Дэнвера это уже не вернет. — Чем прим Брайс занимался до того, как вы расстались? Может, упоминал какие-либо имена? Что-то необычное… Имена? Нет. Я даже не знала полное имя его любовницы. Был только Волчий ринг, но рассказывать полиции о том, что я знала про подпольные бои, в которых участвовал Дэн, вряд ли разумно. Это вызовет кучу вопросов, и уже не таких вежливых. — Нет. Я уже говорила, что мы виделись с ним мы очень давно. Сержанты вновь играют в гляделки, а мне нестерпимо хочется прекратить этот допрос. Потому что у меня ночью умер муж. Потому что я едва держусь, и у меня нет ни сил, ни желания отвечать на их вопросы. — Вы уверены? — Да, абсолютно, — киваю. — Позвоните нам, если вдруг что-то вспомните, — произносит стандартную фразу сержант Лабрю, вручая мне треугольник визитки. — И еще раз примите наши соболезнования. Моя помощница влетает в магазин сразу же, как только полицейские уходят. Наверняка ждала на крыльце. — Вот, — она вручает мне кружку с кофе, — пей, пока не остыл. Я была настолько оглушена произошедшем, что послушно сделала глоток и тут же закашлялась, потому что горло обожгло огнем. — Рэбел, что это?! — Кофейный виски. — Кофе с виски? — Нет. Кофе с виски — это когда добавляешь в кофе пару ложек горячительного. А кофейный виски, когда в подогретый алкоголь добавляешь немного кофе. У помощницы настолько серьезный вид, что я начинаю смеяться. Не так, как обычно. Смех вырывается из меня резко, с надрывом, обжигает все внутри не слабее кофейного виски. Перед глазами встает мутная пелена, и вот я уже чувствую, как Рэбел прижимает меня к своей большой груди. — Поплачь-поплачь, Чарли. От слез всегда легче. Не легче, я это знаю. Поэтому мотаю головой, задавив в зародыше выглядывающую наружу истерику. Я сильная. Я не могу позволить себе слезы. Я не могу позволить себе слабость. Особенно сейчас. — Я должна… Должна рассказать об этом родителям. Рэбел, ты справишься одна до вечера? Помощница упрямо сжимает губы, но все-таки соглашается: — Конечно, Чарли. Я закрою магазин. — Нет. Только до вечера Рэбел. Я вернусь и сама его закрою. — Но… — Всё в порядке! — говорю я уверенно. По крайне мере мне хочется, чтобы мой голос так звучал. — Мне хватит этого. — Хорошо, — кивает помощница. — Хотя бы захвати с собой кофе. Не уверена, что смогу его осилить, но не взять — значит огорчить Рэбел. Так что забираю кружку, выхожу из магазин и пересекаю узкую улицу, которую с недавних пор власти сделали пешеходной. Мои родители живут в доме напротив. В том самом доме, в котором располагается «У Барри». Я прохожу мимо кафе, автоматически отмечая столик, за которым сидела с мужем. С каждым мгновением все больше осознавая, что Дэнвера больше нет. Я никогда больше его не увижу. Да, мы расстались, но… Но я не могу не думать о том, что между нами было. Когда-то. Когда мы были совсем другими… Юными, влюбленными, когда стояли друг за друга горой. Поэтому, когда мама открывает дверь и меняется в лице, когда с ее губ срывается: «Что случилось, доченька?..» — я шагаю вперед и утыкаюсь лицом ей в плечо. ГЛАВА 2 К счастью, мама всегда была понятливой. Я еще слова не сказала, а она уже крикнула отцу: — Гувер, иди в гостиную и захвати с собой тот успокаивающий сбор. Мама провела меня под руку и усадила на оранжевый диван. Аккурат на мое место. Сейчас я живу в другом районе, более новом, с развитой инфраструктурой, в доме с парковкой, но это — квартира моего детства. Мне все здесь знакомо и дорого: начиная от потертой диванной обивки до белоснежных вязаных занавесок, что достались от бабушки. Я поставила кофейный виски на журнальный столик, и мама тут же сжала теплой ладонью мои заледеневшие пальцы. Она у меня