– Он страшный, – прошептала она. – Ты пойдешь со мной? На встречу с ним? Теджу пришлось отвернуться, потому что Ниме не стоило видеть, как один из ее наставников плачет. Никто не думал, что Отто Хан выиграет выборы. Он был тихим кандидатом-аутсайдером. По данным всех опросов, сначала он плелся где-то в конце списка, но затем неожиданно стал набирать популярность после того, как остальные кандидаты утомили всех своими пустыми обещаниями. Вначале Орден даже не переживал особенно на его счет – этой чести удостоилась другая кандидатка – она увлекалась демагогией и стремилась раздуть пламя военных настроений, чем приводила своих сторонников в дикий экстаз. Но она сгорела ярче и быстрее, чем тот костер ярости, который ей удалось разжечь в народных массах. Напряжение в Ордене немного спало, когда ее популярность сошла на нет, хотя после своего ухода она оставила следы сажи в виде рассерженных демонстрантов, которые кричали: "У нас есть ракеты, мы должны использовать их!" Они ничего не понимали, эти люди. Они забыли. Но Орден был создан для того, чтобы ничего не забывать. Все началось, когда за две недели до выборов репортер спросил Отто Хана его мнение по поводу серийных ракет. "Я думаю, что если они так важны, с военной точки зрения, то для защиты нашей страны мы должны использовать все имеющиеся у нас средства, – ответил он. – Мы ведем войну. А значит, нужно рассматривать все варианты развития событий". Ответ посеял панику в Ордене, но не получил широкой огласки. Старейшины Ордена связались со средствами массовой информации и стали просить других журналистов надавить на Хана и задать ему другие важные вопросы, пока еще не было поздно: "Как вы можете оправдывать применение оружия, способного в одно мгновение превратить в пар целый город: здания, детей, больницы, военнопленных, миллионы ни в чем не повинных гражданских, все, что находится на территории в сотни миль? Разве это не военное преступление?" "Как вы можете согласиться с тем, что вы войдете в историю как единственная страна в мире, использовавшая против людей серийное оружие? Как вы можете совершить то, что мы всегда считали немыслимым?" И еще один, наиболее важный для десятилетней девочки из Ордена, а также всех, кто ее знал: "Вы правда, настолько сильно хотите использовать это оружие, что поступите так, как требует того закон, и своими руками убьете ребенка – вашего соотечественника, чтобы получить доступ к этому оружию?" Но на все это не нашлось времени. Никто не задал Хану этих вопросов, пока он не был избран. Чаще всего Нима перечитывает стихотворение, написанное Акутой Миссоутои двести лет назад, когда он потерял всю свою семью во время разрушения Столицы. Снег падает в пустоту, Я хотел бы принести благовония к трем маленьким могилам, Но у эха не бывает могил. Мрачная тоска, наполняющая это стихотворение, еще больше укрепляла ее в тех убеждениях, которые в ней воспитывали, и подтверждала правоту Ордена. Теперь последняя строчка непрерывно крутилась у нее в голове, отзываясь глухим эхо. Над ней будто нависал высеченный из гранита образ президента Отто Хана, он стоял, сжимая нож, и руки его были обагрены алой кровью – ее кровью. Нима крепко сжала руку Теджа. От страха все ее чувства обострились. Это ведь было нормально – бояться? Когда ты выполняешь свой долг? Шрам на груди, на том месте, где хирурги вставили капсулу, болел. Это произошло еще месяц назад, после выборов, но до вступления Хана в должность. За это время Нима привыкла к боли, она стала неотъемлемой частью ее существования. Они с Теджем шли вместе под длинной аркой по направлению к Столице, их окружали вздымающиеся в небо сияющие конструкции из металла и камня. Высокий темнокожий мужчина и маленькая бледная девочка. И сложно сказать, кто их них крепче сжимает руку другого. Когда