Каждый раз при чтении таких сообщений в меня закрадывался ужас, знакомый мне по нескольким месяцам таких же вежливых отмашек от Сибби. Я цепляюсь за наши звонки между этими сообщениями: один был вчера, после моей репетиции, а второй сегодня в 7:05, точно через пять минут после моего будильника. Во время звонков он оба раза извинялся за то, что ему приходится так много работать. Сказал, что скучает. Спросил, готова ли я к презентации, нервничаю ли, сделала ли я растяжку. Уклонился от ответа на вопрос, как он. – Занят, – ответил он. – Устал. Вчера вечером, когда я последний раз повторяла презентацию у себя дома, в домофон позвонили, и у меня сердце перехватило в радостной надежде. Но оказалось, это всего лишь доставка – двенадцать желтых роз и карточка с незнакомым почерком. «Мэг, – начинали каракули сотрудника цветочного магазина. – Ты готова. Завтра мы отпразднуем твое выступление вместе. Я обещаю. – Рид». Но это обещание меня не убедило. Мы ведь даже до предыдущего не дошли. Я выкинула карточку, оставив цветы. «Все нормально, – убеждаю я себя, впиваясь пальцами в бедра. – Ты готова. Ты этого хочешь. Не отвлекайся. Не дай себе впасть в ступор». Я концентрируюсь на дыхании, считаю выдохи. Ненадолго прикрываю глаза, пытаясь по совету Сесилии представить себя в конференц-зале, уверенно выступая с проектом. – Мэг? – зовет женский голос, не дав мне полностью уйти в эту визуализацию. Темноволосая девушка, пришедшая сопроводить меня в зал, представилась Ивонной – моим первым контактом из «Счастье сбывается». Вживую это яркая и энергичная девушка, под стать своему голосу по телефону. На ней летний сарафан с ярко-розовыми цветами и каблуки, добавляющие двенадцать сантиметров к ее миниатюрному росту. Она так рада нашей встрече, что это прибавляет мне уверенности, визуализация больше не нужна. Обстановка в конференц-зале тоже очень дружелюбная. Мне не хватает естественного освещения магазинчика, моих друзей и красивой, успокаивающей канцелярии вокруг, но команда встречает меня очень приветливо и, пока я располагаюсь, положительно отзывается о моей работе в соцсетях. Спустя пару минут оригинальные наброски уже на столе, каждый под листом черной матовой бумаги, которые члены команды будут открывать по ходу презентации на экране. Сканы хороши, но не сравнятся с набросками на бумаге. Я начинаю. Делаю все точно так же, как на вчерашней репетиции: представляю себя и свой вдохновленный прогулками по городу проект. Сначала рассказываю о навеянном винтажной тематикой оформлении, где заголовки напоминают старые вывески, краски приглушенные, с эффектом потертости, которого пришлось добиваться целую вечность. Затем деревья – мои милые, восхитительные деревья, – ветви и листья раскинулись по страницам, украшенным мелким простым шрифтом с засечками, который не отвлекает от орнамента. И наконец, мое любимое оформление, сделанное примерно за последние две недели, когда из-за занятости Рида я начала скучать по нашим прохладным весенним прогулкам. Каждый месяц – это скрытый намек на определенный район, по которому мы гуляли, а шрифты на разворотах отсылают к архитектуре или характеру тех мест. Тонкие линии, как маршруты поездов или улицы, ведут от одной страницы к следующей. Если знаешь НьюЙорк, ты это заметишь или не заметишь. Но каждая страница особенная, и, переворачивая, создается ощущение, будто ты в совершенно другом месте. Путешествуешь, но все же остаешься в пределах одного большого пространства. Когда я выступала перед Сесилией, Лашель и Ларк, в их лицах смешались гордость и восхищение, охи и ахи сопровождали каждый слайд и открывание наброска. Сесилия даже, утерев слезы в конце, призналась, что гордится тем, как я выросла, как