– Переводчица? – Похоже, за время ее отсутствия все получили новые имена. – Ну… да. Оказалось, что эти устройства можно использовать и для общения. Первоначально их применяли для того, чтобы читать мысли пациентов, находящихся в вегетативном состоянии. Мы не сразу догадались, что с головоногим прибор будет работать похожим образом. – Он смущенно рассмеялся. – Хотя это и было очевидно. – Да, – согласилась Наталья. Ей тоже не приходило это прежде в голову. Праздник, разумеется, проводился не на побережье. А на том месте, где должны были проводиться работы по восстановлению кораллового рифа. На месте мертвого рифа, населенного призраками прошлого. Пытаясь прогнать поселившийся в ее груди страх, Наталья напомнила себе, что в данный момент риф был в процессе реанимации. Риф Лазаря. Риф – монстр Франкенштейна. Риф зомби. Но это все равно не помогало ей отвлечься. Хорошо хоть до места они добирались на корабле: большом, быстром и удобном. – Ринго не любит вертолеты, – с сочувствием проговорил Гилкрест, когда она встретила его на палубе. – Я так переживал после того, как мы это узнали! – Да уж, – с удивлением согласилась Наталья. – Смотрите! – Гилкерст указал рукой на воду. – Дельфины. – Они молча наблюдали за ними несколько минут и после каждого прыжка ждали, появятся ли дельфины снова или скроются под водой. – Возможно, в следующий раз мы задействуем их. Наталья не знала, как реагировать на эту новость: с радостью или тревогой. – Как вы использовали воспоминания осьминога при восстановлении рифа? – Мы не располагали полноценными картами рифа, – сказал Гилкрест. – Имелись крупномасштабные карты региона, где он находился, а также разрозненные видеозаписи, сделанные дайверами на отдельных небольших участках рифа, но никаких документальных сведений о том, как он выглядел изначально, не было. Ринго предоставил нам более подробную информацию. – Он положил руку на перила и продолжил рассказ: – Разумеется, мы не пытаемся воссоздать риф в точности по воспоминаниям Ринго. В этом нет практического смысла, да это и невозможно. Но его воспоминания предоставили нам ценную информацию: мы смогли уточнить размеры различных морских жителей, выяснить, на какую глубину погружались кораллы того или иного вида и так далее. – Осьминог-консультант, – сказала Наталья, оглядываясь, словно Ваниль мог ее услышать. Она не подходила близко к контейнеру с Ванилью, так как не хотела встречаться с осьминогом таким образом, но теперь поймала себя на мысли, что все же должна поздороваться с ним. Как бы между делом. Гилкрест рассмеялся. – Да. Возможно, даже в большей степени, чем вы думаете. Мы пытаемся понять, как с помощью расшифровок воспоминаний Ринго выяснить, в каком направлении нам двигаться дальше. – Правда? Звучит потрясающе! – Впервые у Натальи возникло желание вернуться в проект, но прежде чем она успела придумать, как перейти к этой теме, рев мотора сменил тональность. Они прибыли на место, и нужно было подготовиться. Наталья волновалась перед новой встречей с Ванилью, но когда она спустилась в воду, там уже было много людей. Она увидела новую переводчицу и нескольких боссов компании, включая Кирка, на всех были гидрокостюмы с регуляторами давления газа в баллонах. Однако переводчица – высокая австралийка – собрала вокруг себя группу на поверхности и стала все подробно объяснять, поправляя экипировку для подводного плавания. Создавалось впечатление, что она специально отвлекала их внимание, пока Наталья в своей неудобной маске погружалась под воду вместе с Ванилью. Она не могла заставить себя включить гарнитуру. Не могла. Однако осьминог кружил около нее, приветствуя, протягивая к ней одно щупальце за другим, но не касаясь ее. "Ваниль осторожен со мной так же, как я была осторожна с ним", – подумала Наталья и подала сигнал. Кораллы, словно цветы, распустились перед ее глазами, они были яркими и причудливыми, постоянно изменялись – на месте старых форм возникали новые, а вокруг них танцевали мелкие рыбешки, плавали угри и множество осьминогов. – Что это? – спросила Наталья через переговорное устройство. – Все выглядит