Он очевидно имел в виду «достижения» режима апартхейда, как его называют на африкаанс сами южноафриканцы. Эти сомнительные постулаты вызвали неприятие у Германа, но он не подал виду, смакуя действительно прекрасное белое вино. Вероятно, и закуски, и основное блюдо предполагались быть рыбными. — Вы разве не согласны со мной, месье Крэйс? — Целиком и полностью, — охотно откликнулся Герман, раскладывая накрахмаленную салфетку у себя на коленях. Открывать дискуссию в преддверии гурманского действа он не планировал. — Чудесно, когда находишь единомышленника, да еще такого крупного ученого, как вы. Я читал все без исключения ваши научные труды и смею заметить, что они просто-таки гениальны. Нам необходимы такие ученые. — Вам? — уточнил Крэйс. — Нашему государству. Дело в том, что я работаю на государство и на его безопасность. Мы запланировали создать уникальный в своем роде проект. Правительство не скупится ни на зарплаты специалистам, ни на закупку оборудования. Если нашим ученым понадобится любое оборудование, какое только существует в природе, мы тут же доставим его в лучшем виде. Крэйс вздохнул с облегчением, понимая, что предложение Бассона не будет носить интимный характер. — Это правильный подход, — одобрил Герман, принимаясь за лангуста. — Ученые не должны быть скованы ни финансово, ни обеспечением оборудованием. — Я бы добавил, что их нельзя сковывать и морально. Герман откинулся на спинку кресла и посмотрел на Вутера с непониманием. — Да-да, и морально, — повторил он. Крэйс, который до этой минуты чувствовал себя довольно вольготно и планировал насладиться великолепными угощением, понял, что дело принимает скверный оборот. Фраза насчет морали могла означать лишь одно в контексте их беседы — опыты над людьми, живыми людьми. Нормальной реакцией нормального ученого было бы категорическое отторжение такой постановки дела. Но в конце концов, пока Бассон не предлагал ничего конкретного, и можно рассуждать отвлеченно, что Крэйс и сделал: — Если вы имеете в виду то, о чем я подумал, то это идеальные условия для работы, но зная отношение общества к подобным вещам, я уж не говорю об отношении власти и юридической подоплеке проблемы…. — Невероятно приятно разговаривать с умным человеком, — аж подпрыгнул на кресле Бассон. — Понимаем друг другу с полуслова… А если предположить, что и власть, и закон на нашей стороне? — Предположить? — Нет. Так и есть на деле, — посерьезнел Вутер. — Все в наших руках, — он потряс небольшим волосатым кулаком. — Вот где. — Ну-ну, — скептически поджал губы Герман. — В ЮАР — да, а как отнесутся другие страны, мировое медицинское сообщество к такому более чем смелому подходу к решению научно-исследовательских проблем? — Плевать! — сорвалось у Бассона, он тут же поправился: — Никто не узнает, это будет сугубо засекреченный проект, так сказать, для внутреннего пользования. — Так какой же смысл ученым принимать в нем участие, если полученные данные они не смогут использовать в дальнейшей своей карьере? Бассон достал записную книжку в золотой металлической обложке. Крэйс не удивился бы, если обложка была на самом деле из чистого золота. Вутер что-то быстро нацарапал перьевой ручкой с таким же золотистым корпусом. Вырвал листок и протянул Герману. — И что это означает? — спросил Герман, глядя на семизначную цифру. — Это будет ваш заработок в год. В рандах[25]. Плюс очень комфортабельный дом с бассейном и персональная лаборатория. В этом смысл, — улыбнулся он. «Молодой да ранний», — вспомнил Крэйс любимую присказку отца, посмотрев на улыбающегося Бассона. — А взамен? — Научные разработки, открытия. Но это по мере сил и возможностей, разумеется. — Я верю в Бога, но не знал, что существует рай на земле, да еще и для врачей-вирусологов. Может, и Бог проживает в ЮАР? — Если он есть, то он африканер, — принял шутку Бассон, пытаясь проигнорировать скрытый в ней подтекст обеспокоенности Германа. Тогда Крэйс не стал ходить вокруг да около: — В Швейцарии, откуда я родом, есть поговорка: «Темно, как в корове». Вот