Потом он не мог толком вспомнить, как все произошло, настолько быстро развивались события. Четверо мужчин приблизились, пожилая женщина что-то сказала им, возмущенные крики Таназар, влажные злые смуглые лица, совсем недоброжелательный белозубый оскал. Вдруг девушка вскакивает на свою лошадь и ударяет небольшой плеткой по крупу Джема. Они срываются в галоп, Александр слышит только стук собственного сердца и в унисон ему топот копыт преследователей. Впереди — край сползшего на глаза джеллаба, густая пыль, силуэт Таназар и копыта ее каурой кобылы. Хотелось завопить от собственной глупости и неосмотрительности. Но некогда было предаваться самобичеванию, а приходилось внимательно следить за девушкой, чтобы не сбиться с дороги и не слететь в пропасть. О том, чтобы отстреливаться, Александр и не помышлял. В него не стреляли, пока только молча преследовали. Он не хотел никого убивать. Впрочем, не питал иллюзий по поводу мирного разрешения конфликта. Еще в селении он видел у этих ребят винтовки и не сомневался, что они владеют оружием умело. Просто сдержанные кабилы не хотят переводить патроны попусту и ждут, когда мишень перестанет дрыгаться в седле и либо выдохнется и остановится, либо конь запнется. В какой-то момент остановились все разом, будто кони так решили, а не всадники. Это было как раз неподалеку от того места, где Александр встретился с Таназар — он слышал отдаленное журчание и почувствовал, как хочет пить. Люди спешились. Александр и девушка очутились в центре круга. Пахло лошадиным потом. Кони беспокойно переглядывались, пытались приблизиться к Джему, чтобы его обнюхать, толкались мокрыми крупами, теснили людей. Вдруг Таназар выхватила нож и стала носиться по кругу, пытаясь ткнуть кого-нибудь из мужчин. Один из них засмеялся ее тщетным попыткам. Девушка выглядела безумной, но именно в этот момент Александр почувствовал, что такую больше нигде и никогда не встретит. Что бы не происходило в его жизни, он будет вспоминать этот ее сумасшедший «танец» по кругу из людей, мужчин ее семьи, блеск лезвия кинжала в ее тонких, но крепких пальцах, тихий звон украшений на ее одежде, и не сможет быть ни с какой другой женщиной… — Друзья, — он поднял руки в примиряющем жесте. — Я не собирался похищать Таназар, так вышло. Но если она выйдет за меня замуж — это же не будет противоречить вашим правилам. — Ты не араб? — спросил один из них, постарше, из-под джеллаба выбивались седые волосы. — Похож на француза, говоришь по-арабски. — Он может и по-французски, — встряла Таназар, остановившись и глядя на Александра преданно. — Не лезь! — осадил ее мужчина. — Всегда была дикаркой, — извиняющимся тоном произнес он. — Вообще, она хорошая хозяйка, умеет ходить за скотиной, обучена нашим ремеслам, она оканчивает во французскую школу. Наши женщины получают образование. — Он помолчал оценивающе рассматривая Александра и его дорогого арабского скакуна. — Ты даешь мне слово, что она не вернется через несколько дней опозоренная? — Мы поженимся, — твердо сказал Александр. — Только надо подготовиться к свадьбе. — Ты же не мусульманин, — вмешался парень, похожий на Таназар глазами. — Я христианин, православный. Но у вас не возбраняется, если жена принимает веру мужа. — Надеюсь, это не повод, чтобы не платить калым? — Нет, конечно, — Александр потер шею, подумав, захочет ли отец платить этот самый калым. Сам Александр вряд ли осилит со своими скудными сбережениями выкуп за невесту. Но это еще полбеды. А вот как отец отнесется к самой невесте, взявшейся из ниоткуда, как из арабской сказки? — Только я заберу Таназар с собой. Завтра же привезу калым. — Так не принято, — вяло сопротивлялся седой, как видно ее отец. Мужчины перекинулись парой слов на кабильском