очень красивая, возраст ее не портит, но любит поворчать. У нее волосы цвета шоколада и ярко-голубые глаза, а я пошла в папу: светловолосая, с зелеными глазами. Разве что очков не ношу, и взгляд у меня жесткий. Дэн так говорил. — Что-то с магазином, Чарли? — поинтересовался отец, появляясь в гостиной с подносом, на котором чайник и чашки. Приходится рассказать им, что я теперь вдова, и с каждым словом мне становится легче, совсем чуть-чуть, но это уменьшает тяжесть, опустившуюся на мои плечи. Правда, решила умолчать про предположение полицейских. Ни к чему родным знать про врагов Дэнвера и про то, что это может быть вовсе не несчастный случай. Не уверена, что мне самой было нужно это знание. Родители слушали молча и внимательно, даже когда я закончила, долго молчали, пока мама первой не нарушила тишину: — А я говорила, что он плохо кончит. — Иви! — сурово посмотрел на нее отец. Волнуется, раз повысил голос. Папа у меня мягкий и любую ссору может свести на нет. Но настоять на своем тоже может всегда. Хотя мама до сих пор не простила себе, что позволила отцу выбрать имя ребенку. Папа очень хотел сына, хотел назвать его в честь своего деда — Чарльзом. Только родилась я и спутала ему все карты. По словам бабушки, родители еще пару лет после моего рождения спорили насчет этого, но я так и осталась Чарли. Хотя мама с детства называла меня исключительно полным именем — Шарлин. — Что — Иви? — нахмурилась мама. — Дочка, не стоит он твоих переживаний. Отец метнул на нее убийственный взгляд: — Чарли, это ужасная смерть, но… Дэнвер давно не имеет к тебе никакого отношения. Он всегда был сам по себе, даже когда вы были вместе. Он… был другим. — Вервольфом, — сухо напомнила я. Не только родители Дэна были против нашего брака. Мои тоже не выразили особой радости, хотя и не отказались от меня и даже пытались если не полюбить, то хотя бы принять моего мужа. — Дело не в том, что он был вервольфом, Шарлин. Просто себя он любил больше, чем тебя. Мамино признание — неожиданное. Я всегда яростно отстаивала свой брак, а сейчас больше нечего отстаивать. Потому что мамины слова созвучны с моими мыслями. — Мне все равно кажется, что это я виновата. — Это не так, Чарли. — Отец налил крепкий чай и пододвинул ко мне чашку. — Владыка душ сам решает, когда подарить жизнь, а когда забрать. — Но может быть, если бы я была рядом, ничего этого не случилось бы. Мама крепче сжимает мою руку: — Шарлин, Дэнвер сам сделал свой выбор, когда ушел. И я искренне благодарна Владыке, что, когда он забрал его душу, тебя в той машине не было. Мы еще немного сидим в гостиной, потом родители убегают по своим делам (я настаиваю). Мама подтягивает дочку своей подруги по легорийскому, у папы — встреча шахматного клуба, а я, не морщась, опрокидываю в себя всю кружку остывшего кофейного виски, поднимаюсь в свою комнату и долго лежу на кровати, свернувшись клубком. Очнуться мне помогает телефонный звонок: сначала вздрагиваю, потом вижу, что звонит один из постоянных покупателей. За окном уже стемнело, а это значит, что пора возвращаться в реальный мир и на работу. Я не крашусь, поэтому быстро умываюсь и стягиваю спутанные волосы в хвост. На улице ливень. Несмотря на то что я очень быстро добегаю до магазина, умудряюсь изрядно промокнуть. Правда, в самом магазине тепло и многолюдно. Многолюдно для букинистической лавки конечно же. Две девчушки рассматривают полку со старыми учебниками, прим Томпсон пришел за отложенной книгой. — Привет, червь! — говорит при моем появлении серебристый попугай. — Червь?! Роджер, откуда ты такое слово узнал? Передо мной тут же появляется восьмилетний мальчуган, младший сын Рэбел, который строго смотрит на птицу.