– Все это дерьмо… оно только и делает, что повторяется снова и снова лишь с небольшими отклонениями, – проговорила она распевным речитативом. – Можешь переживать, можешь не переживать, все равно это никак не повлияет на тот замкнутый круг, в котором я оказалась. И я просто не могу смотреть больше на его гребаное лицо! Если бы ты могла взглянуть на все моими глазами, то поняла бы, что вся эта грязь, которую я про него узнаю, постепенно наслаивается на мое восприятие. С каждой неделей появляется новый слой. И они продолжают нарастать, слой за слоем, слой за слоем. Бонни стала заранее цитировать все, что происходило в реалити-шоу, это было довольно странно, и я спросила ее: новая неделя должна была начаться после полуночи? – Совершенно верно, – сказала она. – Сегодня в полночь. Вторник – последний день перед тем, как все начинается сначала. Я люблю вторники и боюсь их. Однако я с нетерпением жду, когда суперклей исчезнет. – Почему ты не сказала мне об этом раньше на неделе? – Говорила. – Она не могла увидеть ужаса на моем лице, но все равно похлопала меня по руке. – Знаешь, в этот раз я придумала фокус с суперклеем, мне это казалось таким забавным. Но я не собиралась ходить с заклеенными глазами всю неделю. Ну так как, мне удалось устроить тебе вынос мозга? Я задумалась. – Знаешь… – сказала я. – Я ведь человек. Живой человек. Даже если я ничего не могу запомнить. – Знаю, – вздохнула Бонни. – Прости. Сначала я тебе очень завидовала, но когда научилась доказывать окружающим, что это все происходит со мной на самом деле, то начала понимать, как это ужасно. Наконец-то понять правду о том, что случилось, а потом – осознать, что в конце концов все это будет стерто и начнется сызнова. Проблема заключалась в том, что теперь, когда Бонни видела мир в мрачном безрадостном свете, кому-то необходимо было разрядить обстановку и внести позитивный настрой. Но я не была сильна по этой части. Я понимала, что я сегодняшняя, прожившая вместе с ней всю эту неделю, с наступлением полуночи должна буду исчезнуть. Разумеется, Бонни могла воссоздать очень близкое подобие меня нынешней, если в следующий раз будет вести себя точно так же, но мне казалось, что так будет еще хуже. Нет, это точно будет хуже. Я быстро сказала: – А ты можешь сказать что-нибудь вроде волшебной фразы, которая все ускорит, чтобы в следующий раз все события развивались быстрее? – На самом деле нет. И нет никакого волшебного способа скрывать или передавать знания; в противном случае я смогла бы доказать тебе, что ты должна хотя бы раз в жизни проконсультироваться с психиатром. Забавно, что ты упомянула про волшебство. В последнее время я увлеклась черной магией, в основном чтобы отыскать способ, который поможет мне выбраться из этой временной петли, а еще чтобы помочь Нине разобраться в ее проблеме с призраком. Мне стало интересно, что Бонни имела в виду под "последним временем". – Так ты знаешь об этом? Ой, я опять забыла. Ты ведь обо всем знаешь. И у тебя получилось? – Нет, – просто и с грустью ответила она. – Печальная правда заключается в том, что ты не всегда можешь разобраться с тем дерьмом, которое с тобой происходит. – Бедная Нина, – сказала я. Боже, Бонни ведь в самом деле изменилась! Сколько раз за сегодняшний день я подумала об этом? Но я не могла избавиться от этой мысли, ведь все, что она говорила и делала, только подчеркивало эту ее новизну, каждый раз по-новому. Я посмотрела на часы и вздрогнула. – Ой, уже почти полночь, – сказала я, чувствуя, как меня сковывает страх. – Мне просто нужно отвлечься от ужаса бытия и сказать тебе: пожалуйста, в следующий раз постарайся доказать мне все это с самого начала, а потом дай мне немного денег, чтобы я могла не ходить на работу и развлекаться всю неделю. Что скажешь? – Я могла бы так поступить, и мне стоит это сделать. Но все бесполезно. – Ого, как-то непривычно видеть такую мрачную и темную сторону Бонни. Я буду скучать по ней… и нет, я точно не буду по ней скучать. – Мне тяжело было это говорить. Зубы стучали. Полночь почти наступила. Оставалась всего одна секунда. Тот раз, когда Бонни осталась Она шептала всем на ухо, вызывая в нас легкий шок, который мы выражали удивленными вздохами, когда же она добралась до меня, я просто сказала: – Не надо. Я не хотела знать о том, что ей про меня известно, и не важно, что я ей там говорила, ведь это говорила ей не я. (Да, это была я, нет, это была не я.) – Не надо, – сказала я. – Я всему верю. Бонни кивнула и снова села на место. Мы все были потрясены. – Сегодня мне хочется со всеми делиться информацией, – заявила Бонни. – Пожалуйста, спрашивайте меня все, что хотите. Вот несколько вопросов, которые я запомнила. Их было очень много. Вопрос: Как тебе удается столько всего запомнить, если ты не можешь ничего с собой забрать? Ответ: Хороший вопрос. На самом деле для моей памяти это было довольно тяжело. Но я освоила метод локусов, благодаря "Риторике для Геренния" и другим книгам. Первым делом, просыпаясь, я начинаю печатать на компьютере все, что только могу вспомнить. В эти моменты я впадаю в полное исступление. Хорошо, что ты только один раз слышала, как я стучала по клавиатуре! Ха-ха. А еще после того, как я проснулась, я заказываю себе книги и прочее, чтобы все это доставили как можно скорее. Вопрос: Ты когда-нибудь пыталась покончить с собой. Ответ: Нет. Пока мой оптимизм не умер окончательно, я еще надеялась, что смогу в конце концов вырваться из временной петли. Я не хотела рисковать, мне было страшно, что если я покончу с собой, то лишу себя такой возможности. А потом я случайно погибла, и все поняла. Но я никогда бы не стала делать это специально. Я ненавижу тот мрак, в который погружаюсь между циклами. Когда я умерла, это состояние длилось дольше. Вопрос: Какое у тебя самое любимое воспоминание? Ответ: Их так много! Знаю, это покажется слишком слащавым, но мне нравится вспоминать о том, как мы с вами стали ближе. Вы не помните этого, но мы очень сблизились, например, стали обмениваться локонами волос и носить их в медальонах. Даже у нас с тобой, Скотт, были свои памятные моменты. А еще в честь меня был создан один темный магический культ, я не могу сказать, что это мое любимое воспоминание, скорее, интересное, но очень, очень, очень интересное. Ах да, еще много потрясающих воспоминаний связано с сексом. Все верно, я безумно много занималась сексом, и это было так здорово, но, разумеется, было и много посредственных эпизодов, нелепых и даже несколько ужасных. Я же не богиня все-таки. Временами я не могу предугадать, когда произойдет что-то нехорошее, и не в силах помешать этому. И хотя мое тело постоянно перезагружается, с мозгом этого не происходит. Вопрос: Ты хочешь, чтобы это прекратилось? Ответ: Да. Вопрос: Почему ты хочешь, чтобы это прекратилось? Ответ: Во-первых, меня все это достало. Вы даже не представляете, какой чертовски старой я себя ощущаю. Во-вторых, это, конечно, очень эгоистичная причина, но я не горю желанием улучшать себя до бесконечности. То есть даже если ты постоянно проживаешь заново одну и ту же неделю, это не означает, что ты становишься умнее и лучше. Я горжусь тем, какой я стала замечательной, но, кажется, что я зашла в тупик. В-третьих, в последнее время [нам даже стало интересно, что Бонни имела в виду под "последним временем] меня начала тревожить мысль, что этот замкнутый цикл времени постепенно изнашивается. Что каким-то непостижимым образом он истончается, приходит в негодность, и что все это может иметь катастрофические последствия. Как будто в один из моментов он просто выйдет из строя. Неужели вы это не чувствуете? Все кажется таким усталым, потрепанным и печальным. Конечно, это может продолжаться до бесконечности, а может закончиться в любую минуту. [Мы все киваем.] Мне страшно. Вопрос: Ого, а я еще считала депрессивной себя. Ответ: Да. Тебя это тоже касается. Меня тревожит, что происходящее со мной может закончиться, но это будет совсем не тот конец, который бы мне понравился. Я боюсь, что никакого будущего не будет. А я очень хочу, чтобы будущее настало, даже сильнее, чем кто-либо еще… [ "Ну ладно тебе, Бонни!" – говорим мы все]… ну хорошо, я хочу так же, как и все, чтобы оно настало, но мысль о том, что я его не увижу, что никто из нас его не увидит… В этот момент Бонни вдруг замолчала. В эту минуту она была похожа на человека, который со всего маха врезался в стеклянную дверь. То есть сначала будет: "ААААА!" Или: "ОЙ!" А потом: "Ну, конечно, я ведь знала, что здесь дверь!" Она встала и собралась уходить, сказав нам, что эта неделя будет очень напряженной, и нужно все довести до ума, так что, пожалуйста, не делайте глупостей в надежде, что потом сможете все исправить. Пожалуйста. Когда мы попытались задать ей последний вопрос, она просто выбежал из бара, и вопрос повис в воздухе, а затем упал на пол, как шарик из скомканной бумаги. Вопрос был следующим: "Почему именно ты, Бонни?" Он не переставал мучить нас, но мы так и не узнали на него ответ. Бонни решила закатить большую вечеринку у нас в квартире. Она должна была состояться во вторник вечером, в последний вечер ее недели, потому что в неделе Бонни все происходило не в те дни, в какие надо. – Придет много народа, – сказала она, – я знаю, как заманить их сюда. Я ведь заслужила право устроить настоящую вечеринку по случаю дня рождения! В какой-то степени мне уже миллион лет! Я спросила ее, ведет ли она подсчет времени, но она покачала головой и сказала, что у нее всегда были проблемы с запоминанием чисел, хотя это наверняка было ложью. На этой неделе произошло много плохого. Серьезного и жуткого и просто незначительного и скучного. Но во всем остальном неделя была чудесной. И мы все еще помнили ее. Разве это не замечательно? Разве это, черт побери, не главное? На вечеринке, куда пришли все – впрочем, мы