и согласились. — В залог оставишь своего скакуна, — один из братьев Таназар уже по-хозяйски хлопал Джема по холке. — Если не приедешь, будем считать его платой за нее. А вы доберетесь на ее кобыле, она — крепкая лошаденка, вынесет двоих. Александр хотел было возразить, что конь не принадлежит ему и к тому же слишком дорого стоит. На Джема можно выкупить с десяток таких как Таназар. Но, увидев ее умоляющий взгляд, скрепя сердце, сдержался. Они забрались на кобылу. Возмущенный Джем заржал, но его похлопали по холке, угостили чем-то, и он затих. Какое-то время ехали молча. Затем Александр спросил: — О чем они говорили, когда решали отпускать тебя или нет? — Брат сказал: «Эту чокнутую никто замуж не возьмет». А отец добавил: «Тогда заберем у него коня», — искренне ответила Таназар. — Так ты говоришь по-французски? — уточнил он, догадываясь, что весь его романтический и местами пошловатый лепет у реки, она прекрасно поняла, раз училась во французской школе. Девушка сидела на лошади позади него, обхватив Александра за талию, и вместо ответа кивнул, боднув его колким от украшений лбом. * * * В свадебном платье из сплошных кружев Таназар выглядела словно составленная из отцветших одуванчиков, которые Александр видел в России около усадьбы. Казалось, от легкого порыва ветра они разлетятся, только облако будет колыхаться еще какое-то время в небе. Но это было обманчивое впечатление. Ее так просто не сдуешь. Коренастая, крепкая, «хозяйственная», как охарактеризовал Таназар ее собственный отец. Когда ступила в дом Кедровых, она робела первые полчаса, пока Иван Аркадьевич бушевал в кабинете, ругая Александра на чем свет стоит. Поскольку ссорились они по-русски, она ни слова не поняла, металась около двери в кабинет, думая ни прийти ли на помощь Александру и не выцарапать ли глаза обидчику. Но когда крик за дверью стих, она пошла на кухню, где возилась с готовкой Валида и начала ей помогать. Ревностно относящаяся к своим обязанностям мать Рафы прогнала непрошенную помощницу. Тогда Таназар раздобыла в кладовке ведро и тряпку и принялась мыть пол, чем насмешила Лёлю и до слез тронула Антонину. В итоге женская половина семьи встала на сторону влюбленных. Они договорились о венчании, нашли хорошего портного и заказали для Таназар необыкновенной красоты свадебное платье, с шлейфом и фатой. Женщины воплотили в этом платье мечты о своих несостоявшихся свадьбах. У Лёли ее попросту не было, а то скороспелое венчание в повседневной одежде, что состоялось у Анастасии и Ивана в осажденном Севастополе и свадьбой-то язык не поворачивался назвать. Иван Аркадьевич категорически запретил Александру ехать обратно к берберам, решив заплатить за арабского скакуна своему другу. А вдобавок отдать ему каурую кобылу, принадлежащую Таназар, тем более лошадь негде было держать в городе. — Паршивая замена, — возмущался он, — Флоранс не переживет потерю такого жеребца. О чем ты думал? О чем ты вообще думаешь? Такие мальчишеские поступки. И когда? Когда только начинаешь жизнь, карьеру. Я уж не говорю о других вещах, — он многозначительно посмотрел на сына. — Ты теперь должен беречь себя, не только ради нас с матерью и Лёли, но и ради высоких целей. А если бы они тебя убили? — Отец, они всего-навсего позарились на породистого жеребца, а заодно решили сбагрить замуж за дурака-иностранца строптивую девчонку. Никакой опасности для меня не было. Тем более я вооружен. Александр лукавил. Испугался во время погони он сильно. — Не смеши меня. Берберы стреляют куда как лучше тебя. И не спорь! Флоранс — владелец конюшни, узнав о приключениях Александра, рассмеялся, попросил пригласить на свадьбу, а жеребца считать свадебным подарком. Кобылу он взял на попечение в свои