у меня сейчас такое ощущение, что вы меня держите в этой самой корове. Слово «взамен» предполагает расплату, а совершение открытий — это не расплата, это для ученого суть профессии. Я же говорю о расплате за такие эксклюзивные условия и такую зарплату. Ведь вы, дорогой месье Бассон, не можете не понимать, чтобы променять должность заместителя директора ведущего института в Париже, спокойную размеренную жизнь на нечто совершенно другое, я должен понимать степень ответственности перед вами и вашим правительством, дабы взвесить pro et contra[26]. Я не люблю, когда меня запихивают в корову. — Вы шутник, месье Крэйс! Люблю ироничных людей. Да, не скрою, некоторые ограничения существуют и вам придется с ними мириться, если вы согласитесь на мое предложение. Я возглавлю создаваемый проект. И сам вынужден принимать условия особой секретности, которой будет окружен проект. Интересы ЮАР превыше всего. Я не только врач-кардиолог, но и военный человек. Для меня это не внове — секретность и дисциплина. А вот вам ограничения могут показаться излишними. Но, начав работать, вы поймете, что это вовсе не так. — Любопытно, — Герман отпил немного вина, — как я с этой вашей секретностью смогу выезжать в другие страны, и вообще смогу ли покинуть ЮАР как только захочу или когда окончится проект? — Надеюсь, вам понравится в ЮАР и не захочется уезжать, однако держать вас прикованным наручниками к микроскопу никто не собирается. Более того, мы заинтересованы, чтобы вы ездили на конгрессы и общались с иностранными коллегами, соблюдая, однако, правило, по сути, одно единственное — не говорить никому ни слова о проекте вообще и в частности о том, чем занимаетесь. Не сомневаюсь, у вас достанет опыта, чтобы найти с коллегами тему для разговора и, так сказать, ввести их в заблуждение по поводу предмета ваших настоящих исследований. — Я могу узнать, чем конкретно буду заниматься? — Месье Крэйс, — опередив официанта, Бассон подлил Герману вина в бокал. — Я вам рассказал и так больше, чем уполномочен. Не сочтите меня нахалом, но детали проекта вы сможете узнать только подписав договор и обязательства по сохранению тайны, в данном случае, государственной тайны. Сами понимаете, если речь идет о работе на правительство, вас не вынудят делать нечто противоестественное. Все в рамках вашей теперешней деятельности — микробиология. Лично я в вирусологии не сказать чтобы профан, однако и не спец. А вот вас мне рекомендовали и в Германии, и в Англии, где я искал новых сотрудников для проекта. Крэйс уже почти не сомневался, что речь идет о создании бактериологического оружия. — Допустим, я подпишу ваш договор, месье Бассон. Пройдет время, и я сочту, что деятельность в вашем проекте мне неприятна, тормозит мое развитие как ученого или еще по каким-либо причинам, возможно, личного характера я захочу покинуть проект. Как нам быть в таком случае? — Справедливый вопрос. В договоре будут прописаны сроки и все возможные форс-мажорные обстоятельства. Договор вам понравится, он развеет ваши сомнения. Поверьте. Никаких кабальных условий, выплаты неустоек в случае вашего отказа от дальнейшего сотрудничества раньше оговоренного срока. Вы только потеряете годовой доход, но заработанное получите без задержек. Отказ от договора не отменяет только одного — соблюдения режима секретности. Вы будете преследоваться по законам ЮАР — страны, с которой подпишите договор, если начнете распространяться о проекте. Я предоставлю вам сейчас договор для изучения, — Вутер достал из кожаной папки, лежащей на краю стола, несколько листков и протянул Герману. — Я проконсультируюсь со своим адвокатом? — Это ваше право, — чуть обиженно заметил Бассон. — Договор составлен по всем правилам. Только просьба сделать это как можно быстрее. Мне не хотелось бы задерживаться в Париже дольше запланированного. Крэйс прикинул, как быстро он сможет получить в Центре разрешение действовать — внедряться в проект, который его крайне заинтересовал, и попросил у Бассона четыре дня. Чуть поморщившись, Вутер