удалось как-нибудь хитроумно замаскировать? Неужели биологические дроны настолько умны? Думаю, все зависит от ума того, кто этим дроном управляет. Я возвращаюсь назад и обследую предыдущее ответвление, но там тупик. Я иду в то место, где след оборвался, пытаюсь снова отыскать запах. Дрон проносится у меня над головой. Я вздрагиваю и прижимаюсь животом к полу. – Вот дерьмо, – возмущается Кэрол. – Нужно перенастроить их параметры, чтобы они не подлетали слишком близко. Эта штука едва не задела тебя. Я совсем забыла про дроны, пока занималась работой. Я тяжело дышу. Запах исчез где-то в этом узком коридоре. Решетка под моими лапами вибрирует от всепроникающего рева станции. Мне хочется, чтобы этот нескончаемый гул заглушил шум некоторых дронов, но я все равно слышу их. Я осознаю, что снова начинаю скулить. Я иду вперед, не дожидаясь, когда Кэрол сочтет нужным утешить меня. Не хочу, чтобы ее сочувствие ко мне переросло в жалость. Мы идем дальше по туннелю, проходим мимо других его ответвлений. Я быстро проверяю эти новые туннели. Время течет странно. Я знаю, согласно полученным схемам, мы находимся вблизи от реактора С. Я потеряла след. Я работаю недостаточно хорошо. Я должна сделать так, чтобы между нами с Кэрол возникла взаимосвязь. Я не хочу в отставку. Я хочу заниматься ПС-работами, как меня этому учили в ЦНИИ. Дроны размером с жуков сбиваются в кучки, образуя на стенах черные пятна, а когда мы приближаемся, разлетаются в разные стороны, как мои мысли. Рация Кэрол оживает. – Ага, – говорит она. – Андерс? Как слышно? В рации шуршит голос, но я не могу разобрать, что именно он говорит. Кэрол зачитывает с экрана наши точные координаты. – Сера нашла что-то, но затем потеряла, – говорит она. – Так точно. У нас похожие чувства. Спасибо. – Она обращается ко мне: – Охрана станции выгнала некоторые дроны от реактора С в коридор, ведущий к реактору Е. – Она снова глядит на рацию. Я осматриваю коридор, замечаю жучков-дронов, которые поспешно скрываются в щелях в решетчатом полу и в стенах. Я чувствую совсем слабый, едва различимый запах обгоревшего провода, как будто где-то далеко замкнуло проводку. Как-то странно ощущать здесь этот запах. Я поворачиваю нос в его сторону. Пол под ногами неожиданно сильно дрожит, а затем вибрация идет вниз, и теперь трясется уже весь туннель. Лампочки дрожат в своей арматуре, а последние маленькие дроны со стуком разлетаются по туннелю, теряя свои лапки. Все пляшет у меня перед глазами. Кэрол сгибается и садится возле меня на корточки. Температура в коридоре резко поднимается на двадцать градусов, теперь здесь уже не просто тепло, а жарко. Жарко и влажно. Решетка под ногами дребезжит и, кажется, вот-вот развалится на части. – Реактор С, – кричит Кэрол. – Черт, мы потеряли его! Я не могу придумать другого объяснения, кроме аварийного отключения реактора. Теперь, благодаря информации из досье, я хорошо понимаю, как это происходит. Я сопоставила все эти сведения с данными, которые, казалось, знала всю жизнь, хотя еще утром они ничего для меня не значили. И все благодаря информации, сохраненной в моей биологической памяти. Грохот и вибрации продолжаются еще несколько минут, хотя поначалу складывалось ощущение, что этот катаклизм закончится гораздо быстрее. Кэрол сидит на корточках рядом со мной и по-прежнему рассматривает пустой туннель. Грохот парализует нас. Вентиляционная система у нас над головой работает в ускоренном режиме. Это все равно что оказаться в глотке гигантского воющего зверя, который не замолкает ни на минуту. Секунды кажутся бесконечностью, но постепенно вибрации слабеют, а потом стихают. Тишина пугает. Я вспоминаю новое "Все равно что", которое невольно придумала всего несколько мгновений назад. Теперь на станции работают только три реактора. Ровно половина – 50 процентов. Отключение еще одного может привести к критической ситуации. Кэрол стучит по своей рации. – Проклятье! – бормочет она. Мы находимся неподалеку от реактора С. Я помню слабый запах замкнувшего провода. "Цель поблизости", – говорю я ей. Я возвращаюсь к работе. Меня никогда прежде не просили ловить цель. Поисково-спасательные собаки ищут пострадавших, отыскивают место, где находится пропавший объект, и приводят к нему проводников. Некоторые собаки, обученные работать в горах, выкапывают из-под снега людей, пострадавших при сходе снежных лавин. Но мы сами не вытаскиваем людей из опасных участков – я вешу всего тридцать килограммов и просто физически не смогу этого сделать – и мы не задерживаем преступников. ПС-собаки осуществляют поиск с помощью своего носа, это гораздо более тонкое искусство, нежели применение грубой силы. Но пускай меня и не обучали всему этому, я все же собака с УИ. Я быстро приспосабливаюсь. И мне поручили задание. Поэтому когда я едва не спотыкаюсь о свою цель, а та сразу же ныряет в щель между двумя маленькими трубами, тянущимися вдоль туннеля, который ведет от внешнего пункта управления реактора С, я даже удивляюсь быстроте своей реакции. Я точно знаю, как действовать. И дело здесь даже не в моем улучшенном интеллекте; это нечто намного более глубокое. Тело