Пинагор Галик осторожно спускается в сине-зеленом полумраке на сто метров ниже, туда, где тихо. Над головой, скрытая мутью, крутится под поверхностью зона перемешивания; поверхность крутится под небесами; посередине крутится бессмертная Намака, вновь набирающая силу после четырех недель слабенького трехбалльного ветра на севере. Прожекторы суба выхватывают темный силуэт: "Сильвия Ирл", надувной пузырь высотой четыре этажа, недавно перенесенный со своего привычного места рядом с Уайт-Шарк-Кафе. Суб вынюхивает дорзальный стыковочный шлюз и цепляется к нему. Галик бормочет прощание пилоту и вываливается в тесную декомпрессионную камеру, оснащенную полудюжиной анатомических сидений и вторым шлюзом – герметично закрытым, – в дополнение к тому, через который Галик попал внутрь. Суб с лязгом отцепляется и скользит прочь, туда, откуда приплыл. Его впускают, когда стрелка показывает девять атмосфер. Мрачный техник в синем комбинезоне ведет его по лабиринту труб, лестниц и переборок, увешанных постерами с акулами. На попытки Галика завязать разговор женщина отвечает хмыканьем и односложными словами и в итоге оставляет его в тускло освещенном отсеке для субов, где каждая переборка переливается синим волносветом. Напоминающая толстого головастика кубмарина покачивается в шахте в центре отсека, шлюз в конце складного мостика открыт. Бока кубмарины щетинятся дарами для морского дна: магнитометрами и ГТЭ[30] – сенсорами, сейсмодатчиками, измерителями скорости течения и цитометрами. Некоторые из них не опознал бы даже океанограф. На корпусе, слева от "Не наступать", написано название: "ИС[31] Пинагор". Оно не может заплыть так далеко и так быстро, как доставивший Галика сюда суб. Но может погрузиться намного, намного глубже. Пилот сосредоточенно изучает предрейсовые инструкции, когда Галик забирается в рубку и закрывает шлюз. Вдыхает запахи пота, мономеров и машинного масла, устраивается в пассажирском кресле. – Я Алистор. – Ага. Вместо приветствия она дергает головой: занавес темных кудрей длиной до челюсти, за ним – скула и профиль. Свет шахты, который сочится внутрь через немногочисленные иллюминаторы высокого давления, рассредоточенные по передней части рубки, словно паучьи глаза, окрашивает пилота в мягкие акварельные тона. Ее глаза не отрываются от пульта управления. – Пристегнитесь. Он пристегивается. Механическое нутро бурчит и рыгает. Огни за иллюминаторами уходят вверх и меркнут. "Пинагор" падает в пустоту. Галик откидывается на спинку кресла. – Далеко до дна? – Минут сорок. Сорок пять. – Приятно снова измерять время в минутах. Мне понадобилось полтора дня, чтобы добраться сюда из Корваллиса, и это при сорока узлах. Пилот стучит по мигающему индикатору, пока тот не начинает гореть ровно. – Знаете, я немного скучаю по старым денькам. Когда можно было просто взлететь и сесть. И этому не мешали никакие проклятые ураганы. Она протягивает руку назад и снимает с крючка ВР[32] – шлем. Надевает, опускает на глаза визор. Галик вздыхает. На таком расстоянии от морского дна ВР бесполезна. Двухмерного дисплея на приборной панели более чем достаточно, когда вокруг тебя на тысячи метров нет ничего, кроме пустого моря. Но за неимением других занятий Галик тоже берет свой шлем и надевает. Он оказывается в жидкой пустоте, в которой мерцают случайные данные и масштабные линейки. Прямо под ними, на тысяче трехстах метрах, по вселенной раскинулась едва видимая полупрозрачная мембрана. В четырехстах метрах под ней – плотный вельвет океанического ложа. – Странно, – бормочет пилот. Галик поднимает визор. – Что? Губы пилота под визором плотно сжаты. – Пикноклин[33] на тринадцати сотнях. Никогда не встречала его так глу… – Тут