они подходят к Башне, новый президент не заставляет их ждать. Группа красиво одетых сотрудников без промедления проводят их внутрь, даже не спрашивая, кто они такие. Хотя их одежда ничего не говорила о том, кем они являлись, их лица здесь уже знали. Отто Хан встал из-за своего стола и приветствовал их сдержанным вежливым поклоном. Тедж в ответ поклонился так же вежливо. "В жизни он гораздо больше", – немея от ужаса, подумала Нима. И еще у него был такой суровый и неприступный вид. И ей казалось, что стоит к нему притронуться, и ее рука сломается. – Старейшина Рокайя, – сказал он Теджу, и эти его слова послужили чем-то вроде приветствия. – А это, должно быть, мой курьер? – Да, сэр, – ответила Нима. – Меня зовут… – Я не хочу знать твоего имени. – Он повернулся к Теджу. – Вы, священники Ордена, просто животные! Это варварство. – Ее зовут Нима, – тихо сказал Тедж, но его мысли были не такими спокойными: "Ракеты – вот настоящее варварство. И вы принимаете решение, становиться на этот варварский путь или нет, а не мы". Президент мог бы сейчас сказать, что он не станет использовать оружие, которое бросает вызов основам гуманизма и может погубить всю жизнь на Земле. Он мог бы заявить, что Ниме ничего не угрожает, и что она станет выполнять исключительно церемониальные функции, как и было в прошлом. Однако он не стал этого делать. – Меня ввели в курс дела, – ответил Хан. – И я сказал моим генералам, что прошло уже несколько столетий, и мы, разумеется, могли бы найти способ получше. Но вы продолжаете сохранять приверженность букве ваших законов, не так ли? – Сэр, мы считаем, что так будет лучше. – Это сказал не Тедж, а Нима. Во рту у нее пересохло, и она с трудом произносила слова. "Ты должна поговорить с президентом, должна воздействовать на его разум, на отношение к жизни". Слова наставника барабанной дробью звучали в ее голове. Хан сосредоточил на ней свое внимание, и Нима вся сжалась от страха. – Разумеется, вы так считаете, – сказал он, а затем обратился к Теджу: – Ваши люди научили ее этим словам. И теперь, если мне понадобится код доступа к оружию, которое может всех нас защитить, мне нужно будет убить ее, чтобы извлечь этот код из ее тела. Это так подло. Теджу с трудом удавалось сохранять бесстрастное выражение лица. – Вы знаете, что сейчас, прямо сейчас творится на южных территориях, что делают с нашими людьми выходцы с Бэронских островов? Вы знаете, что они обещали сделать с жителями Койву и Микаты? У Койву есть свои серийные ракеты. Если островитяне получат эти технологии… поверьте мне, они не станут вынуждать своих лидеров убивать маленьких девочек, чтобы получить к ним доступ. Но даже если такая необходимость возникнет, их лидеры не станут колебаться. Тедж мог бы часами спорить по каждому из этих пунктов. Он мог бы обратить внимание на необходимость соблюдать равновесие между силой и моралью, объяснить основное убеждение Ордена, что никто по приказу властей не может нажать на кнопку, убив тем самым тысячи незнакомых детей, которые находятся где-то далеко, если они не видят оснований для казни одного-единственного ребенка, который находится прямо перед ними. Ведь без этого груза ответственности ни один президент не сможет в полной мере осознать, на что он идет, когда просит о возможности совершить подобный поступок. – Мне сказали, что она станет моим личным помощником, – сказал Хан. – И я не могу отказаться. – Совершенно верно, сэр, – ответил Тедж. Курьер всегда должен находиться в непосредственной близости от президента на случай, если, да избавит нас от этого Мир, в ней возникнет необходимость. Это зависело от президента. Однако она могла наладить с ним эмоциональный контакт и таким образом спасти не только себя, но и жизни миллионов. А в этом уже заключалась задача Ордена. – Ну