охватывает жар, оно движется необычайно стремительно. Адреналин превращает мои суставы в чистую расплавленную ярость. Я слышу, как из моего горла вырывается рычание – и в нем звучит не ярость, а нетерпение и алчность. Мои передние лапы вытягиваются и зависают в воздухе, голова низко опущена, взгляд – зафиксирован на этом существе, которое только что заметило меня. Оно застывает в панике, затем бросается наутек. Я с бряцанием и грохотом прыгаю на стену, из-под когтей раздается скрежет, но крыса выскакивает у меня между лап. Кэрол кричит что-то нечленораздельное у меня за спиной – хотя, возможно, она просто мне что-то говорит, но я слишком занята и не могу этого разобрать, – я снова приседаю и совершаю еще один прыжок. Часть мозга, отвечающая за обоняние, буквально кричит мне: "Крыса, крыса, крыса!", а кровь бурлит от чувства, которое я не могу точно определить, но оно близко к отвращению. Я осторожно подбираюсь к своей добыче, моя шея и плечи прижаты к земле, продвигаясь вперед, я подбираю лапы под себя. Мои зубы снова щелкают в воздухе, чтобы сомкнуться вокруг крысы, но мне так и не удается вонзить их в нее. Укусить. Мне хочется укусить ее, как Мэк кусал свою дурацкую игрушку. Я веду себя как животное. Я слышу дыхание крысы, паника быстро охватывает ее. Моя мишень скрывается за углом так стремительно, что я даже не успеваю это заметить. Теперь поле моего обзора сузилось до такой степени, что я почти ослепла. Я разворачиваюсь, но не так элегантно, как моя добыча, масса моего тела не позволяет мне двигаться с таким же проворством, поэтому биологический дрон и смог оторваться от преследования. Позади слышится стук ботинок – у Кэрол всего две ноги, и это лишает ее преимущества в преследовании. Впереди – узкий лаз, технический коридор, состоящий из переплетения труб и проводов. Дрон-крыса ныряет в него. Я с трудом могу протиснуться внутрь. Отталкиваюсь лапами и подтягиваюсь, стараясь пролезть. Я отчаянно бью хвостом, который все еще находится в открытом пространстве, в надежде, что это поможет моему позвоночнику изогнуться и все же пробраться внутрь. Все это ужасно замедляет преследование. Но дрон тоже не в лучшем положении: лаз заканчивается тупиком. Или нет, это не совсем так. Потому что до того, как я пролезла внутрь и перегородила собой весь свет, я заметила в глубине небольшую шахту. Возможно, это часть вентиляционной системы. Я также замечаю, что один из стыков вентиляционной трубы недостаточно хорошо запаян, поэтому из трещины в коридор просачивается воздух. Я чувствую, как он, словно легкий ветерок, касается моих вибриссов. Именно в эту щель и пытается пробраться биологический дрон. Он то лезет внутрь, то подается назад, потом снова пытается протиснуться, его задняя часть отчаянно извивается в воздухе. Он ведет себе так же, как и я. Мы оба замираем по крайней мере на мгновение. У меня еще осталось достаточно разума, чтобы осознать – я не хочу застрять в этом узком неудобном коридоре с локтями, прижатыми к ребрам. Я ориентируюсь в пространстве благодаря температуре окружающих меня объектов, их движению, а также биологическим усовершенствованиям, которые дает мне УИ. Собаки с УИ способны видеть практически в кромешной темноте. Это лишь одно из многочисленных моих преимуществ в сравнении с обычными собаками. Поэтому я вижу, как крыса выбирается из крошечной трещины и озирается по сторонам. Она пытается совладать со своей паникой, а я замираю, прекращая на время это бессмысленное преследование. Крыса делает шаг мне навстречу, садится за задние лапы и смотрит на меня. Судя по всему, она сейчас изучает меня. Размышляет. Драйвер биологического дрона собирает информацию. Крыса похожа на живое существо, но на самом деле это не так. Она практически неотличима от обычного животного, однако ею управляет кто-то еще. Это дрон, хоть он и передвигается как крыса. Шерсть у меня на загривке встает дыбом, но я застряла, и у меня сейчас только одно желание – поскорее вылезти отсюда, подальше от этого зловещего существа. Когти на задних лапах скрипят по металлическому полу, а шерсть на брюхе цепляется за решетку. Похоже, я застряла намертво. – Сера? – доносится приглушенный голос из коридора. – Что, черт побери, ты… – кричит мне Кэрол. Услышав ее, я перестаю извиваться. – Вот дерьмо. Биологический дрон делает еще один шаг. Я различаю в темноте его глаза. Морда грызуна на удивление выразительна. Наши взгляды встречаются. Крыса замирает. Она пахнет не так, как надо. Она пахнет крысой. Но я знаю, что это – моя мишень, потому что она пахнет не как дикая крыса, а как лабораторная или как крыса, живущая в доме. Но она не пахнет как дрон. Однако есть здесь и какой-то еще, знакомый запах. Я вижу мысль, промелькнувшую в глазах крысы. Тварь бросается на меня, я резко дергаюсь назад, насколько позволяет узкий проход, и горячая колющая боль обжигает мне нос. Я визжу, крыса пропадает из вида, мои лапы как будто деревенеют… А вместе с ними и позвоночник и даже моя шерсть Сильное покалывание в шее, во всех костях начинается загрузка данных, нет, не надо Мои задние лапы выскальзывают из-под меня, начинают дергаться. – Сера!