все же благожелательно кивнул. — Надеюсь, ожидание принесет мне… вас, — он засмеялся и протянул бокал. — Чин-чин. Давайте насладимся трапезой, раз с деловой частью покончено. Кому-то деловые переговоры отбивают аппетит, у меня же он наоборот разыгрывается. Вот когда вы согласитесь, — Вутер орудовал специальным рыбным ножом, расправляясь с рыбой под розовым соусом, — заметьте, я сказал не «если», а «когда» вы согласитесь, приедете к нам в ЮАР, я вас обязательно угощу браайфлейс. Сам приготовлю в саду на гриле. Это жаркое, — ответил он на вопрос, который изобразил на лице Герман. — Я делаю это лучше, чем разбираюсь в вирусологии, поверьте. — Здешняя кухня вам не по душе? — со смехом поинтересовался Крэйс. — Лягушки, улитки… — Человека, который ел машонза, тшуку или кси-фу-фу-ну-ну вряд ли чем-то удивишь. Машонза — это гусеницы, правда слегка жилистые, но с красным перцем, арахисом и под виски — вполне. Тшуку — жареные термиты, а кси-фу-фу-ну-ну — личинки скарабея, поджаренные чуть-чуть на огне. — Приятного аппетита, — поморщился Герман. — Не самый хороший разговор за таким столом и в таком обществе. Кстати, вы знаете, что Андре Мишлен, выпускавший справочник-гид для туристов сперва присваивал звезды подобным этому ресторанам по принципу — чем больше звезд, тем дороже. — Это и сейчас соответствует истине. Но максимум три звезды присваивается. Но и кухня на высоком уровне. Согласитесь! Герман думал о договоре, перекочевавшем в его портфель. Ему не терпелось прочитать его, сделать копию и переслать ее в Центр с соответствующими комментариями. Впервые за восемнадцать лет работы Крэйса, монотонной, приносившей информацию по крохам, казавшимся Герману не столь значительными, вдруг наметилось нечто, что могло бы стать действительно важным достижением в его разведдеятельности. И он не собирался упускать этот шанс. Тем более, что вместе с этим он мог разузнать хоть что-то о загадочных вспышках над южной Атлантикой. * * * Первое впечатление Крэйса от прибытия в ЮАР была надпись в такси: «Taxi whites». Герман ехал, пялился на табличку и пытался осознать, что она означает. По всему выходило — такси для белых. «Во всяком случае, меня из машины не вышвырнут. Это хоть как-то утешает», — подумал он и покрутил головой, словно его душил воротник. После Герман видел похожие таблички в очень многих общественных местах, даже на скамейках в парке: «Whites only». Только для белых. В Претории, куда прилетел Крэйс, дышалось тяжело, было довольно влажно. Да еще и город находится на высоте в тысячу триста тридцать девять метров над уровнем моря. Выбрался в ЮАР Герман только в январе (улаживал дела в Париже — его коллеги, мягко говоря, недоумевали по поводу внезапного увольнения и переезда в Африку). В Претории установилась жара, около тридцати. Уже здесь Крэйс узнал, что Бассон — бригадный генерал и командует специальным медицинским полком в армии ЮАР, выяснил, что проект еще только в зачаточном состоянии. Но у Вутера планов громадье, и он уже стянул в Преторию многих специалистов по самым разным научным направлениям, но в основном химиков и вирусологов. Разместили всех пока в гостинице. Однако лаборатории строились, и Бассон привлекал Крэйса к закупке оборудования и к решению архитектурных вопросов, где, как и что удобнее будет располагать, вплоть до подсобных помещений, в которых будет проводиться обработка и стерилизация посуды, приготовление питательных сред, лиофилизация (способ мягкой сушки веществ) вирусов. Инкубатор и виварий. Холодильник для хранения вирусов при низких температурах. Герман потребовал, чтобы для удобства дезинфекции стены помещений прокрасили масляной краской и только в некоторых на стены положили кафельную плитку. Окна лабораторий должны были быть направлены на север или северо-запад. Требовалась также приточно-вытяжная вентиляция в помещениях с десятикратным обменом воздуха, душевые для сотрудников, установка кипячения сточных вод при работе с опасными вирусами, централизованная система сжатого воздуха и вакуума. Стерильный