иначе. – О да, – ответил Гилкрест. – Мы пытаемся задействовать разные части мозга. И мы думаем, что все это – плод воображения Ринго. – Когда Наталья ничего не ответила, он продолжил: – Это будущее. Тед Чан[18] Тед Чан опубликовал свой первый рассказ ("Вавилонская башня") в журнале Omni в 1990-м году. Этот рассказ был удостоен премии "Небьюла" – и за следующие двадцать три года Чан написал всего тринадцать рассказов. Многие из них получили награды "Хьюго", "Небьюла", "Локус", "Старджон" и "Сайдуайз"; они изданы в сборниках "История твоей жизни" и "Выдох". Повесть "История твоей жизни" впоследствии была экранизирована под названием "Прибытие". На дворе 2059-й, а богатые детки по-прежнему выигрывают На прошлой неделе "Таймс" опубликовала статью о долгосрочных последствиях проекта "Генное равенство", филантропической попытки обеспечить низшим слоям общества доступ к когнитивным генетическим достижениям. Результаты преимущественно разочаровывали. Хотя большинство детей, рожденных в ходе проекта, уже окончили четырехгодичный колледж, лишь немногие поступили в хорошие университеты – и только единицы нашли работу с хорошей зарплатой или возможностью продвижения по карьерной лестнице. Теперь, когда у нас перед глазами эти данные, пришло время переоценить эффективность и целесообразность генной инженерии. Намерения, стоявшие за проектом "Генное равенство", были добрыми. Страховка покрывала терапевтическое генетическое вмешательство, например, коррекцию мутаций, вызывающих муковисцидоз и болезнь Гентингтона, с тех самых пор, как процедуру одобрило Управление по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными препаратами, а значит, ею могли пользоваться дети родителей с низким доходом. Однако дополнения вроде когнитивных улучшений не покрывала даже частная страховка, и потому их могли позволить себе только богатые родители. Двадцать пять лет назад, на волне страхов, что у нас на глазах рождается кастовая система, основанная на генетическом неравенстве, возник проект "Генное равенство", позволивший пятистам небогатым парам повысить интеллект своих детей. Проект предлагал обычный протокол когнитивного улучшения, включавший модификации восьмидесяти генов, связанных с интеллектом. Каждая отдельная модификация оказывала незначительное влияние на интеллект, однако вместе они обычно давали ребенку коэффициент интеллекта в районе ста тридцати, то есть обеспечивали ему место в первых пяти процентах популяции. Этот протокол стал одним из самых популярных улучшений, что покупали богатые родители, и в прессе его продукт нередко называют "Новой элитой", имея в виду генетически модифицированных молодых людей, которые все чаще занимают руководящие посты в современных американских корпорациях. Однако пятьсот объектов "Генного равенства" не наслаждаются карьерным успехом, хотя бы отдаленно напоминающим успех "Новой элиты", хотя и подверглись тому же протоколу. Провалу проекта находят различные объяснения. Консерваторы заявляют, что это свидетельство того, что некоторые расы нельзя улучшить, ведь многие – пусть и не все – участники проекта не были белыми. Сторонники теории заговора обвиняют генетиков в должностных злоупотреблениях, утверждая, что те преследовали скрытую цель не дать низшим классам воспользоваться генетическими улучшениями. Но нужда в этих объяснениях отпадает, если вспомнить фундаментальную ошибку проекта "Генное равенство": когнитивные улучшения имеют смысл лишь тогда, когда ты живешь в обществе, которое поощряет способности, а к Соединенным Штатам это не относится. Уже несколько десятилетий известно, что по зип-коду человека можно с высокой вероятностью предсказать его пожизненный доход, образование и здоровье. Однако мы продолжаем игнорировать этот факт, поскольку он противоречит одному из главных национальных мифов: ум и трудолюбие позволяют выбиться в люди. Отсутствие наследуемых титулов заставило людей забыть о том, какое значение имеет семейный достаток, и заявить, будто каждый успешный человек сам заработал свой успех. Свидетельством этого является уверенность богатых родителей в том, что