— Что значит — наслаждайся? — переспрашиваю я, выждав минут пять. — То и значит, Шарлин. Теплая вода забирает усталость и напряжение, а еще повышает чувствительность. Не знаю, какую чувствительность она повышала, но я не собиралась ждать, пока он сделает первый ход, и убрав ногу с бортика, сама скользнула к нему и оказалась полулежащей на вервольфе. — Ты же не против? — поинтересовалась в распахнутые волчьи глаза. Судя по тому, что я знаю, самая возбуждающая часть меня для Доминика — это мой запах, значит, нужно быть к нему как можно ближе. — Нет, — говорит он. — Действуй, Шарлин. Интересно посмотреть, что ты задумала. — Даже здесь не можешь отказаться от приказов? — Я — альфа, — усмехается он. — Это стиль жизни. Я обхватила ногами его бедра и обвила руками шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке. У Доминика они были густыми и достаточно жесткими. Но короче, чем носил Дэнвер. — Ты не всегда был альфой. — Нет, не всегда. Никто не рождается альфой. Я поерзала, не без удовольствия отмечая, что мои действия все-таки сработали: член Доминика уперся в мой живот. Все оказалось даже проще, чем казалось. Окрыленная своим успехом, я медленно провела подушечками пальцев по его щеке, по губам и подбородку, слегка колючему в конце дня. Ладонями скользнула по плечам и по рельефной груди, почти добралась туда, где в самом интимном смысле соприкасались наши тела. Но мои руки перехватили, разводя в стороны. Адреналин током пробежал по моим венам, запуская бешеный стук сердца, когда Доминик завел мои руки за спину и качнулся вперед так, что вдавил меня в себя. Слишком раскрытая, распластанная на нем, я не могла пошевелиться, пока вервольф мне этого не позволит. — Уверена, что хочешь так быстро проиграть? — Нет, — покачала я головой. — Уверена, что хочу быстро выиграть. Так что? Расскажешь мне, как стал альфой? — Просишь? — Если тебя это возбуждает, я могу даже начать умолять. — Умолять будешь позже. Ну конечно! Доминик целует меня прежде, чем я успеваю ответить что-то не менее колкое. Хотя это больше напоминает нападение: он набрасывается на меня, подавляя, сжимая, посасывая и покусывая губы. И я отвечаю на этот поцелуй, отвечаю так же, прикусив нижнюю губу и услышав утробное рычание вервольфа. Нет, это не поцелуй — это борьба, которая заканчивается ничьей, когда мы одновременно отстраняемся, но чувствуем сбившееся дыхание на губах друг друга. — Я победил своего дядю, предыдущего главу стаи. — Дядю? Это вообще честно? Он наверняка пожилой. Мое замешательство вызвало у Доминика смех. — Если бы ты с ним познакомилась, то не стала бы так говорить. Вервольфы живут долго и отличаются выносливостью. — А еще у них сильные инстинкты, — говорю я, приникая к его груди и подставляя шею под его губы. — Например, инстинкт размножения. — Этот самый сильный, — рычит вервольф, проводя языком от ключицы и вдоль яремной вены. И это простое движение вспыхивает во мне искрой. Я не знаю, что он сделал и почему именно от этого, но по всему телу разливается жаркая волна. Она прокатывается вдоль позвоночника, сосредотачиваясь внизу живота, расцветая там огненным цветком возбуждения. Да такая, что одновременно с ней меня накрывает паника. Такая, что я дергаюсь в его объятиях, и когда вервольф меня отпускает, то отстраняюсь, возвращаясь на свою сторону. Мне точно нужна передышка. Чтобы подумать. Чтобы успокоиться. Чтобы схлынул этот бесов адреналин, который продолжает держать мой организм в тонусе и готовым к спариванию! Естественно, вервольф все понимает. — Кажется, мы оба заложники своих инстинктов, Шарлин, — говорит он, прищурившись. — Так, может, сразу сдадимся? — А ты сдаешься в своих битвах? Доминик не отвечает, прикрывает глаза и делает вид, что этого раунда не было. Ну и хорошо! Ну и ладно. Я решаю последовать его примеру и тоже откидываюсь на бортик, стараясь отследить собственные ощущения. Несмотря на усталость, все внутри продолжает гореть и мелко подрагивать. И это точно не от холода. Что бы он там ни говорил про ложь, я не обманываюсь. Стоит признать, что меня заводит наша битва. Заводят вервольфы. Вода действительно расслабляет, и, несмотря на чужое присутствие рядом, мое сознание почти уплывает. Ключевое слово — почти. Из дремоты в реальность меня выбрасывает прикосновение пальцев к ногам. Доминик переместился ближе и поглаживает мои стопы и щиколотки. Это больше напоминает массаж, чем ласку, по крайней