конюшни. …Рафа на венчание не попал. Он как раз уезжал в Тунис по служебным делам — Дахак уже тогда работал, в порту. Из обиды, что не попал на торжество и из-за ревности он не признавал законность свадьбы друга. Официально, по настоянию отца, брак регистрировать не стали. Ограничились венчанием, что Таназар вполне устраивало. Главное — красиво и торжественно. Она все равно мало что понимала в русских обрядах — и когда ее крестили, дав имя Татьяна, и когда венчали. Только когда батюшка надел им обручальные кольца и Александр поцеловал ее, Таназар вдруг заплакала, прикрыв лицо фатой. И непонятно было то ли от радости, то ли от испуга, то ли от того и другого вместе. Отпуск истаял. Таназар Александр оставил у родителей, до выяснения мнения Центра на счет ее пребывания вместе с ним в Париже. Кедров планировал сообщить в Центр о Таназар и свадьбе по приезду во Францию, оттягивая это и опасаясь, что там не одобрят его столь скоропалительный поступок. Действительно не одобрили и порекомендовали ее держать подальше от дел и от себя. Таназар жила долгое время у Кедровых в Бизерте, пока Александр не переехал в ЮАР и не перевез ее в Йоханнесбург, где она обитала все равно отдельно от него и никто в его ближайшем окружении там не знал о ее существовании. Приезжая к ней он предпринимал самые серьезные меры маскировки и все свои умения, чтобы уйти от вероятной слежки. Глава одиннадцатая Осень 1979 года Чудесный вечер в предместье Парижа. Дамы в вечерних платьях, мужчины в смокингах, официанты в черно-белом разносят на подносах шампанское в высоких бокалах, умело маневрируя между танцующими парами. В центре круглого зала танцевали. По краям у колонн и за ними, где стояли диванчики и столики с закусками, толпились в основном мужчины. Конгресс врачей-микробиологов уже завершился. И как и было намечено, Пастеровский институт организовал банкет. Завтра врачи со всего мира должны разъехаться по своим странам, а научные работники института вернутся к ежедневной рутине. Для Германа Крэйса эти две недели конгресса были горячей порой. И дело не в том, что он, как представитель принимающей стороны — руководитель одной из крупных лабораторий института и заместитель директора организовывал выступления участников конгресса перед студентами и коллегами, устраивал круглые столы, а в плотном общении с этими учеными и налаживании личных доверительных отношений, при которых в неформальной обстановке, за рюмкой виски удавалось узнать гораздо больше, чем если бы он прокрался в их секретные и не очень секретные лаборатории. Сборище пингвинов, как он про себя назвал банкет, обещало новую пищу для размышлений. Небольшое количество женщин-ученых, пусть и не красавиц, но умниц, и большое количество выпивки способствовало развязыванию языков даже у самых стойких. Герман еле поспевал от одной группы ученых к другой, пытаясь уловить, в какое русло направляется не слишком трезвая беседа, и зачастую подталкивая коллег к обсуждению той или иной темы. Особенно его интересовали врачи из Африки. Месяц назад там произошел «ничейный» ядерный взрыв, который не смогли отнести ни к одной из африканских стран. Вспышки зафиксировал американский разведывательный спутник в южной Атлантике, в районе Принс-Эдуард. В это же время там были замечены военные израильские корабли. Изначально подозрение даже пало на Индию. Однако, учитывая большие залежи урановых руд в ЮАР и то, что Израиль покупал у Южно-Африканской Республики уран для своей атомной электростанции в городе Димона (эта электростанция дает электроэнергию на весь юг Израиля), а также присутствие во время испытаний именно израильских военных кораблей, сместило прицел с Индии на ЮАР. «На ловца и зверь бежит», — подумал