генетические модификации повысят шансы их детей на процветание: они верят, что способности приведут к успеху, потому что полагают, будто их собственный успех является результатом их способностей. Те, кто считает, будто Новая элита поднимается по корпоративной лестнице исключительно благодаря своим заслугам: подумайте о том, что многие из них занимают руководящие посты, однако исторически коэффициент интеллекта весьма слабо коррелирует с эффективностью руководства. Также подумайте о том, что богатые родители часто покупают для своих детей генетическое увеличение роста, а склонность считать более высоких индивидуумов более способными руководителями хорошо документирована. В обществе, которое постепенно охватывает одержимость личными качествами, быть генетически модифицированным – все равно что иметь звание магистра по деловому администрированию, полученное в университете Лиги плюща: это скорее знак статуса, повышающий привлекательность его носителя как сотрудника, нежели показатель реальной компетенции. Я не хочу сказать, что гены, связанные с интеллектом, не играют никакой роли в достижении успеха; разумеется, играют. Они – существенная составляющая положительной обратной связи: когда ребенок демонстрирует способность к какому-либо занятию, мы поощряем его ресурсами – техническим оснащением, частными учителями, поддержкой, – чтобы развить эту способность; гены позволяют ему при помощи этих ресурсов добиваться лучших показателей, которые мы вознаграждаем еще более хорошими ресурсами; цикл продолжается, пока, повзрослев, ребенок не достигает чрезвычайных карьерных успехов. Но малообеспеченные семьи, живущие в кварталах, где школы страдают от нехватки финансирования, часто не могут поддерживать эту положительную обратную связь; проект "Генное равенство" не предложил никаких иных ресурсов, помимо улучшенных генов, а без этих дополнительных ресурсов потенциал генов так и не смог реализоваться в полной мере. У нас на глазах действительно возникает новая кастовая система, но не та, что основывается на биологических различиях в способностях, а та, что использует биологию для оправдания существующих классовых различий. Мы должны положить этому конец, однако для этого потребуется нечто большее, нежели бесплатные генетические улучшения за счет благотворительного фонда. Потребуется разобраться со структурным неравенством во всех аспектах нашего общества, от жилищных условий до образования и рабочих мест. Эту проблему нельзя решить, улучшая людей; для ее решения требуется улучшить наше отношение к людям. Это не означает, что проект "Генное равенство" не нужно повторять в будущем. Вместо того чтобы рассматривать его как лекарство от болезни, можно видеть в нем диагностический тест, нечто, что следует проводить через регулярные промежутки времени, чтобы оценить, как близко мы подошли к достижению цели. Лишь когда бенефициары бесплатных когнитивных генетических улучшений станут столь же успешными, как и те, кому эти улучшения купили родители, у нас появится повод верить, что мы живем в справедливом обществе. Под конец давайте вспомним один из первых аргументов, прозвучавших во время первых дебатов о легализации когнитивных генетических улучшений. Некоторые ее сторонники утверждали, что с этической точки зрения мы обязаны проводить когнитивные улучшения, поскольку они принесут человечеству неоспоримую пользу. Но без сомнения, человечество лишилось многих гениев, чьи способности изменить мир не были реализованы, потому что их потенциал погиб под гнетом окружающей нищеты. Наша цель должна заключаться в том, чтобы обеспечить каждому человеку возможность полностью реализовать свой потенциал, вне зависимости от обстоятельств его рождения. Такой план действий принесет человечеству не меньшую пользу, чем внедрение когнитивных генетических улучшений, и позволит нам намного эффективнее исполнить свои этические обязательства. Рич Ларсон[19] Рич Ларсон (richwlarson.tumblr.com) родился в Нигере в деревне Галми, жил в Канаде, Соединенных Штатах и Испании, а сейчас проживает в Праге, столице Чехии. Он является автором романа