хорошо, Старейшина, вы можете идти. Не так ли, Нима? – Он с грозным видом остановился, возвышаясь над ней. – Да, сэр. – Надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу этого. Нима не знала, как ответить. Хотела ли она, чтобы так произошло лишь потому, что выбрали именно ее? Хотел ли этого Орден, или они просто делали то, что необходимо? Хотел ли этого вообще кто-нибудь? Ей вспомнились другие строки из того же самого стихотворения Миссоутои: Я слышу по радио, что мы сдаемся. "Нет у нас выбора", – говорят они. И они повторяли то же, когда мы шли воевать. Нима сидела в углу президентского офиса в Башне и грызла кончик своего стилуса. Это была дурная привычка, учителя старались отучить ее, но у них ничего не вышло. Теперь она носила ливрею, как и все сотрудники башни, ее тонкие волосы были заплетены в аккуратные косички, как и у остальных ассистентов и слуг, но тем не менее всем про нее было известно: она замечала, как люди обходили ее стороной и перешептывались, стараясь не смотреть в ее сторону. – О чем это ты так призадумалась? Нима подскочила от неожиданности. Она старалась как можно больше общаться с Отто Ханом, но он по возможности избегал ее и совсем мало с ней разговаривал. Президент благодарил ее, когда она приносила ему документы, напитки или его личные вещи, и никогда ни о чем не спрашивал. – Пытаюсь придумать рифму, сэр, – честно ответила она. – Рифму? Для чего? – Мне нравится поэзия. – Она закрыла свой блокнот и повернулась, чтобы он мог смотреть ей в лицо со своего места за широким президентским столом. – Я знаю, не у всех стихов бывает рифма. Но я не настолько хорошая поэтесса, чтобы сочинять стихи без рифмы. – Так ты поэтесса? Ну ладно, прочитай мне что-нибудь свое. Румянец разлился по шее Нимы. Наставники в Ордене всегда поощряли ее интерес к поэзии – они говорили, что это хорошо, если курьерами становились разносторонние люди; о детях, обладающих индивидуальностью, будут особенно горевать в случае их гибели; к тому же всегда оставалась надежда, что даже те, кого в итоге выберут курьерами, смогут вырасти и стать взрослыми. Однако Нима никогда еще не читала вслух свои стихотворения. Большинство написанных ею стихов были совсем бесцветными. Еще вчера она написала стихотворение под названием "В следующем году?". Там были строки: "Древо персика стряхивает лепестки / Радостным розовым снегом / Крепко я их прижимаю к груди / Как последнее, что осталось в мире этом". Президент по-прежнему казался ей слишком грозным, и она боялась читать ему свои стихи. А вдруг он накричит на нее? Или хуже того, проигнорирует или посмеется над ней – ведь он был тем самым человеком, от которого зависело все. – Вот стихотворение, которое я написала, пока мы посещали одно аграрное государство несколько недель назад, – сказала она, быстро решив, что этот стих абсолютно безобиден и его можно прочитать. – Про милые фермы, которые мы спасаем. – Она вздохнула и прочитала его, прежде чем от волнения лишилась дара речи. Нима смогла прочитать все пять строф, но в самом конце голос ее дрогнул. Отто Хан улыбался. Она и не знала, что он умел улыбаться. – Это все ты сама сочинила? – спросил он, когда она закончила. – Да, сэр. – Ну надо же! – Он встал, подошел к ней и посмотрел в окно Башни на освещенное солнцем лоскутное одеяло Столицы внизу. – Нима, я люблю наш народ. Ты можешь это понять? – Думаю да, сэр. – Нима тоже любила свой народ. Ее учили истории страны с тех пор, как она научилась ходить. – Мне кажется, что я люблю всех людей. Но особенно мне нравится, что для нас также очень важны жители всех остальных стран. – Ох уж этот твой Орден. – Он положил свою короткую шершавую ладонь ей на плечо. – Я по-прежнему не согласен с ним. Но я буду очень рад, если ты сможешь вырасти и поспорить со мной по этому вопросу. – Сэр?