– Сайла, посмотри туда! – Мамма хватает меня за плечо и тычет пальцем. Ее искривленная артритом рука дрожит. Кутикулы светло-красные от стирки в холодной воде. Ее палец описывает в небе дугу, которая заканчивается на утесах, окутанных темной тенью. – Видишь тех двоих, вон там? Еще немного, и их не станет. Ненастье не настигло бы их, если бы они не были такими непутевыми. – Она цокает языком. – Вэрил, Лиллит, будьте бдительны. Постарайтесь, чтобы с вами такого не случилось, девочки. В ее голосе слышится гордость и грусть, Мамма вспоминает о своей тете, которая превратилась в молнию. Она была первым человеком погоды в городе. Мы, три девочки, смотрим через залив на утес, потемневший с заходом солнца. На его краю расположилось старое поместье – его, в отличие от остальных, не поглотило море. Это Клиффуотч. Его башни и купола обмотаны стальными кабелями разрушенного моста, они похожи на металлическую лозу, которая опутывает здание, привязывая его к каменистому выступу незыблемого утеса. Все люди погоды живут там до той поры, пока не исчезнут. – Они слишком сильно высунулись из окон, и такие неподвижные… даже не верится, что они – люди. – Вэрил хватает Мамму за руку, опуская ее вниз. Вэрил всегда говорит что-то в этом духе, потому что… – Когда-то они были обычными людьми. Но теперь они – люди погоды, – отвечает Лиллит. …Лиллит постоянно поддается на ее провокации. – Ты даже не знаешь, о чем говоришь, – шепчет Вэрил, и в ее глазах пляшут озорные огоньки – ей так хочется быть первой и лучшей, что она готова из сестры веревки вить. Лиллит всегда и во всем ей уступает. Мамма вздыхает, а я с нетерпением жду, что будет дальше, потому что это всегда бывает весело. Лиллит ужасно вспыльчива. Но к такому ответу никто из нас не готов. – А вот и знаю! Я как-то говорила с одним из них, – кричит Лиллит, а потом зажимает на мгновение рукой рот и смотрит на Вэрил так, словно готова испепелить сестру взглядом за то, что она решила, будто эта выходка сойдет ей с рук. Мамма поворачивается и хватает Лиллит за ухо. – Что ты сделала? – Ее голос дрожит. – Вэрил, не забывай смотреть по сторонам! Когда стихия успокаивается, некоторые люди погоды навещают родственников, живущих в городе. Они разыскивают себе подобных или тех, кто может стать такими же, как они. И когда они приходят в город, матери прячут своих детей. Мамма тащит Лиллит к дому. Проходящий мимо человек погоды вместо того, чтобы предсказывать погоду, глядя на небо, начинает кричать около фонтана, как будто ощущает настроение Маммы. Если люди погоды предупреждают о приближении шквалистого ветра, они никогда не ошибаются. Штормы происходят не по их вине, они просто приходят. Главное – знать, какой это будет шторм, и что делать, когда он начнется. Люди погоды способны это определять. До какого-то момента. Я беру корзину с постиранным бельем. Мамма и Вэрил хватают Лиллит. Мы со всех ног бежим подальше от фонтана, небо между тем становится пепельно-серым, и страшные тяжелые облака нависают над нами. В этот раз Лиллит удается избежать трепки, но она теперь все равно для нас потеряна. Неполный перечень штормов Фелраг: летний ветер, который окрашивает воду в зеленый цвет и сбивает темные тучи в тугие кулаки. Обычно он не несет смертельной угрозы, но все равно о нем нужно оповещать все суда. Броутик: поднимающийся из недр жар выгоняет из-под земли крыс и змей. Улицы начинают кишеть ими, они беспрерывно всех кусают, пока броутик не утихнет и не вернется прохлада. Следите за детьми, чтобы они были бодры и веселы и ничто на земле не угрожало бы им. Приходящий на смену отливу: забытый, едва заметный прилив, не высокий и не низкий – сначала кажется, что на море абсолютный штиль, но затем на поверхность поднимается то, что находилось глубоко под водой. Этот тихий шторм меньше всего похож на шторм. Он безмятежен, как лунный свет на воде, но после него пропадают люди. Слепящая ярость: шторм безмолвия и воздаяния, не ведающий пощады. Весь его ужас заключается в том, что страдает целое поселение до тех пор, пока не устраняют того, кто его вызвал. Он похож на сухой ветер, однако он всегда возникает по вине человека. Яркость: этот шторм яркий, освещенный лучами солнца, с переливами радуги. Он соблазняет поутру молодых женщин, прежде чем они успевают закутаться в свои плащи. Проникает в их легкие и заставляет петь до тех пор, пока они не начинают плакать, пока любая еда не вызывает у них отвращения кроме той, что приготовлена из меда и молока. Женщины бледнеют, а взгляд их стекленеет. Остерегайтесь ярких штормов по весне, о невесты, бедные невесты! Обжигающее облако: горячий воздух становится таким густым, что ослепляет, когда его обугленные руки обвиваются вокруг тех, кого ему удается поймать, затем его клубы проникают в легкие, опаляют слова, лишая их звучания, сжигают все мысли. Обжигающие облака часто сопровождает печаль. Убегайте от них со всех ног и никогда не