она вспоминает, что беседует с врагом, и умолкает. Галик закатывает глаза и взвешивает варианты. Решает дерзнуть. – Вы нарушите протокол, если хотя бы скажете мне свое имя? Скрытое шлемом лицо на мгновение поворачивается к нему. – Коа Морено. – Приятно познакомиться, Коа. Чем я умудрился вас разозлить за прошедшие пять минут? – Ничем. Просто мы… не болтаем на глубине. – А. – Он кивает, хотя она не может этого видеть. – Должно быть, вечеринки на "Сильвии Ирл" всегда проходят весело. – Попробуйте провести несколько месяцев, вдыхая переработанный пердеж и отрыжку одних и тех же десяти человек. Очень скоро вы измените свой подход к личному пространству. – Дело не только в этом. В ее позе что-то меняется, плечи едва заметно опускаются, словно она желает сказать: Ладно, придурок, как знаешь. Она поднимает визор и поворачивается к нему. – Возможно, он последний. А вы собираетесь его испоганить, как и все прочее. – Я? – "Наутилус". – Что заставляет вас думать… – Перерыв все до единого парки, заказники и пустыри на суше, вы переместились под воду. Мы видим, что происходит, Алистор. У меня на глазах ушел под воду Остров ящерицы. Клиппертон – одно из последних мест, не тронутых МОМД[34]. Но это лишь вопрос времени, верно? Морское дно – лишь очередной ресурс, который можно уничтожить в ожидании того, пока на нас обрушится потолок. Галик чувствует, как губы кривятся в натянутой улыбке. – Что ж. Полагаю, я сам напросился. Она поворачивается обратно к панели управления. Он делает еще одну попытку. – Это всего лишь предварительная разведка. Она может ни к чему не привести. – Я вас умоляю. Вся область буквально сочится полиметаллами, и вам это прекрасно известно. – Она качает головой. – По правде сказать, я не понимаю, зачем вы вообще соблюдаете формальности. Почему бы не купить себе резиновую печать и не перейти сразу к взрывам? Галик делает осторожный вдох, по-прежнему говорит спокойным, дружелюбным голосом. – Хороший вопрос. Почему же? Она кидает на него мрачный взгляд. Он поднимает руки, ладонями к ней. – Я серьезно. Минералогические данные уже двадцать лет есть в списках, вы сами это сказали. Если они просто хотели взорвать Клиппертон, почему не сделали это много лет назад? Морено отвечает не сразу. – Тут глубоко, – наконец говорит она. – Может, вы сначала занялись легкими мишенями. Может, вы только сейчас заметили эти данные. – Может, они пытались, но МОМД не дал им резиновую печать, – предположил Галик. – Вы все время говорите "они". Как будто вы не из их числа. – Это не "Наутилус" запросил разрешение. И получил отказ. – А кто же? – "ПолиКон". Они пять раз пытались добраться до зоны Клариона-Клиппертона. Но МОМД стоял насмерть. Культурное наследие, заявили они. Беспрецедентное глубоководное биоразнообразие. Уникальная природоохранная ценность. – Чушь собачья. Это больше никого не интересует. – Это МОМД. Интересоваться такими вещами – их работа. – Однако все прочее они перекопали. – Но не это место. – Может, они и не разрешили "ПолиКону". Но вы здесь. – Я же сказал: решение еще не принято. – Ну конечно, – фыркает Морено. – Вы перетащили "Сильви" за сотни километров ради того, чтобы сделать для себя личный базовый лагерь. Вы заморозили все исследования – и следующие восемь часов я потрачу, размещая на морском дне ваши детекторы денег. Думаете, я не знаю, сколько это стоит? Галик пожимает плечами. – Если вы так в этом уверены, всегда можно отказаться. Разорвать контракт. Из принципа. Морено мрачно смотрит на панель управления, где светящиеся штрихи термоклина[35] становятся гуще и начинают подниматься. "Пинагор" дергается и поворачивается, когда особенно плотные сгустки воды лениво шлепают по правому борту.