практически не сомневались, что Бонни удастся все организовать, – я заметила мужчину, с которым познакомилась на прошлой работе. Того самого Мужчину. Нет, он не был мужчиной с большой буквы, он явно не заслуживал такого определения, и в моей жизни было несколько таких мужчин, но этот был самым последним, поэтому я и скрипела зубами. Самый последний – также означало, что я считала себя уже достаточно зрелой, у меня уже должны были появиться самоуважение и способность предугадывать дальнейшее развитие событий (не слишком ли многого я хотела?), а значит, я уже не должна была говорить мужчине да, когда мне хотелось сказать нет, и тем самым создать предпосылки к тому, что в ответ на мой отказ мужчина все равно сделает все так, как хочется ему и оставит меня в полном смятении с осознанием того, что произошло нечто очень, очень нехорошее. И когда это все равно произошло, я страшно разозлилась на себя, а также на него за то, что он заставил меня злиться на себя, и, разумеется, я разозлилась на себя за то, что разозлилась на себя. Я так накалилась, что у меня шкварчали подушечки пальцев. Время – чуть за полночь. Бонни здесь больше не было. Я почувствовала это, она говорила, что мы это обязательно ощутим. Она сказала, что к ней внезапно пришло озарение, хотя, возможно, это произошло не так уж и внезапно, ведь она размышляла об этом многие годы, но теперь она знала, что делать. Она так долго искала это решение, потому что ситуация была очень странной и сильно расстраивала ее. – Но это только поначалу. Теперь я уже так не переживаю. Никто не должен грустить из-за меня, – сказала она. Бонни решила, что когда придет время, она позволит будущему двигаться дальше. А вперед оно могло двинуться только, если она сама останется в прошлом. Это было несложно, тут прежде всего дело в стремлении и особом взгляде на вещи. Даже черная магия была не нужна. Разве что только самую малость. – Как бы мне хотелось оказаться там! Увидеть все это, – сказала она. – Но я всех вас люблю, и вы все меня достали, а еще меня достала эта моя необычайная способность, и эту способность уже достала я. Мужчина весело общался с молодой женщиной, как будто он заслуживал того, чтобы стоять здесь, заслоняя собой свет. Поразительно, он в самом деле считал себя милым человеком! Окажись я в такой же временной петле, как Бонни, я могла бы размышлять над этой шарадой бесконечные недели напролет. Складывалось ощущение, что он страдал анозогнозией – это такое состояние, когда ты, к примеру, не веришь в наличие у тебя психического заболевания из-за твоей тяжелой душевной болезни. У моей тети, которую я очень любила, тоже были с этим серьезные проблемы. Я боялась, что стану такой же, как она, боялась, что никто не будет верить моим словам, но это все равно случилось. Этот мужчина не был болен. Он просто был малодушным насильником, который причинил много зла, в том числе и в будущем, в которое нам только предстояло вступить. Я прошла по комнате, люди передо мной расступались. Я окликнула его по имени. Он поднял глаза, на его лице не было страха, и от этого мне захотелось порвать его на мелкие кусочки. Я инстинктивно приподняла руку, а он держался уверенно. Кажется, он даже распрямил спину, когда увидел меня. Хотя скорее всего дело было в моем ужасно громком, прямо-таки животном, напоминающем гогот смехе, который заставил его замереть на месте и вытянуться в струнку, словно его горло сжали тонкие пальцы. Можно было заставить его рассказать мне и всем, кто собрался в этой комнате, как он поступил со многими женщинами, кем на самом деле был, и поделиться всем, до мельчайших подробностей, что было у него на уме. Забудь о наказании. Или одно то, что этот мужчина честно обо всем расскажет, пренебрегая чувством самосохранения и самоуважения, станет для него достаточно серьезным наказанием. Или, возможно, он будет наказан впоследствии. Не время было думать об этом. В тот момент я хотела только правды, которую так долго не могла получить. Неужели я и сейчас не смогу ее добиться? Питер Уоттс[29] Питер Уоттс (rifters.com) – бывший гидробиолог, выживший после некротического фасциита, осужденный преступник, чьи романы – несмотря на нездоровую зацикленность на космических вампирах – стали обязательными для изучения в различных университетских курсах, от философии до нейропсихологии. Его работы переведены на двадцать один язык, изданы в тридцати антологиях "лучшего-за-год" (включая эту) и номинированы более чем на пятьдесят наград в дюжине стран. Список полученных наград чуть короче (двадцать одна штука) и включает "Хьюго, "Ширли Джексон" и "Сеюн". Питер Уоттс живет в Торонто с Кейтлин Суит (которая пишет фэнтези), четырьмя кошками, воинственным кроликом, сомом размером с школьный автобус и бандой крутых енотов, которые каждое лето вытрясают из него корм на крыльце. Все они нравятся ему намного больше, чем значительная часть знакомых людей.