Герман, когда к нему подошел доктор Вутер Бассон. Бледнокожий, с редкими волосами, явно редеющими на макушке, невзрачный и малосимпатичный, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, около тридцати. Герман был старше него на десять лет и обладал несравненно большим авторитетом в микробиологическом сообществе. — Месье Крэйс, позвольте выразить свое восхищение вашим вчерашним докладом. Я даже конспектировал некоторые тезисы вашего выступления, — начал он льстиво. — Вижу, вы совсем замотались с организацией конгресса. Но сегодня финальный аккорд, вся наша пингвинья стая мигрирует подальше отсюда. — Он обвел рукой зал. — А вы вздохнете спокойно. Германа позабавило то, что Бассон подобрал такое же сравнение для коллег в смокингах, что и он несколько минут назад. — Да, месье Бассон. Но все же хлопоты приятные. Не каждый день удается так тесно, визави, пообщаться с коллегами. Обмен опытом — вещь полезная. — Конечно, если обмениваешься с более опытными, вот как вы, например. Тогда это имеет смысл. Но, к сожалению, на конгрессе присутствовало много посредственностей, которые пытаются выведать что-то для своих исследований и не более того. — Что ж, это издержки, — улыбнулся Герман. — Талантливым людям необходимо учиться терпению. Бассон взял бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. Потоптался, обдумывая что-то и наконец решился: — Месье Крэйс, я планировал остаться в Париже еще на пару дней и, если вы не сочтете это за нахальство молодого ученого, хотел бы пригласить вас в ресторан. У меня есть к вам небольшое, но, надеюсь, интересное для вас дело. Мне не хотелось бы обсуждать это второпях и в суете. — Пожалуй, — не слишком уверенно произнес Герман. — Завтра? Во сколько? — Часиков в семь. Вечером я пришлю за вами машину, чтобы вы не тратили свое драгоценное время, и обратно к дому вас довезут. Куда подать машину? — К институту будет удобнее, — не стал ломаться Крэйс. Он не слишком хотел ужинать с этим прощелыгой Бассоном. Но все же тот его заинтриговал. На следующий день он прислал за Германом к институту такси-люкс — лимузин с шофером, костюм которого выглядел дороже, чем костюм на Крэйсе. Доставил он его к ресторану, имеющему три мишленовские звезды. Это еще больше заинтриговало и напрягло Германа. Значит от него что-то хотят. «Так обычно покупают женщин», — он нервно хмыкнул, некстати подумав, что по настоянию Центра он считается старым холостяком. Утешало одно, что Бассон, в общем-то, не похож на извращенца и, почувствовав нежелательный поворот беседы, Герман в состоянии заплатить за ужин самостоятельно даже в таком дорогом ресторане. Бассон ожидал его внутри, в изысканном зале, небольшом, уютном на два десятка столиков. Чтобы попасть в такой ресторан не просто приходится бронировать столик, а делать надо это за много дней до мероприятия. Вутер очевидно имел и деньги, и связи. Официанты (а каждый столик обслуживало по нескольку человек) как будто знали Бассона. Во всяком случае, так показалось Герману. — Месье Крэйс, я рад, что вы пришли, — он вскочил и горячо пожал руку гостю. — Присаживайтесь. Я взял на себя смелость сделать заказ. Кое-какие закуски, а горячее выберете на свое усмотрение. Вино? — Он сделал знак официанту, увидев, что Крэйс кивнул. — Вино на мое усмотрение. Тут у них отменная винотека. Люблю наши южноафриканские сорта. Они у нас появились еще во времена голландской Ост-Индской компании. Первую виноградную лозу посадил еще в 1645 году Ян ван Рибек из «Компани Гарден». Люблю настойчивых, таких как ван Рибек и другие, кто поднял нашу страну из дикости до нынешних высот. Когда всё и все расставлены по своим местам. Каждый занимает то положение, которое заслужил и по рождению, и по своим талантам.