усовершенствовала свое искусство. Конечно, команда «Счастье сбывается» должна быть более критичной, но я довольно быстро замечаю, как меняется настроение в зале: опущенные головы, нахмуренные брови. Я смотрю на экран – неужели с проектором что-то не так, или наброски неправильно отображаются, или что-то сломалось? Однако все выглядит, как я и хотела. Здесь точно что-то не так. – Эти рисунки необычны тем, – приступаю я к финальной части презентации, – что они не только про цвет, время года или какой-то праздник. Они взаимосвязаны, гендерно нейтральны и… – Мисс Макворт, – обращается ко мне мужчина из угла стола. Я нервно сглатываю, цепляясь за пульт от проектора, как будто за нить жизни. – Да? – Это красиво, и вы очень талантливы. Но, думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что ваши сегодняшние работы удивили нас, учитывая то, что представлено у вас на сайте и в социальных сетях. – Билл, – вмешивается Ивонна предостерегающе. Затем смотрит на меня и улыбается, как бы подбадривая, но с каким-то снисхождением. – Продолжайте, Мэг, – говорит она, будто все остальные присутствующие – формальность или щедрость. «Она же столько сделала», – будто подразумевает она. Я смотрю на них, и на секунду ко мне возвращается старый рефлекс замять, сгладить ситуацию. Продолжать речь, будто я и не заметила никакой напряженности в воздухе. Но я буду бороться за свой проект. Я поворачиваю голову в сторону проектора, несколько секунд изображая раздумья, будто Билл только что открыл мне великую тайну моей собственной работы. – Очень верно подмечено, Билл. Это очень не похоже на то, что я обычно делаю в планерах. Возможно, вы имеете в виду, что меня больше знают за… характерный озорной стиль? Он согласно кивает, как и некоторые его коллеги. – Я бы совершенно точно могла создать для вас подобное оформление, и оно отлично вписалось бы в стиль ваших коллекций. Но, на мой взгляд, если вы вкладываетесь в сотрудничество с художниками, их коллекции должны отличаться от того, что вы обычно делаете. Когда Ивонна предложила мне участие в этом проекте, я изучила ваш ассортимент: это красиво, это функционально. А еще этим заполнены сотни аккаунтов в соцсетях: профессиональных и любительских. Для меня же самым необычным в этом предложении была… – я прерываюсь, посмеиваясь над самой собой, то есть когда я преодолела свой творческий ступор, – возможность создать что-то новое. Доступное каждому, но в то же время выделяющее меня из всех остальных. Поскольку коллекции носят имена создателей, мне показалось, я выбрала верное направление. Закончив, я перевожу дыхание, а Билл, кажется, не слишком впечатлен моим ответом. Ивонна что-то записывает, но не знаю, хороший ли это знак. Другие пересматривают наброски, и мне остается лишь надеяться, что они увидят их по-другому. Мне задают несколько типичных по большей части вопросов, хлопают. Ивонна встает, благодарит меня, пожимая руку, и говорит, насколько рада, что я пришла, что я очень талантлива. Однако не говорит, что свяжется со мной. Лишь выйдя оттуда, я чувствую, как сердце ухнуло, потому что все прошло далеко не хорошо. Им нужны были цветы и феи, надписи кистями и брашпенами в стиле «Цвети на своей клумбе». Еще недавно, во время нелепой встречи с Эйвери, я была так уверена в себе и в том, что стою на пороге чего-то нового, так горда тем, что смогла создать нечто новое, так довольна своими набросками. Но теперь я чувствую себя как в тот момент, когда наконец посмотрела на Рида и увидела выражение на его лице. Отчасти досада, отчасти дурное предчувствие. Как будто я все не так поняла, я ошиблась. «Счастье сбывается» не нужны были мое новаторство и креативность. Они просто хотели того, что