называйте их по имени. Бледный пепел: густые тяжелые облака, которые приплывают с тех высот, где образуется лед. Когда они рассеиваются, все, что оказалось на их пути, блестит под коркой льда. Постарайтесь прогнать их своими криками, если сможете, пока ваше дыхание тоже не заледенело. Клиффуотч теперь разрушен. Его дальняя стена наполовину обрушилась в океан, так что теперь все эти комнаты частично оказались в воде. Мы подросли и часто ходим туда, рыщем среди развалин. После того как миновало обжигающее облако, Мамма обыскала весь наш дом, пока не нашла заметки Лиллит – они не были подписаны ее именем, но мы все равно узнали почерк. Она левша, и когда она пишет – не важно, мелом или чернилами, – то слегка размазывает то, что написала. Мои записи никогда не бывают размазанными, и у Вэрил – тоже. Бумага – целый лист! – была спрятана в трещину в стене за нашей кроватью. Я ощупала ее пальцами – бумага была плотной, сделанной вручную, и я читала то, что было в ней написано, пока Мамма не вырвала ее у меня. Лиллит составляла список штормов, придумала уже пять новых, смешивая их с уже известными погодными явлениями. Тренировалась. Вы даже не представляете, как на нее кричала Мамма. – Ты ведь не хочешь этим заниматься! Не хочешь! Я спряталась за Вэрил, которая наблюдала все это, выпучив глаза. Для битвы со штормами важен был каждый, но никому не хотелось терять любимых людей. Сперва Лиллит ничего не отвечала. Она стояла неподвижно, как человек погоды. Она действительно хотела этого. Когда мы бросились к ней в комнату, чтобы помочь собраться, Мамма плакала. Пришло время отвести Лиллит на холм, и мэр постучала к нам в дверь. – Уже второй член вашей семьи! Как думаете, Сайла такая же? Или Вэрил? – Мэр пристально посмотрела на нас, а мы прятались за тучным телом Маммы. – Это такая честь. – У Сайлы и Вэрил не хватает ума, чтобы не мокнуть под дождем, куда им придумывать имена для штормов! – ответила Мамма. Она суетливо выпроводила мэра из дома, и они вдвоем повели Лиллит, которая вышла молча, и ее лицо было преисполнено решимости, даже когда гравий захрустел под ее ногами. Мамма оставила вторую по старшинству дочь за воротами и даже не оглянулась, все ли с ней хорошо. Пока не ушла мэр, Мамма куталась в ощущение оказанной ей чести, словно в покрывало, чтобы никто, кроме меня, не увидел, как она плачет. Ведь я знала Мамму немного лучше, чем она думала. Лиллит я тоже знала. Я была самой младшей, поэтому у меня не было особых преимуществ, кроме одного, но самого главного: о моем присутствии постоянно все забывали. И если будешь внимательной, ты многое сможешь узнать. Вот, к примеру: Я знала, что Лиллит раньше остальных чувствовала приближение ветра и воды. Я знала, что Вэрил каждый вечер тренировалась у себя в комнате, пыталась наверстать упущенное. Я знала, что Мамма не раз засыпала с рыданиями, а Вэрил хотела превратиться в дождь или снег. И никто не знал, во что превратится Лиллит, когда уйдет. А я знала, во что бы Лиллит ни превратилась: в облака или в дождь, следующей буду я, а не Вэрил. Я. И что, возможно, обо мне тоже кто-нибудь будет плакать. Я уже начала составлять списки. Я готовилась. Мамма постоянно поднимается вверх к Клиффуотчу. – Вы оставайтесь дома, – говорит она мне и Вэрил. Но я все равно следую за ней, стараюсь держаться поближе и вижу, как Лиллит обходит все туманы по краю утеса, вижу, как широкая спина Маммы сотрясается от рыданий. Люди погоды и должны определить штормы, о которых думают, дать им имя, а потом предупредить всех нас о состоянии погоды и в конечном счете сражаться с ней. И ничего с этим не поделаешь. В наше с Маммой отсутствие к нам в дом приходит мэр и вешает ленточку нам на дверь. Каждый вторник мы будем получать дополнительную порцию молока. Но это все равно ничего не способно исправить. Молоко не заменит сестру. – Погода продолжает забирать их. – Голос Маммы полон гордости и грусти, когда она возвращается. Теперь она больше уже никогда не произносит слово "непутевая", не слушает других, когда они начинали приводить в качестве поучительного примера Лиллит или ее тетку. – Мы брюзжим из-за нашего себялюбия, – говорит она. – Мы не хотим, чтобы они менялись. – Ее тетя ушла уже давным-давно. В самом начале мы все дважды навещали Лиллит. Один раз, когда следовали за шквалистым ветром, который пронесся по городу. Второй раз – внизу, у рыбацких лодок, где любят играть молнии. Она спасла рыбака, которого стало уносить в открытое море, вернула его лодку обратно в безопасную гавань. Мы могли бы навещать ее чаще, но Мамма не хотела, чтобы мы нахватались каких-нибудь идей. Около нашей двери появляется корзина с устрицами. А в другой раз – связка копченой рыбы. Когда приходят штормы, люди погоды прогоняют их, называя их имена. Крича на них. Еще можно нырнуть прямо в шторм и разбить его на части, но такая вероятность появляется лишь после того, как ты превратишься в ветер или дождь.