— Ни разу не кончить за всю ночь. В чем подвох? Хотя его даже искать не нужно! Я возбуждаюсь от звериной сути вервольфов, а Доминик — вервольф. Пусть я не получила удовольствия в прошлый раз, но, когда он ласкал меня в лимузине, была близка к тому, чтобы кончить. Это заранее проигрышная сделка. Точнее, Доминик уверен в этом. А я? Готова сдаться ему без боя? Ведь если выиграю, сорву большой куш. Если проиграю… На этот раз лучше сразу все обсудить! — Если я не соглашусь? — Я складываю руки на груди, хоть немного прячась от его взгляда, но смотрю на него прямо. — Тогда я все равно буду трахать тебя до тех пор, пока ты наконец не признаешь, что меня хочешь. — Или пока не разберешься с лжеальфой, — напоминаю я. — Это случится раньше. Сегодняшней ночью. Какой быстрый! — Допустим, я соглашаюсь, но выигрываешь ты. Как это отразится на гарантиях предыдущей сделки? — Наш прежний договор останется в силе, и мы оба начнем получать удовольствие от происходящего. И слишком самоуверенный! Я прикрыла глаза, размышляя. Да, я возбуждаюсь от близости с вервольфами. До того как Дэнвер изменил мне, я любила секс. Но Доминик меня пугает, подавляет своей силой, а его деспотические замашки бесят до зубовного скрежета. И этот взгляд, которым он будто заклеймил меня. Последние дни так вымотали мне все нервы, истощили морально и физически, что единственное, чего мне хотелось, — это в душ и свернуться клубком на постели. Какое тут будет либидо? Не факт, что я вообще смогу возбудиться! — Как ты поймешь, что я кончила или нет? — По запаху, Шарлин. Уверен, аромат твоего экстаза еще более восхитительный. У тебя не получится меня обмануть. Ну конечно! Кажется, вервольфы все фетишисты на запахи. — Я думала, что у нас честная сделка. — Так и есть. — Не совсем. Доминик сдвигает брови и прищуривается. — Справедливым будет, — продолжаю я, — если твое условие будет распространяться на нас двоих. Проиграет тот, кто кончит первым. Как тебе такое условие, вервольф? Откажешься или рискнешь? Ты даже не скрываешь, что хочешь меня. — Я согласен, — кивает он после секундного раздумья, и теперь моя очередь вскинуть брови. А этот… волк еще и улыбается, напрочь опровергая собственные слова о надоевших играх. — А ты? Не в моих правилах так просто сдаваться, тем более в теле уже проснулся адреналин, побуждающий действовать. Сейчас я не загнанный в западню зверь и все решаю сама. — Я тоже согласна. Но для начала хочу принять душ. И придумать план, как соблазнить Доминика и при этом не соблазниться самой. — У меня есть идея получше, — говорит он, протягивая мне раскрытую ладонь, и я понимаю, что наша сегодняшняя битва уже началась. — Сам оближешь меня с головы до ног? — Заманчиво. — Вервольф делает вид, что задумывается над моим предложением. — Может, позже. Я вкладываю свою руку в его и иду за ним через всю комнату. За дверью из темного дерева оказывается ванная, и она поистине роскошна: панорамное окно, черная мозаика на полу и стенах, широкая прозрачная душевая кабина и невероятных размеров ванна, больше напоминающая миниатюрный бассейн. Пол под ногами теплый, и я только сейчас осознаю, что замерзла и дрожу от холода. А может, от усталости. Доминик открывает краны, и они мощными струями начинают закачивать воду в ванну. Обычно я предпочитаю душ, это быстрее, и не нужно ждать, но сегодня совсем не против полежать в теплой воде. — Не боишься, что я могу уснуть? — спрашиваю я. — Я не позволю тебе уснуть. В подтверждение своих слов Доминик начинает раздеваться. Скидывает обувь, стягивает пиджак и галстук, пуговица за пуговицей избавляется от темно-серой рубашки. Я даже не думаю отворачиваться. Во-первых, я сама стою перед ним в чем мать родила. Во-вторых, мне интересно: я ведь впервые увижу его обнаженным. В прошлый раз альфа так и не разделся целиком, но сейчас исправлял это упущение. Чего у Доминика не отнять, так это того, что он красив. Даже по меркам вервольфов, его тело будто вырисовано до мельчайших деталей рукой дотошного художника. Крепкое, подтянутое, с океанским