уже есть, а я оплошала. Я иду по лобби отеля с поднятым подбородком, отказываясь плакать, хотя сейчас очень-очень хочется: проблема оплаты за аренду квартиры вдруг стала как нельзя насущной. Надо найти клиентов, и как можно скорее. И, возможно, взять несколько смен в магазине. Будет здорово, если Ларк захочет вернуться к росписи стен, хотя, боже упаси, настаивать я не буду. Я забегаю в уборную, чтобы перед поездкой домой переодеться из каблуков, и замечаю, как руки у меня трясутся от адреналина. Теперь можно нарушить данное себе обещание, ведь презентация уже позади. Я тянусь за телефоном. Включаю экран и вижу кучу уведомлений. Три голосовых и больше двенадцати простых сообщений. Все от Рида. Который знает, чем я занята днем. Который бы ни за что не вмешивался. Я пугаюсь за него. И, читая, понимаю, что причина есть. ♥ ♥ ♥ НьюЙорк любит скандалы. Мошенничество с ценными бумагами «Костер Кэпитал» – один из них, и притом очень громкий. Все началось этим утром. Если быть точнее, в 9:36, а газеты зачем-то хотят быть точнее, хотя бы в этом. Именно тогда ФБР вместе с членами комиссии по деловой этике города Нью-Йорка вошли в здание, где Рид проработал последние шесть лет. В течение двух часов они конфисковали все компьютеры в занимающем три этажа офисе. А также собрали в коробки все до листочка бумаги из кабинета самого Алистера Костера и его ассистента. Они сделали снимки, повесили объявление на стеклянные двери офиса. Во время всего этого мистеру Костеру – преуспевающему бизнесмену и щедрому филантропу – разрешалось ждать в конференц-зале с двумя агентами ФБР, которые следили, чтобы он не связался с кем-то из своих сотрудников. А потом его вывели на улицу в наручниках через те двери, у которых я стояла всего пару дней назад. Само собой, не первый раз кто-то с деньгами с Манхэттена взялся за мошенничество. Я даже уверена, что не первый раз за этот год. Но в истории Костеров найдется много интересного, даже для тех, кто ничего не смыслит в цифрах, кто не понимает сложную финансовую схему, благодаря которой они десять лет обманывали инвесторов и набивали свои карманы их деньгами. Нет, скандал Костеров интересен даже тем, кто не знает, что такое фьючерсы, никогда не слышал о голубых фишках и чей опыт в финансах ограничен ведением собственного бюджета… И все из-за Рида Сазерленда. Его имя везде, не только у меня в телефоне. «Мэг, – сказал он в голосовом сообщении. – Пожалуйста, позвони мне». «Мэг, – начиналось второе, уже более тихим и напряженным голосом. – Произошло кое-что непредвиденное. Если можешь, позвони мне до того, как прочтешь сегодняшние новости». Третье обошлось даже без моего имени. Рид говорил быстро и почти отчаянно. «Некоторое время у меня, наверное, не будет доступа к телефону, – сказал он, будто судьба уже настигла его и кто-то протянул руку, чтобы забрать устройство. – Я все тебе объясню, обещаю. – Уже третье обещание. – Я все объясню». Его сообщения были не менее отчаянными, но более расплывчатыми: только мольбы поговорить со мной, беспокойство, что я прочту новости, предупреждение, что какое-то время я не смогу с ним связаться. Поскольку я и правда не могу с ним связаться – руки трясутся при каждой попытке звонка, – приходится искать ответы в других местах, где обозначено его имя. В первых появившихся статьях, которые я пропустила этим утром, Рид Сазерленд мало чем отличается от трутня с принципами, сотрудника Костеров, который заметил нечто подозрительное и тихо об этом доложил. В тех новостях имя Рида маленькое, его легко не заметить, если вовлечен в историю. Написано крошечными, непримечательными латинскими шрифтами, в длинных колонках, забитых подробностями хитрого плана Костера. Имя Рида