бокс, масса посуды — обычной и бактериологической. Когда Крэйс выдал все эти инструкции Вутеру, тот выглядел озадаченным и даже возмущенным. — Вам, ученым, только дай волю. — Но увидев, как Герман хмурится, Бассон пошел на попятную: — Сделаем все, как вы скажете. Как вы говорите, надо оборудовать этот стерильный бокс? — Одно помещение, — сухо пояснил Крэйс. — Из двух боксов, разделенных стеклянной перегородкой. Внутренний бокс — шесть на восемь с низким потолком. Дверь должна открываться в большее помещение. — О, господи! Какие сложности, — но увидев укоряющий взгляд Германа, он поднял руки. — Сдаюсь! Знаю, что все это нужно, просто я уже закошмарился со всеми этими хлопотами. А я, вообще-то, оперирующий кардиохирург. В процессе организации работы они сдружились, называли друг друга по имени и часто Бассон приглашал Крэйса к себе домой, угощая, как и обещал, браайфлейс и пивом. Разговаривали на самые разные темы и, Вутер, не скованный рамками приличий, беседуя со своим, теперь уже другом, Германом, допускал вольности в речи, что было сопоставимо с русским матом. Ему понравилось, что Крэйс довольно быстро освоил африкаанс и старался говорить с ним на этом языке. Бассон живо интересовался самыми разными проблемами и науками, но сводил свои обширные познания в той или иной области к расовому вопросу. Причем делал это так ловко, что собеседник не всегда успевал подготовиться к такому повороту событий и мог быть разоблачен в полном неприятии расизма в целом и апартхейда, в частности. Герман боролся с расслабляющим действием алкоголя, с убаюкивающей обстановкой в просторном цветущем саду Вутера, где все цвело, пахло одуряюще, где копошились насекомые и ночные животные под черным африканским звездным небом. Боролся и старался реагировать так, чтобы не вызвать ни малейших подозрений Бассона в своей симпатии к неграм. Иногда он с ужасом ловил себя на мысли, что идеи новоявленного друга не так уж ему противны. Как приятно чувствовать себя исключительным, пусть и за счет других. Сложно получить это преимущество своим честным трудом — получением знаний, зарабатыванием денег. Куда проще просто родиться белым. Вутер настойчиво вызывал его на спор, ему хотелось, чтобы с ним не соглашались, а дискутировали. Но это была бы для Германа слишком рискованная игра. Одно неосторожное слово, чуть больше горячности при отстаивании своей точки зрения и ловушка захлопнется. Крэйс, конечно, утрировал в своих предположениях, что Бассон готовит ему ловушку, однако осмотрительность он считал за благо в своей второй профессии, да и в первой тоже. После таких бесед с кардиохирургом, Герман как-то предпринял поездку в одну из локаций Претории — Мойплатс, расположенную на западе столицы. Хижины и лачуги, слепленные из подручного материала, ящиков из-под макарон, крупы и даже патронов. Это можно было понять по размытым дождями чернильным штампам и этикеткам на стенах. Белых внутрь пускали в сопровождении управляющего локацией — белого южноафриканца. Асфальтовая дорога заканчивалась строго по границам резервации. Дальше — рытвины, пыль, грязь непролазная после дождя. От общественных уборных исходит одуряющая вонь. А совсем неподалеку, водоразборная колонка. В хижинах нет ничего, кроме стен, лежанок, столов и табуреток. Чернокожие глядят настороженно на пришельца. У Германа возникла неприятная ассоциация. Несколько лет назад он был в лепрозории. Тамошние пациенты смотрели на врачей примерно так же, как сейчас жители локации на белых, ожидая от них только неприятности. Ожидая обреченно, с отчетливым пониманием, что они в их полной власти. Тут же находилась маленькая школа и больница. В больнице работали и белые. Чтобы черным можно было выходить из резервации, требовалось особое письменное разрешение. А чтобы его получить, чернокожему необходимо было изложить детально цель своего посещения города. Как правило, в город они выбирались в поисках работы. А кроме как в качестве рабочей силы, белые не хотели видеть их на улицах южноафриканских городов.