мере пока он не скользит выше. Оглаживая колени, по внутренней части бедер, до входа в мое тело. Я распахиваю глаза и, наверное, выгляжу точно так же, как он совсем недавно. Но, прежде чем успеваю что-то сказать, он подхватывает меня под ягодицы и тянет наверх. Так резко, что от ныряния под воду меня спасает только то, что я успеваю натурально пискнуть и намертво вцепиться в бортики. Может, напомнить ему про любовницу-заику? Но все мысли выветриваются из моей головы, когда он раздвигает складки и надавливает на клитор. Меня подбрасывает еще выше, настолько острое это чувство. — Твой запах сводит меня с ума, — шепчет Доминик. — Но запах твоего возбуждения — это просто что-то нереальное. Пальцы сменяет язык, и я задыхаюсь от этого прикосновения. Легкого и в то же время бьющего по моим нервным окончаниям. От ощущения мужчины между своих бедер. От закручивающейся внутри меня тугой пружины. Едва уловимые касания Доминик чередует с хлесткими ударами языком, и я сильнее прогибаюсь в пояснице, чувствуя, что, несмотря на усталость, несмотря на всю ситуацию, в которую я попала, действительно возбуждаюсь. По телу разливается нега и желание. Желание ощутить его внутри. Желание нырнуть в этот сладкий экстаз. Желание, чтобы он меня трахнул. Меня так сильно накрывает этим желанием, что я отпускаю руки, и мы оба соскальзываем в ванну и оказываемся под водой. Я успеваю вынырнуть первой, а вот перелезть через бортик и выбраться из ванны не успеваю, потому что злой и отплевывающийся после ныряния Доминик настигает меня раньше. Он прижимает меня к краю, надавливая на затылок, и я оказываюсь с задранной кверху задницей. — Шар-р-р-лин, — в его голосе слышится почти звериное рычание, от которого желание убежать от него пересиливает все предыдущие мои желания, — ты сделала это специально. — Пусти. Просто руки ослабли. — Неисправима, — добавляет он, звонко шлепнув меня по ягодице, от чего я вскрикиваю. — Но я согласен с твоим предложением, так даже удобнее. Чтоб ему в аду так удобно было! Доминик без подготовки вводит в меня сразу два пальца. Я дергаюсь, пытаясь уйти от нового движения, но куда там уйдешь: на этот раз он полностью контролирует ситуацию. Он трахает меня пальцами, растягивая, а я вишу практически головой вниз. И самое ужасное, что бесово возбуждение никуда не уходит, наоборот, только усиливается, особенно когда вервольф меняет угол и начинает входить в меня быстрее. Это так остро. Ярко. Чувственно. Что я почти готова сдаться. Почти-почти. Потому что все тело подрагивает от этой пытки, ноющие соски трутся о поверхность ванны, а щеку я, кажется, закусила до крови. Потому что стоит только немного расслабиться, сжать его сильнее, позволить себе стонать, попросить трахать меня резче, сильнее, и не пальцами! Но тогда я проиграю. Готова ли я? И я почти готова броситься в этот омут с головой, но Доминик снова решает за нас двоих: резко отстраняется и подхватывает обессиленную меня на руки. — Вода остыла. Продолжим в спальне. Я настолько потрясена, что даже не сопротивляюсь. Просто забываю об этом, пока не оказываюсь на постели на темно-красном покрывале. Доминик просто укладывает меня поперек кровати, а сам стоит рядом. Воздух в комнате гораздо прохладнее, чем в ванной, но мне не холодно, даже несмотря на влажные после ванны волосы. Наоборот, мое тело горит, будто в лихорадке. Приподнявшись на локтях, я встречаю взгляд вервольфа. Такой жадный. Такой глубокий. — Ты словно раздумываешь, с какой части тела начать меня есть, — говорю я. Кажется, я все-таки простыла, потому что как еще объяснить, что у меня настолько хриплый, срывающийся голос? — Так и есть, — сверкает взглядом Доминик, перехватывает мою стопу и проводит по ней языком, будто действительно собирается это сделать. Откусить кусочек. Я вздрагиваю от необычной ласки, а вот осознание, насколько подобное заводит, ошеломляет, и хочется отодвинуться как можно дальше. Кто бы мне еще позволил отодвинуться! Стоит попробовать так сделать, как вторая стопа тоже оказывается в его ладони, а выпрямленные ноги — разведенными в стороны. Если можно быть еще более раскрытой перед Домиником, то сейчас это так. — Почему ты остановился? — интересуюсь я. — В ванной. Мы оба знаем, что ты поддался. И меня это донельзя злит! Насколько вообще можно злиться во время секса. — Опять забываешь правила, Шарлин. Здесь все решаю я. Где. Когда. И как. — Не всё зависит от тебя! — Всё.