загаром. Он весь будто золотой и больше напоминает льва, чем волка. Какой он, когда обращается? — Любуешься? — спросил он, раздевшись догола. — Интересно увидеть тебя в звериной ипостаси. — Не испугаешься? — Тебя же не испугалась. — Если хорошо попросишь, Шарлин, я позволю тебе покататься на себе. Это даже звучит пошло. Поэтому я демонстративно прохожу мимо него к раковине и мою руки, но через отражение все равно продолжаю наблюдать за Домиником. Он поворачивается ко мне спиной, чтобы проверить воду, замечаю белую, рваную полосу шрама вдоль позвоночника, и хмурюсь. У вервольфов потрясающая регенерация, а значит, рана, от которой остался подобный след, была страшной. Впрочем, когда он ловит мой взгляд в отражении, я делаю вид, что сосредоточена на том, чтобы избавиться от земли под ногтями. Кто бы мог подумать, что это непросто. Непросто наблюдать за ним. Я понимала, что могу спросить о шраме напрямик, но получу ли ответ? Или мне скажут, что это не мое дело, как было с его невестой? Додумать я не успеваю, потому что мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы почувствовать, что Доминик подошел и теперь стоит за моей спиной. Может, я тоже реагирую на запах вервольфов? Как еще объяснить эту странность? — Ты бы мог двигаться более шумно? — Шумно? Я встречаю в отражении его взгляд: потемневший, жадный, жаркий. Он действительно стоит близко, так что можно податься назад и коснуться спиной его груди, что я и делаю. Прогибаюсь в пояснице, касаясь ягодицами его паха, и усмехаюсь, когда до меня доносится его сдавленное рычание. В противовес моим действиям голос звучит ровно. — Да, шагать, чтобы было слышно. — Ты просишь меня? — Предлагаю. Иначе на эту ночь ты получишь дрожащую и заикающуюся от страха любовницу. Доминик резко подается вперед, и я оказываюсь прижатой к раковине. Раковина холодная, а грудь вервольфа обжигающе горячая, и этот контраст выбивает воздух из моей груди. Приходится упереться руками о столешницу из черного мрамора, чтобы не упасть лицом вниз. Впрочем, он перехватывает пальцами мой подбородок и заставляет смотреть на себя. На нас. И в этом есть нечто глубоко порочное. Потому что я не могу двигаться, а он не двигается тоже. — Ты дрожишь вовсе не от страха, Шарлин. И даже не от холода. — От усталости? Он приподнимает бровь. — Что я говорил про ложь? Я отвечаю, глядя ему в глаза: — Хочешь от меня признаний, придется постараться. — Когда рассветет, ты признаешь, что я прав, — обещает он, согревая дыханием кожу за ухом. А потом резко отстраняется, но тут же подхватывает меня на руки и несет в ванну. После прохлады воздуха вода в первое мгновение обжигает, но потом окутывает меня своим теплом. И это почти экстаз, не имеющий ничего общего с мужчиной рядом. Не будь здесь Доминика, я бы положила голову на бортик и просто дремала. Может, и не только дремала. Но он здесь. И мне нужно быть начеку. Понимаю, что своим условием скорее усложнила себе задачу, чем сделала ее проще. Ведь в первой версии достаточно было просто заснуть. Но теперь слова назад не заберешь, и придется сделать все, чтобы он получил удовольствие раньше меня. Поэтому, я как бы невзначай провожу пальцами по своей груди, а потом опускаюсь поглубже и широко раздвигаю ноги, закидывая одну на бортик. Насколько эротично выгляжу, я могу прочитать в сверкнувших золотом глазах Доминика. Вот только он пока и наполовину так не возбужден, каким я его запомнила. Вода в ванне идет в мою сторону волной и едва не выплескивается через край, когда вервольф опускается в нее с другой стороны. Наши ноги соприкасаются, посылая точно такую же волну мурашек по моей коже. — Решила отдаться мне без боя? — интересуется этот волк. — Не дождешься! — Тогда наслаждайся ванной. И Доминик просто расслабленно откидывается на борт ванны и прикрывает глаза. А у меня даже рот приоткрывается от такого. Потому что он не шевелится, и, судя по тому, как размеренно вздымается его грудь и разглаживается складка между бровей, он расслаблен и не собирается на меня набрасываться.