Annex ("Приложение") и сборника Tomorrow Factory ("Фабрика завтрашнего дня"), в который вошли лучшие из его более чем 150 опубликованных рассказов. Его работы были переведены на польский, чешский, французский, итальянский, вьетнамский и китайский языки. Канун Дня Заражения в Сомнамбулическом доме В сгущающихся сумерках Бурджвик играл с Джибом в "плевальщиков" на лужайке перед Сомнамбулическим домом, пока небо не стало черным, как чернила. Игру подарил Бурдживку его любимый дядя, который приехал днем в ползучем экипаже. Дядя Беллерофон увлекался генным искусством и всегда приносил интересные подарки в канун Дня Заражения. В последний раз он принес две толстые фиолетовые трубки, которые плевались. Нужно было нажать на маленький костяной спусковой крючок, и тогда из трубки выстреливал блестящий прозрачный клей, достаточно липкий, чтобы склеить пальцы противника или чтобы его нога прилипла к земле – именно это и стало целью новоизобретенной игры. – Почему ты все время уворачиваешься, Джиб?! – возмущался Бурджвик. – Я так в тебя никогда не попаду! Джиб только усмехнулся, показав свои кривые зубы, и вытер нос рукавом бледно-желтой рубахи слуги, которая скрывала почти все пораженные участки его тела. – Ты бы тоже научился хорошо уворачиваться, если бы работал на кухне. У повара чертовски тяжелая металлическая рука. Бурджвик сделал выпад вперед и нажал на спусковой крючок; длинная лента клея выстрелила в воздух, но Джиб отпрянул в сторону. – Ты будешь поваренком, а я – аристократом, – пропел он. – И я буду целый день есть культивированное мясо в постели, а тебе повар надерет уши. – Какая ужасная идея! Мне стоило бы избить тебя за такие слова, – ответил Бурджвик, он часто высказывал угрозы, однако редко исполнял их. Играть с Джибом было гораздо интереснее, чем с Мортисом – старшим братом Бурджвика, хотя Джиб был всего лишь слугой, да к тому же близился канун Дня Заражения. В эту пору в доме все шло кувырком, казалось, даже воздух наполнялся жужжанием, и в том, что Джиб позволял себе высказывать такие странные и неподобающие желания, не было ничего удивительного. – Это отличный способ попрактиковаться перед охотой. – Бурджвик озвучил мысль, которая неожиданно посетила его. – У Мортиса теперь новое ружье, а свое старое он отдаст мне. – Да что ты говоришь! – крикнул Джиб, а затем подскочил, сжимая своего плевальщика в руке. – Получай! Бурджвик отклонился в сторону, но все равно клей забрызгал его черную шкуру на коленях. Ворсинки зашевелились и начали поглощать клей. Бурджвик со смехом вскочил и бросился догонять удирающего Джиба. Они бегали по газону, прятались за зловещими желтыми светящимися деревьями и декоративными склепами из пенопласта. Уже окончательно стемнело, и стали зажигаться мерцающие твердые огни, но от этого игра стала еще интереснее, особенно когда из темноты, щелкая зубами, на тебя выпрыгивал огненный зараженный монстр, или мимо, кружась в воздухе, проносилась стая зараженных птиц. Слуги заканчивали украшать территорию и были возмущены тому, что сгустки клея пролетали так близко от плодов их трудов. Один из них даже пытался заставить Джиба помочь им, но Бурджвик заступился за него. Последним элементом в украшении лужайки стала цистерна для утопленника. Устроена она была весьма хитроумно. Краны на ней можно было поворачивать, чтобы регулировать напор воды, а также ее температуру, а еще там был рычаг, который выпускал маленькое колючее и кусачее существо, как только цистерна достаточно заполнялась водой. Внутри горел мягкий голубой свет. В прежние годы в цистерну сажали доппеля. Но сегодня там находился молодой человек, который на прошлой неделе украл у матери Бурджвика пузырек с клеточными соединителями. Он сидел на корточках на дне, тяжело и прерывисто дыша от страха. Джиб остановился, чтобы проверить, стоит ли цистерна утопленника на прежнем месте, и Бурджвик, наконец, смог приклеить правую ногу своего товарища к земле. – Попался! – злорадно воскликнул он. Джиб посмотрел на свою прилипшую ногу, попытался высвободить ее, но без особого энтузиазма, а потом снова взглянул на цистерну.