Сазерленда легко забыть, если не знать его, если сердце не стучит в шоке и недоумении за себя, в тревоге и страхе за него. Но чем дальше, тем крупнее становились буквы его имени. Виден момент, когда прессе стало известно, что Рид был не только работником в фирме Костеров. Один подзаголовок вынес это жирным и строгим шрифтом: Информатор Сазерленд почти женился на дочери Костеров. И потом имя Рида уже мелькало везде, как неотъемлемая часть скандала, полуфабрикат медиамашины, куда более пригожий для кликабельности, чем непонятные цифры. Когда-то вундеркинд, держащийся в стороне от коллег, большинство которых считало его суровым, бездушным и асоциальным. Потрясающий, быстро поднявшийся аналитик, который был помолвлен со светской львицей, дочерью Алистера Костера одиннадцать месяцев (что всех удивило, кое-кто из сотрудников даже делал ставки на продолжительность этой помолвки), но незадолго до свадьбы союз мирно и дружно распался. Герой со стальными нервами, который полгода работал на властей, ничем не выдав себя на постоянной работе. Я трачу непомерные деньги, просматривая статьи. Частично, чтобы читать их целиком, не превышая лимит бесплатных статей в месяц на крупных новостных сайтах. Но куда больше я отдала за душную поездку в прокуренном такси до Бруклина, потому что ни на секунду не хотела лишиться интернет-сигнала в метро. Я сижу на заднем сиденье, потея в духоте и панике, едва ли замечая раздраженные гудки, пока машина ползет через Манхэттен. Я даже не поняла, как мы вырвались из этой пробки и наконец пересекли мост. То и дело отрываюсь от статей, чтобы отправить Риду сообщение, хотя знаю, что он уже не может их прочесть. Ты в порядке? Рид, пожалуйста, позвони мне, Это какой-то ужас. Когда такси останавливается у моего дома, в телефоне уже очень мало заряда, а идеальный наряд для презентации весь взмок и помялся. Я уже не думаю о набросках, которые достаю из такси, уже забыла, как расстроилась от ответа «Счастье сбывается». Уверена, все это скоро вернется, но сейчас голова идет кругом от всего, что Рид скрывал от меня, и о том, что нам еще предстоит обсудить. Но больше всего меня волнует, что ему приходится пережить, в каком отчаянии и напряжении он, должно быть, находится. И не только сегодня. Все время, что мы знакомы. Я вваливаюсь в квартиру, бросаю все свои вещи. Никогда не была так благодарна, что живу одна. Я вихрем передвигаюсь по квартире, в облегчении, что не надо никому ничего объяснять, потому что сейчас я бы и не смогла, по крайней мере без каких-то сведений от Рида. Переодеваюсь в футболку и джинсы, собираю распушившиеся от влаги волосы в довольно неряшливый пучок. Кидаю вещи в рюкзак: кажется, ничего не остается, кроме как поехать к Риду с моим комплектом ключей и ждать его там. Да, они забрали его телефон, но ведь ему можно вернуться домой? Он ведь ничего плохого не сделал. Телефон звонит в сумке, я кляну ее за непомерные объемы, стараясь выудить его оттуда. Это должен быть он, убеждаю я себя, силясь почувствовать облегчение, которого и следа нет. Это не он. – Привет, Сесилия, – говорю я сипло. Надо выпить воды перед выходом, кажется, у меня обезвоживание. – Я правда собиралась позвонить, – начинаю я, потому что собиралась. Сказала, что позвоню, как только выйду из отеля. Они обе с Лашель сегодня работают и, наверное, ждали моего звонка. – Мэг, ты в порядке? – спрашивает она непривычно встревоженным, но нетерпеливым голосом. Я непонимающе хмурю брови. Я не в порядке, но почему она звучит так, будто уже это знает? Неужели у нее есть связи в «Счастье сбывается»? Кто-то рассказал ей, что все прошло не очень? – Эм… ну, прошло не очень, мне так кажется, и я потом все расскажу, но сейчас мне…